Ремесло древней Руси

Наиболее поздней вещью с изображением таких драконов и пальметки является браслет Тверского клада XII–XIII вв. Характер пальметки не имеет ничего общего со скандинавским орнаментом и указывает на юго-восток, на иранские области.

По сторонам драконов симметрично расположены два орла, а под ногами у правого орла затерялись в завитках орнамента две маленькие собаки, стоящие особняком и не вплетенные в общее тератологическое кружево. Вправо от разделительной пальметки двух первых чудовищ помещены волк и петух.

Последнее изображение, не имеющее себе аналогий ни в иранских, ни в других восточных древностях, отражает какие-то местные русские орнаментальные мотивы. Известно, какое место занимает петух в русском народном творчестве, фольклоре и мифологии. То же самое можно сказать и о волке. Центральное место в орнаментике оправы отведено композиции из двух человеческих фигур и орла [603] . Эта композиция приходится как раз на противоположном от разделительной пальметки конце оправы; она обращена к лицу пьющего из кубка и таким образом является центральной и основной.

603

Во всех многочисленных изданиях турьего рога совершенно не обращалось внимания на закономерность расположения и симметричность фигур. Поэтому некоторые композиционно-единые группы оказывались разрезанными по живому при развертывании рисунка на плоскости.

Внимание исследователей давно привлекали две маленькие фигурки людей, затерявшиеся среди огромных чудовищ, цветов и трав, покрывающих поле серебряной оправы; их считали то охотниками, то детьми, заблудившимися в лесу. Самоквасов называет левую фигуру мальчиком, а правую девочкой. Обе фигуры обращены вправо, в сторону орла, склонившего голову.

Левая фигура изображает человека в какой-то малопонятной одежде, вроде длинной рубахи, босого, без шапки. Его левая рука протянута вперед и как бы что-то ловит; в правой руке — большой лук сложной системы и с ясно обозначенным способом прикрепления тетивы. Около охотника, за его спиной, в воздухе две целых стрелы и одна разломленная пополам. Одна стрела ромбовидная, другая — двурогий «срезень», предназначенный для стрельбы по птицам; оба типа стрел хорошо известны по русским древностям X в. и найдены в той же Черной Могиле.

Правая фигура — в длинных штанах, с колчаном у пояса, держит лук в левой руке; правая рука у него согнута таким образом, как будто охотник только что спустил тетиву. Эта фигура отличается разделкой волос и длинными косами, спускающимися от правого виска к бедру. Можно даже разглядеть нечто вроде двух височных колец в том месте, где прическа переходит в косу.

Орел изображен непропорционально большим; голова его склонена вправо, крылья распростерты. Держит ли он что-либо в когтях сказать трудно, так как нижняя часть изображения обломана. При общем взгляде на всю композиционную группу из двух охотников и орла создается следующее впечатление: охотники стреляют в хищную птицу, но ни в птице, ни около нее стрел нет; стрелы как бы возвращаются обратно к охотникам и изображены за их спинами, летящими в беспорядке, оперением вперед и частично поломанными. Протянутая рука левого охотника может быть ловит эти возвращающиеся стрелы. Все это напоминает сюжет русской сказки о царевне-лебеди, о юноше, убивающем хищную птицу и освобождающем девушку от чар. Мотив возвращающихся стрел, отскакивающих от колдуна-орла, также хорошо известен русскому фольклору. Очень близкой фольклорной параллелью является былина об Иване Годиновиче, где действуют мужчина, женщина, птица и заколдованные стрелы. Место действия — Чернигов.

Разобрав содержание композиции, обращаюсь к тем восточным вещам, которые натолкнули черниговского мастера на подобное изображение. В 1937 г. К.В. Тревер было опубликовано найденное в Приуралье блюдо постсасанидского стиля, датируемое IX в. [604] В центре вычеканено крупное изображение орла с распростертыми крыльями. В когтях орел держит женщину, подносящую ему вазу с фруктами.

Ниже изображены две маленькие фигурки полуголых босых людей без шапок: левый изображен стреляющим в орла из лука, правый — с топором на плече. В отличие от турьего рога с его постепенно повествовательной композицией, вызванной цилиндрической формой оправы, здесь вся композиция подчинена круговой форме блюда. С поправкой на различие в форме, мы должны признать чрезвычайно большую близость между двумя группами изображений. И там и здесь видную роль играет большой орел с распростертыми крыльями и с головой, склоненной на бок, и там и здесь две маленьких фигурки охотников с луком, стреляющих в орла. В черниговской группе отсутствует женщина, но детали ее убранства перенесены русским мастером на одну из стреляющих фигурок: коса, убранная наверху двумя височными кольцами, полностью соответствует прическе женщины на иранском блюде. Голова женщины повернута вправо и на виске у нее видны круглые височные кольца, ниже которых спускается коса.

604

К.В. Тревер. Новые сасанидские блюда Эрмитажа, М.-Л., 1937, табл. III.

Сходство обеих групп увеличивается наличием на иранском блюде двух маленьких собак, затерянных среди растительных орнаментальных завитков на внешнем круге блюда. Среди большого количества клейм с цветами и птицами там имеются только два клейма с собаками, обращенными мордами в разные стороны. Такие же две собачки, оторванные от центральной композиции и так же поставленные мордами врозь, имеются и среди орнаментальных завитков черниговского рога.

Из сказанного вытекает один вывод: черниговский ювелир X в., несомненно, держал в руках и внимательно разглядывал иранское блюдо, до мелочей сходное с экземпляром IX в., найденным в Приуралье близ Чердыни в 1936 г. Но русский златокузнец не копировал привозное изделие и не подражал ему — он черпал из него отдельные образы и из них сплетал свой узор, со своим, совершенно новым смыслом.

Если, по толкованию К.В. Тревер, на блюде изображен сюжет из ирано-индийской мифологии (близнецы Ашвины или стрелок Кршани, стреляющих в орла и Иштарь), то на черниговском роге мы видим совершенно самостоятельный сюжет, лишь навеянный рисунком (но не содержанием) композиции на иранском блюде.

Русский мастер изъял женщину из когтей орла и перенес ее атрибуты на второго близнеца, благодаря чему получилась совершенно иная пара фигур с другим значением. Не два близнеца, а юноша и девушка оказались у черниговского чеканщика противниками орла; сохранена была только внешняя двойственность фигур. Орел получил у него магическую силу — стрелы, направленные в него, возвращались обратно. Если идти по пути сближения с русскими сказочными сюжетами, то следует отметить момент переодевания: мужская фигура в длинной женской рубахе, а фигура с косой и кольцами — в штанах. Следует вспомнить, что встреча юноши с лебедью и хищной птицей часто бывает сопряжена с купаньем героя в озере или реке. Изображения на турьем роге очень близки по сюжету к былине об Иване Годиновиче, действие которой связано с Черниговом.

Итак, перед глазами черниговского ювелира эпохи Игоря или Святослава было серебряное блюдо иранской работы, направившее его мысль на изображение какой-то сказки, в которой есть и орел, и переодетый юноша, и девушка с височными кольцами (известными нам по курганам), и возвращающиеся, стрелы. Возможно, что волк и петух, эти обязательные персонажи русских сказок, тоже как-то связаны с основными сюжетом, помещенным мастером на самой видной лицевой стороне турьего рога, предназначенного для Княжеских пиров.

Для истории русского художественного ремесла эта чеканная работа имеет очень большое значение, так как, во-первых, она указывает на творческую переработку восточных художественных течений, а во-вторых, свидетельствует о раннем и оригинальном развитии русского варианта общеевропейского тератологического стиля. Фундаментом этой русской тератологии были зооморфные плетения на фибулах Среднего Приднепровья VII–VIII вв., обогащенные разнообразными узорами сасанидского Ирана, принесенными в русские земли как на ювелирных изделиях, так и на многочисленных тканях.

В дальнейшем этот тератологический стиль завоевывает важное место в истории русского орнаментального искусства, проникая и на страницы богослужебных книг и на белокаменные стены церквей.

Второй турий рог из Черной Могилы, обработанный чеканкой и гравировкой, совершенно иного характера (рис. 70). Его серебряная оковка сплошь покрыта растительным орнаментом из массивных гирлянд сочных веток и листьев.

Рис. 70. Серебряная оправа турьего рога, украшенная гравировкой и позолотой («Черная Могила»).

Как уже указывалась выше (см. Оружейное дело) орнамент второго рога полностью совпадает с орнаментом рукояти меча, найденного близ Золотых Ворот Киева.

Этот орнамент находит себе аналогии в орнаментике ювелирных изделий из могил X в. в Чехии и Моравии [605] . Чешские ученые усматривают в этом влияние Киевской Руси на Богемию.

Плоско-рельефная чеканка, ранним представителем которой является разобранный выше турий рог из Черной Могилы, господствовала среди орнаментальных приемов X — первой половины XI в. Около середины XI в. она отчасти вытесняется новой, усовершенствованной техникой штампования или тиснения серебра на специальных матрицах, развившейся позднее в излюбленный технический прием — «басменное тиснение» (многократное применение одного штампа в одном и том же орнаменте). Чеканка сохраняется лишь при выделке уникальных заказных вещей, вроде чары Владимира Давыдовича Черниговского. Но при этом мастера-чеканщики не удовлетворяются пуансонной или плоской чеканкой, а работают третьим способом — способом рельефной, выпуклой чеканки, носившим в древней Руси название «обронного дела».

605

Cvervinka. Slovane na Morave, Brno, 1930; I. Schranil. Nekolik prispevku k poznani kulturnich proud v zemich ceskich v X–XI st. «Niederluv Sbornik», Praha, 1925.