Ремейк Нового года
Шрифт:
29 декабря, 13.15.
(Через десять минут после события)
«Вау-вау-вау!!!» — доносился оглушительный звук сирен. Две милицейские машины, «десятка» и «Крайслер», неслись друг за другом по старой тихой Остоженке по направлению к Садовому, разгоняя чинный поток автомобилей и привлекая внимание прохожих. Автомобили шли на пределе, но впереди них, против движения, с гибельной скоростью, ловко, в последнюю секунду уворачиваясь от встречных машин, летел «Марк IV».
Вот он проскочил на красный на пересечении с Еропкинским переулком — сворачивающий
На спуске с моста в лоб ему едва не впилился новенький «Ниссан» — убегающий «Марк» чудом увильнул от него, а потом по широкой дуге, бешено сигналя и подрезая попутный поток, стал смещаться в крайний правый ряд. По такой же траектории пошел следом и милицейский «Крайслер». Он чиркнул бортом о новенькую «БМВ», отлетел, выровнялся, не остановился, задел встречный «Гольф», но все-таки каким-то чудом вырулил к подножию моста.
А «Марк» в это время резко, с помощью разворота (задымились покрышки!), свернул направо под «кирпич» и понесся, отчаянно сигналя, по односторонней улочке к Садовому кольцу. Милиционеры вырулили туда же, но это был их последний успех. «Газель», несущаяся навстречу, врубилась в «Крайслер», раздался глухой удар, а потом скрежет рвущегося металла и звон разбитого стекла.
Москва, проезд Шокальского.
30 декабря, 7.40.
(Спустя 20 часов 35 минут после события)
…Раздался глухой удар, скрежет рвущегося металла, звон разбитого стекла — и Лия в ужасе дернулась и проснулась.
Она лежала в незнакомой постели, заботливо укутанная, вся в поту. Место рядом с ней оказалось пустым. Из кухни доносилось завывание кофемолки. И тут она вспомнила все вчерашние сутки. Утро, день и вечер были ужасными, а вот то, что происходило дальше, в квартире ее спасителя… И квартира, и ее хозяин оказались совсем неплохи. Вася был заботливым, нежным и в то же время каким-то… несгибаемым, что ли.
Лия выскользнула из-под одеяла, накинула на себя его рубашку — в качестве халатика она пришлась ей как раз впору. В коридоре первым делом глянула на себя в зеркало: все в порядке. Никакой косметики, а румянец шикарный, и глаза горят, и волосы спутаны с небрежной элегантностью. Да и Васина рубашка ей идет.
Лия думала незаметно прокрасться в ванную, но Василий выглянул из кухни, радостно проорал:
— О, проснулась! С добрым утром! Иди кофе пить!
Он тоже выглядел что надо: красивый, рослый, мускулистый. Мышцы так и перекатываются под фартучком на голое тело. И глаза у него тоже сверкают.
Нет, здоровый секс еще никому в этой жизни не вредил.
Плюс сваренный Васей кофе пахнул очень соблазнительно.
На кухне Лию ждала яичница с ветчиной, и толстый ломоть хлеба с маслом, и свежевыжатый апельсиновый сок. И даже тарелка геркулесовой каши.
— Ой, Васечка, какой ты хозяйственный, сколько всего наготовил! Но я в жизни столько не съем…
— Тебе
надо восстанавливать силы, — безапелляционно отрезал Вася. — Так что лопай!Запахи съестного щекотали ноздри, уютно лопотал телевизор со своим утренним «брекфест-шоу», а ела она последний раз сутки назад. И Лия уселась за стол и принялась, как Вася изящно выразился, именно лопать. Наворачивать и яичницу, и хлеб с маслом, и сок, и кофе.
— Ой, как вкусно все! — протянула она, утолив первый голод. И лукаво спросила: — Ты, наверно, поваром работаешь?
— Нет, но для хороших людей готовить люблю.
— Значит, тогда ты каратист.
— Нет, на фирме служу. Импорт-экспорт, то-се. А ты?
— А что — я? — строго посмотрела она на него. — Какая разница, где я работаю?
— Да никакой, — смешался он, — просто интересуюсь, идешь ты сегодня на работу или нет.
— Захочу — пойду, захочу — не пойду. Я человек свободной профессии.
— То есть? — слегка напрягся Василий.
— Ты, может, будешь смеяться, но я модельер.
— Да? — удивился Васечка. — Это что, мода теперь у модельеров такая: пистолеты в сумочках таскать?
— Это не мода, — поморщилась она. — Это долгая история.
— Расскажешь?
— Не сейчас.
— А когда?
Лия не ответила, глянула на экран телевизора — и окаменела. Кадры, которые демонстрировал проклятый «ящик», были странно знакомы. Двор, трехэтажные дома, распростертое на земле недвижимое тело…
— Звук!! — отчаянно закричала она.
— Чего? — оторвался Васечка от кофе.
Она, не дожидаясь, пока он сообразит, бросилась делать звук громче.
— …вчера, — зарокотал телевизор, — во дворе дома номер пятнадцать по улице Первого Мая произошло убийство.
Камера зафиксировала лежащего на асфальте вчерашнего кожаного насильника. Затем — как труп в мешке заталкивают на носилках в машину. Стоят любопытствующие соседки.
— Я услышала у нас во дворе выстрел, — говорила в камеру женщина в пальто, наброшенном поверх халата, — потом еще один, выглянула из окна, а он уже лежит на земле. И второй рядом с ним. А двое каких-то со двора побежали.
— Двое? — уточнил за кадром корреспондент.
— Да, двое их было. Одна из них — женщина.
— Женщина?
— Да. Скорее девушка. Я ее, кажется, узнала. Она живет в нашем доме.
План на экране сменился, и по двору заходили в свете фонарей, фонариков и фар люди в гражданском и милицейском.
Голос за кадром бесстрастно прокомментировал:
— По документам убитый является старшим лейтенантом милиции, оперуполномоченным восемьдесят первого отделения Аркадием Гуртовым…
— О господи, — протянул, разинув рот, Васечка.
Москва, Остоженка.
29 декабря, 13.05.
(Событие)
Воровато оглянувшись, в мощную деревянную дверь особняка проскальзывают трое: первым идет «Де Ниро», следом — двое тех культуристов, что были вчера на совещании в особняке в Люберцах.
Дверь за ними закрывается.
Долгую минуту ничего не происходит. Воробьи нервно тусуются на дереве. Лениво летят снежинки. Тянется поток машин. Из магазина напротив выходит мужчина в трениках, пальто и тапочках на босу ногу. В руках он тащит бутылку водки.