Реми

— Шлюха! — кричат они. — Сука!

Используя спину, как щит, получаю яйцом по трапециевидным мышцам, поднимая ее на руки. Поворачиваюсь лицом к этим чертовым лунатикам.

— Только из-за этой женщины я все еще дерусь! — ору на них, чувствуя гнев и их предательство.

Внезапная тишина обрушивается на толпу, и я еще не закончил — ублюдки!

— В следующий раз на ринге я одержу чертову победу ради нее, и я хочу, чтобы все вы, кто сегодня обидел ее, принесли по красной розе и сказали, что это от меня! — требую я.

Они осознают это в течение секунды.

Они осознают это...

И они начинают кричать, хлопать, когда я отношу ее назад внутрь.

Дыша через нос, я пытаюсь успокоиться, когда Брук начинает смеяться в моих руках. Ее глаза сияют в неверии, когда она поднимает на меня взгляд.

Я хмурюсь в замешательстве и нажимаю на кнопку вызова лифта десять раз подряд.

— А говорят, что фанаты Джастина Бибера ненормальные, — говорит она, восстанавливая дыхание.

Мой голос хриплый и грубый, когда я счищаю скорлупу с плеча:

— Я приношу извинения от их имени. Сегодня они меня огорчили.

Она прекращает смеяться, сцепляет руки у меня на затылке и смотрит на меня, пока я несу ее в лифт. Какая-то пара решила не присоединяться к нам, и не вошла в лифт.

— Ну, так вы заходите? — спросил я у них, прижимая ее ближе к себе.

Они оба сделали шаг назад и ответили:

— Нет.

Таким образом, мы одни поднимаемся наверх, и Брук прижимает кончик своего красивого маленького носа к моей шее.

— Спасибо тебе, — выдыхает она.

Я усиливаю свой захват. Она ощущается так правильно и идеально в моих руках, никогда не хочу ее отпускать. Меня не волнует, если от нас несет желтками; я жаждал обнимать ее и соскучился по ее рукам, обнимающим меня. И прямо сейчас я не могу думать ни о чем другом, что я предпочел бы делать или где бы предпочел находиться, кроме, как здесь.

Вставив ключ в дверь, открываю ее и заношу Брук внутрь.

— Какого черта происходит, Рем? — требовательно спрашивает Пит, а вслед за ним и Райли.

— Просто убирайтесь отсюда, парни, — я придерживаю дверь открытой для них одной рукой, а другой удерживаю Брук у своей груди. Они пялятся на Брук, будто она может решить какую-то неведомую загадку для них, так что я резко говорю им:

— Я делаю, что хочу, вы поняли?

Это напоминает им, что я здесь, свирепо смотрю на них, и они обращают свое внимание на меня.

— Мы поняли, Рем, — отвечает Райли, следуя за Питом в коридор.

— Тогда не смейте забывать об этом, — хлопаю дверью и запираю ее, теперь никакой тупица не войдет сюда и не прервет мое время с ней, затем мы идем в ванную номера. Она усиливает захват, когда я открываю дверь душа, и я так чертовски счастлив, что она хочет остаться со мной, я держу ее в руках, включая душ.

Идет вода, и я быстро снимаю свои ботинки и ее обувь, затем вхожу в душ, неся ее на руках.

— Давай смоем с тебя это дерьмо.

Она становится на ноги, когда я провожу руками по ее влажным волосам. Вода стекает ей на лицо, когда я снимаю с нее платье через голову. Отбрасываю его в сторону, намыливаю руки, затем наблюдаю за ее лицом, когда провожу руками по ее телу.

Она прикусывает нижнюю губу, когда я прикасаюсь к ней, поднимая ее руки вверх и скользя мылом у нее подмышками, вниз по животу, между ног, вверх к шее. Моя футболка мокрая, и прилипла к груди, и я рывком снимаю ее одной рукой, быстро намыливая себя.

— Не верится, что твои фаны назвали меня шлюхой, — говорит она, наблюдая за мной.

Я быстро намыливаю свои волосы.

— Ничего, ты справишься.

— Думаешь, я должна?

— Ага.

Затем я намыливаю волосы Брук, пальцами поглаживая кожу ее головы.

— Они ненавидят меня, — несчастно говорит она мне. — Я не смогу прийти на твои бои без страха подвергнуться линчеванию.

Хватаю душ и направляю воду на голову Брук, и она закрывает глаза, когда пена стекает по ее телу.

О Боже. О Боже.

Ее соски упираются в лифчик, мягкие и сморщенные. И ткань ее белых трусиков прилипла к губам ее киски. Чертовски гладкой, как и вся она. Я резко перевожу взгляд к ее глазам прежде, чем вздрагивают ее ресницы, она открывает глаза и смотрит на меня. Ее овальное лицо, розовые губы, темные влажные волосы, блестящие от воды ресницы и эти золотые глаза, смотрящие на меня с таким выражением. Будто на этой земле больше ничего нет, на что бы она хотела смотреть, кроме меня. Мое горло, будто пересохло, когда я отодвигаю прядь влажных волос возле ее лба, мое сердце бьется так быстро, как оно еще никогда не билось ни за что в моей жизни.

Она такая красивая и совершенная, что мне становится больно дышать. Поднимая руки, обхватываю руками ее лицо так нежно, как только могу и смотрю на нее, затем одним пальцем касаюсь ее рта. Она забрала у меня этот рот, и я хочу его обратно. Хочу его обратно, потому что он мой. Он чертовски мой, и она убивает меня прямо сейчас, смотря на меня этими глазами, и я вижу её влажное и дрожащее тело.

— Этого никогда не случится, — грубо отвечаю я, потому что только через мой труп кто-то причинит ей вред, фаны или кто-либо еще.

По гладким сухожилиям ее горла вижу, как она сглатывает.

— Реми, тебе не стоило... говорить так обо мне. Они подумают, что ты и я... что ты и я... — она качает головой и смотрит на меня, задыхаясь.

— Что ты моя? — мягко продолжаю я.

Мгновение она моргает, затем смеется.

— Что смешного? — спрашиваю ее.

Открываю стеклянную дверь душевой, затем оборачиваю полотенце на своих бедрах и снимаю спортивные штаны. Она все еще смеется, когда я возвращаюсь к ней, оборачиваю в полотенце, поднимаю и несу к кровати.

Опускаю ее по центру, и я не уверен, веселит ли меня ее смех или нет.

— Мысль о том, чтобы быть моей, веселит тебя? — дразню ее.

Забираясь руками под ее полотенце, стаскиваю с нее трусики и снимаю лифчик, затем вытираю полотенцем ее тело и волосы быстрыми, уверенными движениями.

— Так ты считаешь, что быть моей – смешно? — настаиваю я, проводя полотенцем по ее обнаженной аккуратной груди, наблюдая за ней. — Это смешно, Брук? — повторяю я, глядя ей в глаза.