Ренард. Щенок с острыми зубами. Книга 1
Шрифт:
Принесла же нелёгкая ни свет ни заря.
«Зачем он здесь спозаранок? Сам прознал? Донесли?»
Вопросы вмиг пронеслись в голове, связав появление клирика с запретным ночным ритуалом. Де Креньян сделал усилие и постарался не выдать своих переживаний – если пришёл, то сам и расскажет, а там уж на усмотрение Триединого. На всё воля его…
– Проходите, отче. – Де Креньян склонил в покорном приветствии голову и отшагнул в сторону, освобождая гостю дорогу.
Но тот и не ждал приглашения, зашёл как к себе домой и остановился посередь главной залы.
– Мир этому дому, – молвил он, перекрестившись на крест, висящий над каминной полкой. – Слышал, госпожа
– Д-да, благодарю, – пробормотал хозяин, всё ещё не понимая, куда клонит священник. – Всё закончилось благополучно, слава Всевышнему.
– С кем могу поздравить? – продолжал допытываться тот.
– Сын, – невольно улыбнулся де Креньян и от полноты чувств уточнил: – Мальчик.
– Мальчик – это хорошо, – одобрительно покивал настоятель, слегка выпятив нижнюю губу. – Времена нынче неспокойные, Триединый, как никогда, нуждается в защитниках истинной веры. Он же у вас младшенький?
– Да, второй, – подтвердил хозяин усадьбы.
– Значит, так суждено, – важно подытожил отец Онезим и шумно потянул носом. – Приглашали кого?
Он задал вопрос между прочим, но его глаза стали колючими – в доме всё ещё витал аромат чабреца и резкий запах жжёного можжевельника.
– Приглашали, отче, – не стал отпираться де Креньян. – Роды обещали быть тяжёлыми, и я счёл возможным попросить тётку Клодину о помощи.
Настоятель поджал тонкие губы, высокий лоб прорезали морщины, взгляд ощутимо потяжелел.
– Не к лицу благородному прибегать к услугам ведуньи, сын мой, – процедил он с едва скрытой угрозой. – Почему меня не позвали? Триединый благоволит к своей пастве, а я провозвестник его. Елеосвящение гораздо действеннее всякой запретной ворожбы. Или ты сомневаешься в силах Господних, несчастный?
В воздухе запахло грозой, и хозяин поместья внутренне обмер. Неужели всё-таки его вчерашний поступок открылся?
– Ни в коей мере, святой отец. Моя вера в Триединого крепка как никогда. Просто вас по пустякам не хотел беспокоить, – заверил его де Креньян, стараясь говорить твёрдо, а смотреть прямо.
– Рождение слуги Господа не пустяки, хорошенько это запомни, сын мой! – Отец Онезим назидательно поднял указательный перст. – Тем более если этот слуга из благородного рода.
Пока де Креньян соображал, что ответить, клирик неожиданно сменил гнев на милость.
– Ну да ладно, не вижу здесь большого греха, – заявил он внезапно подобревшим тоном. – Клодина, хоть и ведунья, но службы посещает исправно, и в подношениях служителям Господа не скупится. Добрая дочь церкви и до сих пор ни в чём дурном не замечена. Можжевеловое дерево угодно Господу, а взвар с мятой и чабрецом я и сам люблю отведать, особенно с цветочным медком.
Клирик выжидательно посмотрел де Креньяну в глаза, и тот его понял правильно. Причём с большим облегчением.
– Симонет! – гаркнул хозяин усадьбы.
– Да несу уже, несу, – тут же послышался ворчливый ответ и следом недовольное бурчание. – Гоняете старую женщину почём зря.
Кухарка, как всегда, подслушивала, но так даже лучше вышло – быстрее незваного гостя спровадят.
Симонет принесла перевязанный тряпицей горшочек, сунула тот святому отцу, да так и осталась стоять, вперившись в него недобрым взглядом и скрестив руки на пышной груди.
– Спаси вас Господь, дети мои, – благословил обоих священник и степенно удалился, бросив напоследок через плечо: – А с крещением не затягивайте, сын мой, буду вас ждать с нетерпением.
Симонет повременила, пока клирик отойдёт подальше, смачно плюнула
ему вслед и с треском захлопнула дверь.– И как только такого лю-каркуля мать-земля носит? – ворчала она, пока возвращалась на кухню. – Мёд он цветочный любит! А что он не любит, проглот? И как в него влезает-то столько? Тьфу, пропади ты пропадом!
Де Креньян устало выдохнул и утёр вспотевший лоб рукавом – на этот раз обошлось. А ведь он уже думал, что Триединый прислал своего провозвестника с наказанием. Но отец Онезим, как всегда, просто заглянул за дармовщинкой. И впрямь, как его Триединый терпит? Или Господь не такой уж всеведущий, как толкуют священники?
Де Креньян поспешно отогнал крамольные мысли, привычно перекрестился и задержал взгляд на символе веры…
А ведь он застал времена, когда вместо бесполезного куска полированного дуба здесь висел щит с гербом его рода. А на стенах среди голов оленей, лосей и вепрей было полно символов рыцарской доблести предков. Мечи, секиры, булавы. Доспехи, добытые в боях. Но их ещё при отце сняли. Головы животных, правда, остались, но сейчас и охота уже не такая. Раньше это целое событие было. Торжественный ритуал в честь Сейшамни Левтисикай. Богиню охоты просили об удаче и благодарили кровью добытого зверя. Да и звери сейчас не чета нынешним… Взять хотя бы того сохатого с рогами почти на половину стены. Эх, были же времена…
Де Креньян ещё раз вздохнул.
Его предки за десять поколений доказали право на благородную приставку к имени. Особых титулов, земель и наград, правда, не обрели, но и своего исконного не растеряли. Ведь изначально благородный – он кто? Защитник рода – доблестный всадник – шевалье. Дворянин. А раз смог сохранить, значит, дворянин по праву. Но если не кривить душой, то жаловаться на времена грешно. Хоть по новой вере возьми, хоть по старой. Семья де Креньян и не бедствовала никогда. Всякое, конечно, бывало, но с фамильного аллода кормилось население трёх больших деревень, яблоневый сад давал такие урожаи, что для сидра не хватало бочек, а виноградник считался лучшим в Восточном Пределе. И это не считая пятисот акров леса, полноводной реки и нескольких глубоких озёр. Так что не голодали.
А насчёт богов… Ну раз сам король не чурался Триединого, то и вассалу его не пристало.
Де Креньян отбросил тяжёлые мысли и направился в спальню – проведать жену и ребёнка.
Через день Орабель почувствовала себя лучше, и с крещением не стали тянуть. Де Креньян спозаранку навестил настоятеля, испросил дозволения и немедля вернулся за домочадцами.
Заложили сразу две повозки. Ту, что подобротнее – хозяйскую, – украсили разноцветными лентами, внутрь набросали свежего душистого сена, сверху покрыли оленьими шкурами. Эта для госпожи с младенцем и девочек. Вторую – обычную деревенскую телегу – загрузили угощением для народа.
Де Креньян помог устроиться семейству и кивнул эконому:
– Трогай, Тибо.
Тот залез на передок и щёлкнул хлыстом. Следом со двора вывел вторую телегу конюх Люка, сразу за ними хозяин – верхом. Жильбер же сказался больным и остался дома. Он не сильно радовался рождению брата и всячески давал родителям это понять.
Слухи в сельской местности растекаются быстро, так что к назначенному времени у церкви собрались жители Буиссона, Фампу и Трикадера. Не в полном составе, конечно, но те, у кого получилось, отложили работу, принарядились и пришли поздравить господскую чету с рождением сына. Народ встретил семейство де Креньян улыбками, смехом и здравицами.