Репей в хвосте

— А почему бы вам не спросить у него самого? Понимаете, я никогда не позволяю себе сплетничать, — я старательно захлопала глазами.

Они незамедлительно начали грузить меня о необходимости сохранять тайну, о моей ответственности за моего же ребенка, о возможности спугнуть бандита, бла-бла-бла… Грузил в основном Лелик, потому что Болек по мере продвижения нашего разговора все больше делался похож на орудие пролетариата, лишь изредка выходя из своего окаменелого состояния, чтобы бросить короткую квакающую фразу — видимо тогда, когда даже ему становилось невтерпеж от моего упрямства и очевидной тупости.

Наконец оба поднялись, демонстрируя желание закончить разговор.

— На вашем месте я немедленно удалил бы этого человека из своего дома. Думаю, предлог не составит труда найти.

— А ЭТО не спугнет бандитов? — язвительно спросила я, явно выпадая из образа сладкой идиотки по причине все более нараставшего раздражения.

Всю свою сознательную жизнь, прожитую рядом с моим отцом, больше всего я ненавидела, когда на меня давили, тем более так прямолинейно и жестко. Глухая защита абсолютного неповиновения, выработанная годами, видимо и сейчас автоматически взяла под контроль все мои действия.

Болек демонстративно вздохнул, а Лелик заговорил вновь, да так вкрадчиво… Зараза!

— Мария Александровна, поймите меня правильно… Дело в том, что этот человек у нас под наблюдением давно…

— С каких пор? — мгновенно подавшись вперед, рявкнула я.

— Э… Достаточно, чтобы прийти к определенным выводам. М-да. Тоже не хотелось бы опускаться до сплетен, но видите ли… В общем, он всегда имел подход к женщинам… Быть может именно поэтому нам до сих пор не удается доказать его вину — дамы сердца со всем пылом стремятся выгородить своего красавца-любовника. Но в данном случае речь идет о вашем сыне…

Удар был нанесен грамотно. Без затей и душевных тонкостей. Прямо под дых. И я пропустила его. Боже, как же больно!

— Подумайте, а мы пока вынуждены откланяться…

Болек уже вышел из кабинета шефа, а Лелик внезапно вернулся.

— Вот, полюбопытствуйте на досуге. Это секретные материалы, но мне… Мне жаль вас, Мария Александровна. Право, вы заслуживаете большего!

В мою руку лег плотный, довольно объемистый конверт. Пальцы автоматически сжались вокруг него. Дверь тихо щелкнула, я встала и в полузабытьи побрела к открытому окну — организм требовал кислорода. Не знаю, сколько я простояла, бездумно глядя вниз на проезжающие машины, когда взгляд мой зацепился за человека, выходившего из подъезда нашего здания. Кабинет шефа находится на втором этаже, и все происходящее внизу мне было видно достаточно хорошо, даже с учетом плохого зрения.

Несомненно, это был тот самый тип, который пытался то ли похитить, то ли убить меня той ночью во Внуково! Та же утиная походка, та же круглая голова с плотно сидевшей на ней темной лужковской кепочкой — это в июне-то! Как и всякий близорукий человек издалека я узнавала человека не по чертам лица, не по внешности, а по силуэту, что ли, по той энергетике, которую несла его манера двигаться, держать себя… Из профессиональной необходимости я отточила это умение воистину до совершенства. Вот и теперь. Да, это был он. Но здесь! На телевидении! Значит, у него был пропуск и… И… И может, постовой внизу запомнил его фамилию!

Я рванула вниз. Да, его запомнили. Тем более что фамилия-то оказалась несложной — Степанов. Куда как хорошо! Сколько их, Степановых-то, по Москве наберется? А? Гонимая одним почти маниакальным желанием — узнать — я выскочила на улицу. Незнакомца, конечно же, и след простыл! Я растерянно замерла посреди тротуара. Потом встрепенулась:

«ФСБшники! Может… Дьявольщина! Почему они ничего не спросили о покушениях на меня? Не знают? Та-та! Если уж они знают о том, что я сплю с Иваном, то уж об этом… Стоп-стоп! Это что ж получается?»

Я растерянно взглянула на конверт, все еще зажатый у меня в руке.

— Госпожа Лунева! — голос откуда-то сверху.

Я задрала голову. В одном из окон второго же этажа торчал знакомый оператор, а на подоконнике рядом с ним стояла… Да. Как раз камера-то там и стояла. Он вскинул ее на плечо.

— Помаши ручкой для потомков!

— Чтой-то ты, Коль, по-моему, фигней страдаешь, — устало отозвалась я. — Делать нечего?

— Ага! Ждем-с! — беззаботно откликнулся он, а меня вдруг словно в жар бросило.

— И давно? — робко, боясь спугнуть удачу, спросила я.

— Да нет. А что?

— Подожди! Никуда не уходи и ничего не делай!

Я пулей пролетела мимо милиции на проходной, быстрее всякого скоростного лифта взвинтилась на второй этаж, и через минуту с грохотом ворвалась в операторскую.

— Колька, дай мне флешку видео скинуть!

— Зачем? — опешил он.

Я перевела дух.

— Коленька! Голубчик! Ну будь другом! Мне просто необходим этот план — наша улица сверху. Я быстренько. А?

— Ну бери… Какие проблемы?

Камера зажужжала, выключаясь, карта памяти выпрыгнула из электронных глубин и через мгновение перекочевала в мою загребущую лапищу.

— Спасибо!

Пока я добралась до аппаратной, меня охватил такой мандраж, что едва ли зубы не стучали. Руки дрожали, и мне не сразу удалось засунуть флен в щель. Наконец он съел ее… Та-а-к… Вот! Вот он! Из подъезда неторопливо выходил мой убивец! Пройдя несколько шагов, он обернулся, и Колька (Да здравствует безделье!) взял его крупнее…

…Словно подломившись, я плюхнулась в кресло, по счастью оказавшееся как раз у меня за спиной. Это был Болек.

Через минуту, когда камера уже отъехала, его догнал Лелик, они постояли переговариваясь, потом Болек злобно махнул рукой, и что-то произнес много громче… Выйдя из оцепенения, я сунулась к динамикам и выкрутила звук на максимум. «Перемотала» в начало, морщась от пронзительного пиликания, и запустила вновь. Отчаянно громкий шум улицы, невнятный шорох разговора и, наконец: «Надо хоть иногда думать головой, а не хуем!» Пристыженно-успокоительные интонации в ответе Лелика, и они оба отправляются через дорогу, видимо к своей машине…

Дальше Колька не снимал их, но и этого было более чем достаточно, чтобы оглушить меня до потери сознательности. Почти на автопилоте я сходила в свою комнату, из стола достала флешку, потом вернулась в аппаратную и перекинула Колькину съемку на нее, а после безжалостно стерла «исходник», перед тем как отдать его обратно.

Я вряд ли замечала что-то, бредя по коридору назад. Ах, был бы рядом хотя бы Перфильев! Но негодник свинтил куда-то, даже не предупредив. В операторской сказали — отгулы взял. Какие к черту отгулы, если меня того гляди… Да что им, черт побери, от меня надо?! Сначала пытаются убить. Потом сообщают в доверительной беседе о готовящемся похищении сына… Своим контуженным умишком я понимала лишь одно — видно Лелик в чем-то прокололся, раз Болек орал на него. Но в чем? Я взглянула на конверт у себя в руке. Вручение его было единственным более или менее самостоятельным поступком Лелика.