Реплика
Шрифт:
Перед самой МКАД водитель свернул налево, на дорогу, проложенную через лесопарк. Никак, в Тёплый стан наладился, предположил Алексей Борисович. Впрочем, долго гадать не пришлось. Метров через двести-триста справа возник железобетонный забор, увенчанный выложенной поверху во всю его немалую длину спиралью колючей проволоки. Вскоре «Волга» вновь свернула на небольшую заасфальтированную площадку и остановилась, почти упершись в раздвижные металлические ворота, соседствующие с небольшим одноэтажным зданием, напоминающим КПП воинской части, каковым оно собственно и являлось, если верить небольшой вывеске с надписью серебрянкой по красному «в/ч 34435».
Всё никак в шпионов не наиграются конспираторы хреновы! — усмехнулся Алексей Борисович, смекнув, что они уже на месте. Надо полагать,
Кабинет Мазурова располагался на втором этаже, а сам он сидел за большим столом и что-то писал.
— Заходите, Алексей Борисович, — прервав своё занятие, но даже не поднявшись с места, предложил он муровскому подполковнику, едва тот появился в дверях в сопровождении то ли шофёра, то ли охранника, не исключено, что того и другого в одном лице, а после того как тот удалился, указал на стул: — Присаживайтесь.
Кузин послушно сел и приготовился слушать. Мазуров открыл верхний ящик стола, пошарил в нём и протянул Алексею Борисовичу цветной снимок. Это была поясная фотография юноши лет семнадцати, в котором, разумеется с поправкой на возраст, Алексей Борисович узнал «Беса». Крепенький. Рубашка на широкой груди в натяг. Отложной ворот открывает бычью шею. Судя по фасону сорочки, снимок сделан в середине семидесятых. Но тогда у парней в моде были длинные волосы, а этот коротко острижен и понятно, что не от хорошей жизни — уже наметились височные залысины, да и густота волосяного покрова оставляет желать лучшего. Но взгляд тот же бычий исподлобья, по-Котовски вызывающий…
— Андрей Сергеевич Спыну, — представил молодого человека на фото комитетский полковник.
— Однако! — не сдержался Кузин, услышав столь непривычную русскому слуху фамилию.
— Что вас так удивило? Можно подумать, в нашей многонациональной стране по-молдавски говорит кто-то кроме молдаван! — Иронично усмехнулся Мазуров, мимоходом напомнив Кузину его собственные слова о том, что «Бес», по всей вероятности, владеет молдавским языком, и как ни в чём не бывало продолжил: — Родился 23 июня 1957 года в Кишинёве. Отец неизвестен — отчество, вероятнее всего, дано по имени деда по материнской линии. Мать: Спыну Лидия Сергеевна, 1925 года рождения, тоже уроженка Кишинёва, врач, последняя должность — заведующая хирургическим отделением Республиканской клинической больницы, скончалась в 1977-м от рака желудка. В браке никогда не состояла… — монотонно вещал полковник, по памяти излагая факты. — Парнишка окончил кишинёвскую школу № 34. Особого рвения к учёбе никогда не проявлял, зато, с четвёртого по восьмой класс регулярно посещал школьный драмкружок. С ранних лет отличался большой физической силой и крепостью — увлекался вольной борьбой, в шестнадцать стал чемпионом среди юношей на областных соревнованиях. На учёте в милиции не состоял. В 1975-м был призван в армию. Служил в артиллерии. В 1977 году демобилизовался, вернулся домой, через месяц после возвращения похоронил мать. Вот, собственно, и всё! — неожиданно резко закончил Мазуров.
— Как всё? — Слегка даже растерялся Кузин, настроившийся на продолжение.
— Чем богат. — Пожал плечами полковник и в качестве оправдания прибавил: — После похорон отбыл из Кишинёва в неизвестном направлении, и о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно.
Жаль, внутренне посетовал Алексей Борисович. Тем более, что всё сказанное не содержало даже намёка на то, является всё-таки «Бес», то бишь Андрей Спыну, клоном Котовского или же нет? Переть в лоб с дальнейшими расспросами было бы по меньшей мере некорректно, ведь обещание своё Мазуров выполнил: личность вроде как установлена! А узнать побольше очень хотелось. Поэтому Алексей Борисович попытался зайти, что называется, с фланга.
— Лихо вы с моей проблемой разобрались и всего-то за неделю! — не поскупился на похвалу Кузин, твёрдо придерживавшийся правила, насчёт доброго слова и кошки.
— У меня было перед вами заведомое преимущество, — снисходительно
заметил Мазуров.— Это какое же?
— Искать иголку в стоге сена намного легче, если держишь в руках нитку, продетую в её ушко, — более чем образно высказался полковник.
— А можно попроще? — попросил непривычный к словесным вычурам Кузин и настойчиво поинтересовался: — Как всё-таки вам удалось его установить?
— Если память мне не изменяет, вы жаждали выяснить, кто такой «Бес», и не более того… — напомнил комитетский полковник и скептически осведомился: — Аппетит приходит в время еды?
Кузин прекрасно понимал, что настаивать бессмысленно — если Мазуров сам того не пожелает, любые потуги выцарапать дополнительные сведения будут бесполезны. Но что-то подсказывало опытному оперативнику, что на этом разговор не окончится. Так и вышло.
— Что ж, возьму на себя смелость, удовлетворить ваше любопытство, — без особого восторга изрёк полковник, а в качестве оправдания своей уступчивости прибавил: — А то чего доброго опять приметесь за самодеятельность, что было бы нежелательно… И, само собой, информация, которой я поделюсь, разглашению вне этих стен не подлежит! — напомнил он.
После утвердительного кивка Кузина — дескать, всё понятно, о чём речь! — Мазуров снова открыл ящик стола, из которого несколькими минутами ранее извлёк фотографию, и достал сероватую картонную папку с тесёмками. В глаза бросилась выполненная типографским способом стандартная надпись: «Дело №…». Остальное, вписанное от руки, так выцвело, что прочтению не поддавалось. Судя по прямоугольному синему оттиску архивного штампа, именно оттуда оно и прибыло. Пока Мазуров возился с чересчур сильно затянутым тесёмочным бантиком, Алексей Борисович успел с грехом пополам разглядеть дату окончания дела «27 сентября 1958 г.». Запись была сделана последней, потому и не успела ещё поблекнуть как всё прочее.
— Ну-с, приступим! — полковник победил наконец неподатливый узел и распахнул папку.
Алексей Борисович не мог не заметить, что дело было расшито. Предусмотрительно, одобрил такой подход Кузин. Сразу видно, что Мазуров к продолжению разговора подготовился заранее — он мог вытаскивать из папки те бумаги, которые считал нужным предъявить своему гостю для ознакомления, те же, которые демонстрировать сотруднику другого ведомства он полагал лишним, мог не показывать и при необходимости просто зачитывать. А полковник между тем, на манер банкомёта за покерным столом, уже выложил на стол перед Кузиным старую, отдающую желтизной справку, так во всяком случае этот документ был озаглавлен.
— Это вам для затравки, — пояснил Мазуров.
В «шапке» бланка значилось: «Управление НКВД по делам военнопленных и интернированных. Кишинёвское лагерное управление № 198». Чуть ниже слева была вклеена небольшая чёрно-белая фотография молодого человека в немецкой военной форме, судя по серебристым погонам, офицера.
Эта, так называемая справка, больше похожая на анкету, была заполнена отнюдь не каллиграфическим почерком и довольно небрежно — многие графы пустовали. Лейтенант медицинской службы Кристиан Мангольд. Родился 21 октября 1919 года в Берлине. Образование: медицинский факультет Берлинского университета Фридриха Вильгельма. Специальность: хирургия. Служба в армии: с 1941 по 1944 год. Занимаемая должность: батальонный врач 326 пехотного полка 198 пехотной дивизии вермахта. Взят в плен 24 августа 1944 года в городе Леова. Награды: памятный знак «Щит за Крым», 1942 год… Вероятно, это что-то вроде карточки военнопленного, предположил Алексей Борисович и возвратил справку Мазурову, ожидая дальнейших пояснений, и тот не замедлил их дать.
— Кристиан Мангольд пять лет находился в советском плену. Осенью 1949-го был репатриирован в Германию. Последние полтора года пребывания на территории Советского союза состоял в близких отношениях с Лидией Спыну, — скупо поведал полковник.
Мало ли кто с кем и в каких отношениях состоял полвека тому назад, тем более, что Андрей Спыну появился на свет в 1957, а никак не в сорок девятом. Так или примерно так рассудил Кузин, которому краткий комментарий Мазурова понимания ни на грамм не прибавил. А тот продолжал: