Решальщики. Перезагрузка

— Да! Привет, Димон! Всё, биллинги Строгова я забрал. Скоро буду выдвигаться к тебе на подмогу.

— Второй корпус, квартира 44, — ворвался в трубу возбужденный голос Петрухина. — Высвистывай Колю-Ваню, и срочно дуйте с ним в Центральное РУВД, в экспертно-криминалистический отдел. Найдешь там эксперта Малинина.

— Так ведь воскресенье?

— На наше счастье, Семен дома сыскался — у него отсыпной после суток. Я зарядил его на небольшую халтурку, так что Малинин, на пару со своим тревожным чемоданчиком, уже на низком старте.

— Погодь! Так ты чего? Неужто и вправду Сашу нашел?

— А ты чего? Неужто и вправду сомневался?.. Да, Лёнька, есть контакт. Именно в этой квартире Саша снимал комнату вплоть до утра 24-го. Вкурил?

— Так точно, товарищ капитан!

— А раз точно, значит, в точности выполняй. И поживее! Пока я тут окончательно не… хм…

— Пока ты там чего?..

— Неважно. Всё, отбой связи.

— А с тебя, кстати, бутылка. Помнишь? Это не я, ты сам предложил.

— Во! Хорошо, что напомнил. По дороге действительно водяры купите. А то, боюсь, одной бутылкой здесь не обойдется.

— В каком смысле?

— Приедешь — увидишь. Всё, и давай пошибчее…

…Через пару минут, наскоро скомкав финальное прощание и дежурно озвучив желание «как-нить, в обозримом будущем, собраться-посидеть без ненужной суеты и — упаси боже! — разговоров о работе», Купцов унесся на стыковку с работником баранки Луканиным.

Проводив взглядом удаляющуюся в сторону Невского фигуру приятеля, Денис Иванович мысленно переконвертировал пять обосновавшихся в его кармане американских сотен в российскую валюту и ощутил себя если и не богачом, но где-то близко. Муки совести и прочая околонравственная муть в данный момент его нисколько не терзали. Свириденко понимал, что, раз уж серьезный мужик Купцов обратился к нему, значит, дело действительно серьезное. Значит, где-то произошло преступление, которым не хочет или не может заниматься полиция…

А еще Свириденко был уверен, что информация, которой он снабдил Леонида, не будет использована в криминальных целях.

А еще… и это самое главное… Денис Иванович видел откровенную увлеченность бывшего коллеги и сейчас немножко завидовал ему. Потому как он и сам был из породы охотников. Вот только схожего легавого азарта Свириденко не испытывал очень давно. Ибо, перефразируя Маяковского, его служебная лодка давно разбилась о… бюрократический быт штабной культуры.

«Бумажка-процент-проверяющие» — вот оно, наше родное полицейское кредо.

* * *

Из коммунального коридора отчетливо тянуло подгорелым жареным луком. Петрухин стоял у давно не мытого с давно не стиранными шторами окна, из которого открывался вид на Малый проспект. В частности, на рекламу с «Домом для мусора». Расстояние до щита, ежели по прямой, составляло не более ста пятидесяти метров. Так что Дмитрию сейчас пришло в голову, что 24 числа Саша, похоже, особо не рисковал, выходя из дома с обрезом под мышкой. Он просто дождался, когда под рекламой остановится строговская «фронтера», и лишь потом покинул квартиру.

Петрухин вернулся к аскетически накрытому столу и не без опаски опустился на хлипкий стул. Еще раз бегло осмотрел комнату. Впрочем, особо осматривать было нечего: выцветшие обои, разномастная старая мебель, неопределенного цвета палас, в нескольких местах прожженный пеплом сигарет, и цветной телевизор «Филипс» — единственный, а потому чутка диссонирующий с окружающей обстановкой предмет современной цивилизации. Телевизор работал. На экране премьер-министр призывал создать Общероссийский народный фронт, чтобы «все люди, которые объединены единым стремлением укреплять нашу страну, могли быть в рамках единой платформы».

Противно скрипнула дверь, и в комнату прошествовал хозяин, обозначив источник происхождения запаха. Смирнов А. С. торжественно водрузил на стол кастрюлю с дымящейся вареной картошкой, густо посыпанной луковыми угольками, и с видом человека, последним усилием воли завершившего «Mission: Impossible», потянулся за стоявшей здесь же початой бутылкой водки.

— Ну давай, что ли, еще по граммульке? За знакомство?

— Да мы с тобой, Анатолий Степанович, вроде как опростали уже, за знакомство-то? — усмехнулся Дмитрий.

— Да? Ну тогда давай… э-э-э-э… Давай… за мир во всем мире?

— Прекрасный тост!

Хозяин и его гость с оттяжечкой чокнулись. Выпили: Смирнов — до дна, довольно крякнув, Петрухин — половинку, чуть скривившись, так как водка была явно из «магазина пошаговой доступности». Затем, под доносящиеся из телевизора пламенные напутствия премьера, потянулись к картошечке: Петрухин — культурно, вилкой, Смирнов — по рабоче-крестьянски, мозолистыми перстами.

— И чего ему всё неймётся-то?

— Кому?

— Да президенту.

— Так он же премьер?

— А какая, на хрен, разница?

— Хм… Ну да. Мудро. Глыбко… Он там… Короче, призывает вступать в народный фронт.

— О! А мы с тобой тока-тока за мир пили!.. Чё, обратно война с кем-то намечается?

— «По новым данным разведки, мы воевали сами с собой», — пространно процитировал Петрухин.

— Это как?

— Да не суть, не обращай внимания.

— А я и не обращаю. Тем более что надоели они — спасу нет! Всё, мать их, воюют с кем-то… Вон, послезавтра уже шестьдесят… забыл какая по счету годовщина…

— Шестьдесят шестая!

— Во-во! А у них до сих пор: «Всё для фронта, всё для победы!» О! Хороший тост! Давай, Дима, за победу!.. Не-не, я сам раскидаю… Негоже руку менять… Кстати, когда оно по-настоящему было «всё для победы», у нас на верфях народ по три смены, без выходных и праздников мантулил. А сейчас? Тьфу! На работу ходим, в лучшем случае, три дня в неделю. А спроси — зачем ходим?

— Спрашиваю. Зачем?

— Очередной эсминец для китайцев клепаем. Вот тебе и вся победа. Парадокс?

— Он самый, — серьезно подтвердил Петрухин…

…За какие-то полчаса от изначального айсберга недоверия, дрейфовавшего промеж двух собеседников, осталась лишь крохотная лужица. Отныне Смирнов покровительственно хлопал Петрухина по плечу, называл его Димасом и даже пожертвовал на гостя последнюю оставшуюся в доме картошку. Вытребовав, правда, взамен денег «на пузырек».

Вот оно, подлинное, неплакатное единство полиции и народа! А ведь обычный гражданин с полицией общается редко. И еще реже — охотно. Потому как по собственной воле никто особенно к такому общению не стремится. Но бывает, что порой сама полиция хочет пообщаться с гражданином. И тогда она, родная наша, приглашает гражданина к себе в гости, присылает ему трогательную записку, которая именуется «повестка». «Ветка сирени, — пишет полиция, — упала на грудь. Милый Ванюша, меня не забудь…» Или что-нибудь похожее ласковое: «В случае неявки вы будете доставлены принудительно».