Решающее лето

Она не заводила больше разговора о Сесиль и лишь вскользь упомянула о Шолто. Как потом выяснилось, наибольшее впечатление во время встречи с Чармиан произвело на нее нечто другое, что явилось поистине неожиданностью для меня, хотя я мог бы в известной степени это предвидеть.

— Послушайте, Клод, Чармиан одержима мыслями о Хелене. Пока мы были вместе, она ни о чем другом не говорила, словно Хелена жива и вот-вот войдет в кафе и сядет за наш столик. Мне стало даже не по себе. Должно быть, она была к ней очень привязана.

— Самое странное в этом то, — сказал я, — что при жизни Хелены все было совсем иначе. Чармиан, разумеется, любила Хелену, они понимали друг друга, но Хелена не вошла в ее жизнь, как, скажем, она вошла в мою. Это у нее что-то новое, и, поверьте, Элен, меня это тоже беспокоит.

— Что же произошло?

— Думаю, ничего особенного. Просто Чармиан мыслями о Хелене пытается заглушить какие-то другие, более горькие и мучительные.

— Нет, все это гораздо сложнее, — возразила Элен со знакомой мне категоричностью. Не кажется ли вам, что вы все несколько упрощаете?

— Послушайте, моя дорогая, — сказал я, — есть вещи, которых вы просто не знаете. Например, глубину всей трагедии, переживаемой Чармиан. Не знаете, потому что сама по себе ее трагедия довольно банальна. Представьте себе молодую женщину, которой всего двадцать четыре года; она решает навсегда связать свою жизнь с человеком, которого буквально не выносит. Можете осуждать ее, но такова правда. Одно дело взойти на эшафот с высоко поднятой головой, другое — добровольно войти в тюремную камеру, самой запереть за собой дверь и выбросить ключ в водосточную канаву.

— Так не может продолжаться, — упрямо сказала Элен. — Это невозможно. Вот почему я отношусь к этому иначе, чем вы. Что-то обязательно произойдет. Должен наступить какой-то перелом.

— Должен наступить какой-то перелом, — передразнил ее я. — Вот так же утешают себя миллионы людей, но что из этого?

Она нетерпеливо передернула плечами, словно отбрасывала неприемлемый для нее пессимизм.

— Если она хочет заживо похоронить себя, это, разумеется, ее право. Но я не могу ее понять. Я всегда буду верить в перемены и буду ждать их, потому что я этого хочу.

— А я?

Взгляд ее потеплел.

— И вы тоже, потому что мы с вами одной породы. Мы похожи друг на друга гораздо больше, чем вы думаете, Клод.

Глава вторая

Однажды в конце мая я шел с работы домой, как вдруг на противоположной стороне улицы увидел Филда и Шолто.

Они быстро шагали по Бонд-стрит, щедро залитой лучами низкого закатного солнца. Я собрался было перейти улицу и окликнуть их, как вдруг что-то остановило меня, и я дал им уйти вперед шагов на тридцать. Трудно объяснить, почему я это сделал. Так бывает: иногда войдешь в комнату, полную спокойно беседующих, улыбающихся людей, и вдруг почувствуешь себя непрошеным гостем.

Филд и Шолто были веселы, оживлены и явно торопились куда-то. Мне бросилась в глаза странная близость этих двоих, хотя я не смог бы объяснить, в чем она проявлялась. Что касается Филда, то его я просто не узнавал: это мог бы быть его кузен, таким он выглядел самоуверенным и энергичным.

Поскольку я не виделся с Чармиан с того самого вечера, как обедал у нее, то есть дней десять, я позвонил ей и пригласил ее к себе в Челси.

— Отлично, — ответила она, — прекрасная мысль. Я буду у тебя около половины девятого. Не удивляйся, теперь я сама буду напрашиваться в гости, а не приглашать к себе. Свекровь буквально стала моей тенью, не отходит от меня ни на шаг. Она пересиживает всех гостей, остается в гостиной до тех пор, пока не уйдет последний. А если кто-нибудь поднимается вместе со мной наверх, чтобы взять пальто, она уже тут как тут — боится, должно быть, что я начну жаловаться на Эвана или рассказывать посторонним, что он пьет. Кстати, пить он стал меньше, но об этом потом.

Когда Чармиан пришла, я сообщил ей, что собираюсь переехать в однокомнатную квартирку в большом многоквартирном доме около станции метро «Виктория».

— Как только муниципалитету стало известно о квартире Хелены, мне тут же прислали уведомление. Как-никак, здесь можно разместить семью из пяти человек.

— Значит, уходит последнее, — печально промолвила Чармиан, обводя стены гостиной прищуренными, словно близорукими, глазами, будто хотела запомнить все как можно лучше. — От Хелены совсем ничего не останется.

Она теперь избегала произносить слово «мать», как бы подчеркивая наше с нею равное положение. Чармиан ходила по квартире, легонько касаясь пальцами картин, погладила складки портьеры, взяла в руки зеркальце Хелены в серебряной оправе и, смущенно улыбаясь, полистала одну-две книги, которые Хелена особенно любила. Она была похожа на монахиню, которая предается какому-то тайному культу и в душе стыдится этого.

Но внезапно интерес ее угас. Энергично тряхнув головой и словно возвращаясь к действительности, она бросила пальто и сумочку на кровать в спальне, вернулась вместе со мной в гостиную и, усевшись в кресло Хелены, сказала:

— Так вот мои новости. Он стал пить меньше, гораздо меньше.

— Рад слышать это.

— Но я уверена, что это неспроста.

— То есть?

— У него новая работа, и все это выглядит очень странно. Мне кажется, здесь не обошлось без Джонни Филда.

— Кстати, я видел их сегодня на Бонд-стрит.

— Они теперь неразлучны. Джонни и Наоми обедают у нас по меньшей мере три-четыре раза в неделю, а если они не бывают у нас, Эван отправляется к ним. Должна сказать, что Филд держится безупречно. Свекровь без ума от него. Что же касается меня…

— Да?

— То я никогда его не любила, ты знаешь. — Она как-то натянуто засмеялась, словно стыдилась того, что собиралась сказать. — У нас с тобой не было оснований любить его, не так ли? Я думаю, что и сейчас я не потерпела бы его в своем доме, если бы не благотворное влияние на Эвана — какое-то умиротворяющее, дисциплинирующее, называй это, как хочешь. Кажется, я примирилась бы с самим Криппеном [10] , если бы он удерживал Эвана от пьянства. Хотя он, я имею в виду Филда, как будто и не делает этого. — Она замолчала и сжала свои тонкие гибкие пальцы в кулак.

10

Доктор Криппен — известный убийца.

Мне хотелось помочь ей излить свою душу, но она вдруг растерянно умолкла. Потом, подняв на меня глаза, сказала:

— Понимаешь, не нравится мне эта дружба. Вот и все. Нет, не все. Меня беспокоит новая работа Эвана. Ты веришь, что можно радоваться, получая пять фунтов в неделю и целыми днями торча в маленьком грязном магазине, где продают старые автомобили и мотоциклы, где-то на какой-то Хай-стрит?

Это был юго-восточный пригород Лондона, район убогих и ветхих домишек с облезлой штукатуркой, свалок и пустырей с развалинами, оставшимися после бомбежек. Славился он только огромным розово-кремовым зданием нового кинотеатра, пивными на каждом углу и подозрительными бараками, удобно расположенными за станцией метро. Это был один из самых грязных, унылых и беспокойных районов города, ибо после наступления темноты он полностью принадлежал пьяницам и бродягам, которые располагались на ночлег в разбитых витринах магазинов.