Решающий шаг

Вспомнив все, что приходилось слышать о Дурды в ауле, Артык взглянул на него с особым интересом, но ничего особенного в нем не заметил. На вид это был скромный юноша. На округлом, полном лице его топорщились небольшие усики и приветливо улыбались глаза. Только в одежде его было что-то вызывающее. На нем была необычайная белая папаха с вшитым суконным верхом, необычная рубашка с высоким воротом, застегивающаяся на пуговицы, шелковый халат нараспашку, на ногах узкие черные брюки и блестящие кожаные ботинки. Муллам не подобало ходить в шелках. Так одевались выходцы из русских школ и те, кто переставал считаться с обычаями туркмен.

В первые минуты Артык держался настороженно: «вероотступничество» Дурды пугало его, заставляло подозревать во всех смертных грехах. Но простота Дурды, дружеские слова, с которыми он обратился к Артыку, скоро рассеяли все его предубеждения. Дурды рассказал некоторые газетные новости о войне. Артык, заинтересовавшись, стал задавать вопросы и был очень доволен ответами. Незаметно разговор перешел на положение в ауле, и Дурды сказал:

— Наш народ темен, неграмотен, ничего не знает о том, что творится на белом свете, ничего не понимает в собственном положении, и потому его грабят, обманывают, притесняют все, кто имеет силу и власть. Наш дейханин задыхается от нужды, его опутали со всех сторон долгами и подачками. А почему это происходит — мало кто понимает.

— А что поделаешь, если поймешь?

— Если поймешь, выход найдется: прежде всего перестанешь верить обману, а потом и разорвешь свои путы.

— Чем?

— Знанием! Знание — великая сила, если оно становится достоянием народа. Человек грамотный, культурный не позволит надувать себя на каждом шагу.

— Значит, дейханину так и не выбиться из нужды, потому что он темный, неграмотный?

Дурды улыбнулся:

— Вот мы и подошли к самому главному. Кто повинен в том, что свет знания не проникает в гущу народа? Виноваты в этом муллы, ахуны, ишаны, живущие трудом народа, но не делающие ничего для того, чтобы вывести его из темноты. Они ничему не учат детей народа, наоборот, губят их цветущую жизнь, обрекая вечно ходить в ярме и думать только о куске хлеба. И они поступают так вполне сознательно. Эти дармоеды хорошо понимают, что если знания проникнут в темную душу дейханина — даровому хлебцу конец. Не мне говорить тебе — сам знаешь: урожай, этот труд народа за целый год, становится добычей жадных ахунов, ишанов и баев.

— Эх, что и говорить! Труды мои за целый год пропали даром: все зерно мое, даже солому, поделили между собой другие люди. Жизнь всех дейхан похожа на мою.

— Вот видишь, Артык! Дейханин весь год копался в земле, а наградой ему за это новая кабала. Ведь жить до нового урожая чем-то надо? Значит, лезь снова в долги и снова расплачивайся урожаем.

— Ах, Молла Дурды, ты будто заглянул ко мне в душу!

— Мне нетрудно, Артык. Разве отец у меня не дейханин? Разве я не знаю таких выжиг, как Халназар-бай, Мамедвели-ходжа, Бабахан-арчин? Вот ты и посуди: кучке хищников выгодно, чтобы народ оставался темным. С темными людьми они делают, что хотят, обманывают их на каждом шагу. А ишаны и ходжи освящают все это именем аллаха, непоколебимыми законами веры.

— Правильно говоришь ты, Молла Дурды. У нас этот ходжа с лицом ящерицы и бородой козла только и защищает баев. Попробуй что-нибудь сказать против них— обрушит на тебя слова пророка, обвинит во всех смертных грехах.

— Ах, милый Артык! За то, что я выступаю против всех этих несправедливостей и беззаконий, лицемеры ходжи объявили меня вероотступником. Теперь даже отец родной готов отвернуться от меня. Да признайся, ведь и ты считал меня погибшей душой?

Артык немного смутился, однако прямо посмотрел собеседнику в глаза:

— Как говорится, дыня от дыни цвет перенимает. Каюсь: и я бросал камень в твою тень. Но теперь мое мнение о тебе переменилось.

Анна Петровна поставила на стол кипящий самовар, заварила чай, налила две пиалы, а себе чашку. Ей трудно было говорить по-туркменски. Выпив свою чашку, она взяла в руки шитье и следила только за тем, чтобы пиалы не оставались пустыми.

Артык считал, что все несправедливости и насилия, которые обрушились на него и ему подобных, идут от царя. Он думал: если бы Халназара не покрывали старшина и другие начальники, если бы всех их не защищал царь с его огромным войском, то бай не смог бы так притеснять народ. Эту мысль он и высказал. Молла Дурды опять мягко улыбнулся и стал объяснять, что до прихода русских, во времена беков и ханов, беднякам было нисколько не легче.

— Нельзя все смешивать в одну кучу,—говорил он.— Белый царь ибаяры опираются на таких людей, как Бабахай и Халназар, а просвещенных людей, которые могли бы все объяснить народу, у нас нет. Вот если бы у нас были такие промышленники, как Артын-ходжайн, а главное — побольше образованных людей на должности волостных, бай в ауле не смог бы помыкать народом, как ему вздумается.

— Ходжайн и Халназар заодно грабили наш урожай на общинной земле, — возразил Артык. — Полковник отнял у меня последнего коня и отдал его волостному Ходжамураду.

Молла Дурды с сомнением покачал головой:

— Не думаю. Халназар-бай действительно способен обмануть, отнять, ничего не заплатив. Но Артын-ходжайн, когда покупает, платит — правда, сколько захочет. А полковника Ходжамурад, вернее всего, обманул. Нас потому и угнетают, что у нас нет образованных людей, что мы сами не можем устроить свою жизнь. Во многом здесь виноваты те, кто восстает против новой культуры, идущей с севера. Мы должны быть благодарны русским за то, что они освободили нас от непрерывной резни, грабежей и набегов. Быть может, ты слышал, что туркмен, если говорить словами Кеймир-Кёра, жил в верблюжьем седле. У подножия Копет-Дага, в Кесеаркаче, в окрестностях Серахса и Мары не было мирных пахарей. В нашем Теджене не было оседлого населения, а кочевники, наезжавшие сюда, просто посыпали семенами необработанную землю. С соседними народами туркмены были всегда в ссоре, всегда воевали, приводили рабов, торговали людьми и сами часто попадали в рабство. Но с тех пор, как пришли русские, мы избавились от этой вечной погони и бегства. Теперь мы спокойно живем в своей стране, занимаемся земледелием...

— Спокойно занимаемся земледелием, — прервал Артык, — но не можем спокойно собрать урожай и съесть свой хлеб.

— Это верно. Но об этом я уже говорил. Ты пока не перебивай меня. Да... Правительство все же заботится о развитии нашего края. Возьмем хотя бы железную дорогу, построенную русскими тридцать лет назад. В мире нет такой дороги через пески пустыни! Наши отцы, чтобы съездить в Мары или Ахал, тратили полмесяца, а то и месяц, а по железной дороге можно съездить туда и обратно в один день. В одном вагоне за день перевозится столько зерна, сколько сто верблюдов за сто дней. Развивается торговля, строятся города, больше стало всяких товаров, десятки оазисов стали как один аул — и как бы ни восставал против всего этого люди старых заветов, культура идет к туркменам. Правда, правительство почти ничего не делает для того, чтобы вывести наш народ из вековой темноты. На весь Тедженский уезд имеется только одна русско-туркменская школа. Грамотных у нас и одного на сто нет. Из тех, кто кончает русскую школу, многие делают больше худа, чем сами русские чиновники. Но из этих школ выходят и такие люди, которые приносят пользу народу. Среди учителей есть воспитатели, которые не только преподают науки, но и учат, как стать человеком, свободным от рабства и вековых предрассудков.

Хотя кое-что в словах Молла Дурды и понравилось Артыку, но рассуждения о культуре и освобождении человеческой личности не дошли до него, и он сказал то, что думал:

— Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что правительство белого царя — хорошее правительство.

— Нет, ты понял меня неправильно. Я говорю о том, что со времени присоединения туркмен к России многое изменилось в нашей жизни и изменилось к лучшему. Благодаря помощи нам со стороны просвещенных русских людей начали понемногу раскрываться и наши глаза. Но это вовсе не значит, что я готов сказать: да здравствует белый царь. Царь защищает сейчас небольшое количество людей, а весь наш народ угнетен и бесправен. Поэтому я не сторонник царя. Я стою за то, чтобы туркменам дали право открывать свои светские школы, ограничили произвол властей, более широко привлекали туркмен к управлению своей страной.

— Это хорошо, но разве можно этого добиться? Разве баяры согласятся поступиться своею властью?

— Видишь ли, Артык, как бы это тебе объяснить? Есть страны, где падишахи не имеют права издавать законы без совета с выборными от народа людьми. В России тоже есть такой совет выборных людей, называется он Государственной думой. Выборные думы есть во всех русских городах. И вот среди туркмен нашлись умные люди, которые считают, что настало время добиваться новых порядков в управлении и нашей страной. Я только скромный последователь этих людей, но, так же, как и они, считаю, что и у туркмен должны быть свои думы при уездных управлениях, в городах, а может быть, и при самом генерал-губернаторе. Выборные от промышленников, купцов, дейхан — от всего населения должны собираться на совет и решать свои туркменские дела.