Республика ШКИД (большой сборник)
Шрифт:
Иошка молча прошелся по комнате и, повернувшись к ребятам, сказал:
– Надо собрание устроить… Постановили сегодня утром. Помните?
– Помним, — тоскливо отозвался Гришка. — Что ж из этого?
– Устроим это собрание открытым, позовем, на него всех желающих и поговорим об Юнкоме. Надо привлекать и остальных шкидцев.
Снова закричали "пить чай", но теперь уже близко, почти у самых дверей.
– Идем, — забеспокоился Сашка. — Идем, братцы, а то подумают, что мы прячемся.
В столовой — мрачной полутемной комнате с низким потолком, с длинными, расставленными четырехугольником столами, с портретами
Ищейки!… Накатчики!…
Ребята молча прошли на свои места и сели. Иошка остановился посреди столовой и поднял руку.
Столовая замолчала.
– После чая в музее состоится собрание, — бодро и
громко сказал Иошка. — Юнком приглашает всех желающих, которые хотят…
– Долой!
И — свист… топот…
Видно, как шевелятся Иошкины губы, но слов за шумом не слышно. Махнув рукой, он идет на свое место.
– Суки! — шепчет Ленька.
На собрание в музей никто не пришел. Ряд заранее приготовленных скамеек так и остался пустовать, и прежнее чувство страха, чувство неизвестности, беспокойство, сомнения — опять овладели юнкомцами. Они сидели не зажигая света и ко всему прислушиваясь. И когда по звонку надо было отправляться спать, никто не тронулся.
– Нас наверное отволохают в спальне, — предположил Дзе.
– Пускай попробуют, — крикнул Гришка. — И сами огребут не меньше, — крикнул надорванно, несмело и сам себе не поверил.
Но маленький воинственный Воробей взмахнул вытащенной откуда-то железной палкой от кровати.
– Я проломлю голову первому, кто сунется ко мне.
Иошка улыбнулся.
– Что ж… Вооружимся и мы, ребята…
В спальне, против ожидания, ничего не произошло. Вся шестерка имела достаточно внушительный вид, а начавшему приставать Бобру Воробей погрозил палкой…
Так прошел первый день существования Юнкома, первый день шкидской общественной организации.
3
Ионин, Ионин!…
Кричали с улицы.
Под окнами, задрав кверху голову, стоял человек с очень тоненькими ножками, которые на манер зубочисток, воткнутых в рыжие ботфорты, торчали из под долгополого пальто.
Он выпячивал шею и пискливым голосом взывал: — Ионин… Ионин!…
Через подоконник во втором этаже перевесилась лохматая Ленькина голова. Секунду он глядел вниз на человека, потом нырнул обратно.
– Иошка! Там тебя Богородица зовет.
– Слышу, — ответил Иошка…
Богородица был прежде воспитателем в Шкиде, и когда узнал, что через несколько недель его сократят, принялся собирать обличительный материал против Викниксора… А материал был: Иошка, одно время сильно недовольный, всячески поощрял Богородицу, обещал подписи, факты, показания.
Но Богородицу сократили раньше срока и теперь, в жажде отмщения, он стоял под окнами:
– Ионин!… Ионин!…
Иошка тоскливо оглядел ребят, как и вчера, с утра собравшихся в музей.
– За материалом пришел…
– Не давай, — всполошился Сашка. — Не надо, что ты… Ты же юнкомец!
Окошко
тихонько прикрыли… Но Богородица оказался настойчивым, прошел в Шкиду, и несколько минут спустя в двери музея послышался осторожный стук.В комнату просунулось испитое и вытянутое лицо уставного халдея.
– Можно? Здравствуйте, дорогие товарищи! Дело мое на мази-с, — заговорил Богородица, словно соблазняя и торопливо оглядываясь: — ему будет дан верный ход… Да-с… Верный ход… Я у прокурора был… В Губоно был… У следователя был… Все-с… все одобряют… Очередь, можно сказать, за вами… Документики-с… Фактики… подписи… Заявление у меня, кстати, приготовлено-с… Вам подписать, только подписать… Помните, обещали.
Иошка заулыбался, закивал с каким-то испуганным выражением.
– Как же, как же… Мы помним… Покажете заявление?
– Пожалуйста! — Богородица вынул из-за пазухи несколько больших листов бумаги и протянул их Иошке…
– Ого, да тут целое сочинение…
Богородица довольно хихикнул и потер руки.
– Все-с… Все описано в точности; и не подкопаешься.
Иошка держал в руках заявление, и испуг на его лице обозначился еще больше. Ему было совестно за себя, стыдно за Богородицу, за ребят, за всех, кто когда-то поощрял этого халдея на донос. Нужно было бы теперь сразу высказать ему свое нежелание, отшить его, но момент был упущен, заявление Иошка держал в руках и уже готов был подписать его, чтобы избавиться от кляузника…
Надо было решаться.
Иошка подумал и протянул заявление Леньке.
– Отнеси это.
Лицо Богородицы дрогнуло.
– Не беспокойтесь. Он снесет его подписать Косе Финкельштейну, тот наверху, — и чуть слышно, одними губами, что заметил только Ленька, Иошка добавил: — Викниксору…
О приходе Богородицы в Шкиду раньше всех узнали "особенные".
Они всегда вертелись на кухне и возле нее, и первые увидели входящего халдея. Они имели все основания радоваться успеху богородицыного дела. Ведь с приездом Викниксора исчезла почти всякая возможность заниматься по-прежнему воровством, промыслом, который давал независимость и деньги. А всякое вмешательство было бы для них полезно.
Впрочем, так рассуждал только один Цыган, самый умный и дальновидный из всех "особенных". Остальные просто злорадствовали и радовались, что Викниксору, их заклятому врагу и мучителю, придется плохо…
– Молодец Богородица, — говорили они. — Даром, что халдей, а сообразил… Здорово придумал.
Гужбан, колотя себя в грудь, убежденно прорицал:
– Теперь Вите гибель. Амба!… Вите теперь не жить, верьте слову, братишки.
Братишки верили. Всем почему-то представлялось, что "это" должно произойти сейчас, здесь, у этих дверей; здесь посрамится Викниксор, здесь выйдет Богородица, и здесь они увидят все, увидят редкое представление, увидят чудо…
И увидели.
Неожиданно у музея появился Викниксор.
Он распахнул дверь, взглянул на Богородицу и потом сказал:
– Вон!… Сию же минуту вон отсюда!
Викниксор стоял в дверях, заняв полпрохода и вытянув вперед руку.
У отставного халдея была лишь одна мысль: выскочить как можно быстрее в дверь, ставшую такой узенькой, — выскочить, чтобы эта вытянутая рука не опустилась ему на голову.
– Во-он! — затопал Викниксор, и Богородица стремительно вылетел из музея.