Республика ШКИД (большой сборник)

Но и внизу крик и грохот встречают их. Коридор завален шкафами, а сверху летят поленья, и гулко падают, кирпичи. И надо бежать еще дальше, вниз, под лестницу.

И Викниксор понимает, что им ничего не остается больше делать, как отсиживаться и ждать подмоги. И еще он понимает, что это наступил конец.

А наверху разбивают изолятор и двери. Потом отблески огня ползут по стенам. Слышится свисток постового милиционера. Ломятся в закрытые на ночь ворота и зовут на помощь…

Арбуз вдруг опомнился:

"Заложник… Милиция… Сейчас возьмут…"

Он стаскивает с головы шиньон и вместе с дубиной кидает его в полыхающий посреди спальни костер…

В окна несет туманом, дождем и ветром. Внизу чернеет холодная земля; задрав голову, стоят привлеченные скандалом люди; кричит дворник; хлопает калитка…

Арбуз перекрестился и начал спускаться по водосточной трубе…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

(ЭПИЛОГИ)

1

От прошлого, от всего пережитого раньше у Химика, ставшего теперь взрослым парнем, осталась привычка заглядывать на рынки. И сегодня, слоняясь по Покровской толкучке, он встретил бывшего товарища по Шкиде — Кузю. Мало изменившийся, грязный, не поднимая глаз от засаленной своей кепки, положенной у босых ног, тот пел:

Привели на переу-лок

И-и ска-зали: бе-е-ги…

Восемь пуль ему вдо-о-гонку,

Семь за-стря-ло в груди.

Кузя нищенствовал. Вокруг него стояло неровное кольцо зевак. Химик нагнул голову и, протолкавшись сквозь толпу, отошел в сторону, к церковной ограде. Там Химик остановился и стал ждать конца кузиного концерта, чтобы после идти за Кузей следом и уже на улице завязать разговор. Но Кузя, кончив одну, затянул другую песню, длинную, тоскливую и начинавшуюся так:

Зачем ты, мать, меня родила,

На жутки муки отдала,

Судьбой несчастной наградила,

Тюрьма свободу отняла?

Химик подумывал уже об уходе, но у Кузи появились конкуренты, двое цыганят — мальчик и девочка. Цыганенок заставлял свою четырехлетнюю партнершу плясать, а сам, подпевая что-то, ударял ее бубном по заду:

– Больше жизни!…

Толпа переметнулась к цыганятам и продолжавший петь Кузя мрачно оглядывал поредевших слушателей.

Когда девочка запела: "Задумал он с сестрою жить, пришлось ребенка задушить", — последние зеваки покинули Кузю и перешли к цыганятам.

Кузя поднял кепку, пересчитал собранные медики спрятал их в карман и, поругиваясь, двинулся прямо к Химику.

– Здорово!

Химик покраснел. Они уселись на фундаменте ограды.

– Вот, как видишь, филоню! — сказал Кузя и криво усмехнулся. — Полгода уже как из тюрьмы освободили, а все не могу устроиться.

От его лохмотьев несло карболовкой и потом. Химик смотрел на опустившегося парня и вспоминал прежнего ровного шкидца Кузю. Потом сказал нарочито бодро:

– Из тюрьмы говоришь? Тут, брат, удивительного ничего нет. И я побывал.

– А ты за что? — неприязненно и подозрительно спросил Кузя и стал закуривать. Химику он папироску не предложил, отогнулся в сторону, чиркал спички, но их гасил ветер.

– Ты сразу две спички вычиркивай. Всегда надо так. Ветер в два балла — чиркай две. Ветер в четыре — вычеркивай четыре, — посоветовал Химик и потом уже ответил: — Я, брат, в тюрьму за воровство попал.

Воровство Химик приплел для того, чтобы расположить к себе бывшего шкидца. Но Кузя разговорчивее не стал и молча попыхивал папироской.

– Кузя, — сказал Химик: — ты Федорку не встречал?

– Нет. Храпу, Калину, Женьку встречал. В ночлежке на Стремянной. А Федорку нет.

Химик сидел и, поглядывая на Кузю, думал о Федорке, выгнанном из Шкиды. Химик встретился с Федоркой и долго гопничал с ним по России. Жизнь тогда не успела еще вытрясти из него последних остатков романтики, и Химик, потеряв Федорку под Рязанью, решил махнуть за границу и поступить в шпионы. Но его изловили на пограничной полосе. За это Химик и познакомился с кингисеппским исправ-домом

и Особым отделом. Порывавшийся уйти, Кузя докурил и спросил:

– Викниксора не видел, не знаешь, что с ним?

– Нет.

Химик соврал опять. Викниксора он видел, слышал, что тот после Шкиды устроился опять завом в другую школу, но и там его сняли с работы. Химик не сказал об этом, зная, что Кузя начнет злорадствовать. А Викниксор в представлении Химика вставал уже не врагом, не мучителем, а просто человеком, натворившим ошибок и не сумевшим вовремя поправить их.

– Вот Сашке, — в голосе Кузи зазвучала зависть и злость, — повезло дьяволу, — сам халдеем стал.

– Не завидуй, вышибли его, — ответил Химик.

Бывшие шкидцы встали.

– Идем в столовку, пошамаем! — предложил Химик.

– Не хочу! — Кузя протянул руку, словно прощаясь, но спросил: — А сам где работаешь?

– Тумбы считаю, — ответил Химик. — Ведь ремесла не знаю, да и рука мешает. Образования нету, ну и торговал папиросами, но бросил, надоело.

– А сейчас?…

– Сейчас? — понизил голос Химик. — Я, брат, сейчас книги пишу, очерки из своей жизни…

– Так, — равнодушно сказал Кузя. — Мне пора в ночлежку.

Химик смотрел вслед уходившему Кузе. Химику захотелось окликнуть его, сказать ему что-то важное, чего Химик и сам не знал. Но он вспомнил, что все будет бесполезно и они не найдут общего языка. Пробормотав: "Здорово шкидцы поустраивались — на руко-протяжных фабриках", — он невесело усмехнулся.

2

По Вознесенскому к улице 3 Июля шел Купец. Одет он был неважно. Детские штаны из чертовой кожи еле вмещали толстые, как чурбашки, ноги, а широкой

груди было тесно в ситцевой рубашонке. Купец шел и улыбался, оглядывая прохожих. Впрочем, лицо его было сумрачно, а глаза хмуры. Жизнь научила Купца улыбаться нутром, незаметно для окружающих. У Садовой он увидел паренька чуть поменьше его самого. Парнишка сидел на ступеньке подъезда и отдыхал. Рядом сияли желтым лаком поставленные к стенке новенькие стульчаки.

– Здорово! — закричал Купец, узнав в пареньке Кубышку.

– Ну, как поживаем? — спросил Кубышка.

– Я поживаю не плохо, — оглушительно гаркал Купец. — Я, можно сказать, свою точку нашел. На завод поступаю.