Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10

– Прости меня, Людвиг, прости, если сможешь! Не выдержала я…

– Они тебя били? – удивился коллежский секретарь.

Певица ухмыльнулась, задрала рукав платья, и Тараканов увидел много-много темных точек у нее на запястье.

– Это он папиросы об меня тушил… Ну а другие следы я тебе показывать не буду…

– Кто, Копытин?

– Нет, приятель его, Давид Абрамович.

– Разрешите остаться, ваше высокоблагородие! – не ответив на вопрос, гаркнул Тараканов.

Теперь удивился Кунцевич:

– Каким вы ревностным служакой стали, Осип Григорьевич. Ну что ж, если вам так не хочется расставаться со здешними красотами, то воля ваша – оставайтесь.

– Мечислав Николаевич, у меня к вам еще одна просьба будет. – На этот раз никакой решительности в голосе у Тараканова не было. – Не одолжите сто рублей? А я вам, как в Москву вернусь, сразу же вышлю.

Глава 3

Несмотря на ночь, было тепло. Дикий маньчжурский берег Амура весь был покрыт зеленью, а воздух у реки пропитан пряным ароматом цветов. Громадные «китайские» фиалки, высоко поднимаясь над травой, придавали зеленому покрову нежный голубой оттенок. В небе звенели жаворонки, в реке плескалась рыба.

По узкой горной дороге, идущей из Сахаляна на запад, катилась маньчжурская арба, запряженная худосочной низкорослой лошаденкой. Слабосильное, тощее животное едва тащило повозку с тремя седоками: китайцем-возницей и двумя европейцами, один из которых был одет в серый простой пиджак, а другой в дорогой, но мятый и грязный летний костюм. При крутых подъемах лошадь совсем останавливалась, и тогда пассажиры вылезали из арбы и продолжали путь пешком, а манза-возница принимался нахлестывать лошадиные бока длинным бичом.

По этой причине путешествие совершалось крайне медленно, хотя пассажиры и торопились. Над землей царила ночь, сонную тишину которой иногда нарушали ревущие звуки пароходного гудка, раздававшегося на серебряном плесе реки.

Когда один из пассажиров, крепыш с всклокоченной черной бородой и глазами стального цвета, раздраженный такой неторопливой ездой, принимался ругать возницу на чистейшем русском матерном языке, тот робко оправдывался:

– Ноча, капитана, есть. Дорога мало-мало ну шанго. Езди, езди – эк!

Начался рассвет. С запада подул легкий ветерок, нагоняя мелкую зыбь на поверхность Амура.

– Кормя надо мало-мало, капитана! – просительно заявил возница. – Сипи надо…

В ответ на это заявление бородач показал китайцу кулак и энергично кивнул вдаль.

Арба спустилась с горы в широкую долину, прорезанную небольшой речкой и покрытую низкорослыми рощами и кустарником. Направо виднелась полоса Амура с двумя-тремя фанзами на высоком берегу и штабелями дров, а налево – небольшая, скрытая в котловине деревушка. У дров высились мачты парохода.

– Успели, подфартило! – обратился бородач к товарищу, худощавому бритому господину лет пятидесяти, дымившему роскошной «гаваной». Тот ничего не ответил.

– Теперь все от Чукаша зависит, – продолжал беспокойно бородатый. – Сделал ли, что велено?

Бритый левой рукой вытащил изо рта сигару.

– Сядь, Никодим, не мельтеши, – сказал он товарищу, а потом обратился к вознице: – Ходя! Ходи берега.

Китаец повернулся и поднял на него изумленный взгляд.

– Берега, говорю, ходи, черт! Не слышишь?

– Дорога нет, капитана, ходи нет…

– Дурак косоглазый! По дороге только, что ли, можно ездить? – спокойно ответил бритый недоумевающему китайцу и повернул вожжей лошадь в сторону берега.

Арба, цепляясь колесами за кочки и увязая в болотистой почве, с трудом протащилась саженей тридцать и остановилась среди деревьев.

– Теперь «мало-мало корми», – смеясь, заявил пассажир и аккуратно вылез из арбы, придерживая левой рукой висевшую как плеть правую руку.

Никодим тоже спрыгнул на землю.

– Деньги давай, капитана! – крикнул китаец, а сам испуганно съежился на своем неудобном сиденье.

Бородач вытащил из кармана пиджака бумажник, раскрыл его, достал оттуда пятирублевую купюру и бросил китайцу.

– Класненькую давай! – заволновался «ходя». – Десять лубли уговол был!

Никодим не спеша убрал бумажник.

– «Класненькую»? – передразнил он китайца. – Получишь ты свою красненькую. Стой здесь, жди.

Китаец смотрел им вслед, пока бородатый и бритый не скрылись за поворотом.

А на берегу, несмотря на раннее время, шел пир горой. Сошедшие с парохода пассажиры сидели на дровах, а то и вовсе на траве и пили дешевый беспошлинный спирт прямо из жестянок. Более состоятельные тянули «Мартель» харбинского разлива, по шести гривен за бутылку. Повсюду уже раздавались пьяные песни, визжали бабы.

Спиртное отпускалось из почерневшей, вросшей в землю фанзы, ко входу в которую тянулась очередь страждущих. За прилавком этого примитивного магазина стояло несколько рослых маньчжур в расстегнутых рубахах и с засученными рукавами. Они едва успевали отоваривать всех желающих.

Около продающего спирт в разлив кружками стоял помощник, заранее отбиравший деньги у подходящих выпить.

Торговцы, несмотря на громадную толпу полупьяных русских рабочих, держали себя с ними вызывающе и при попытках покупателя улизнуть с неоплаченным товаром расправлялись с ним решительно и круто. За «своих» никто не заступался.

Никодим пристально вглядывался в толпу пароходных пассажиров, очевидно выискивая в ней кого-то. Наконец он увидел тех, кого искал, и подошел к двум сидевшим на дровах рабочим. Эти двое никакого участия в общем веселье не принимали, молча курили папиросы, пренебрежительно поглядывая на упивающихся суррогатом попутчиков. У ног одного из них лежала заплечная котомка. Увидев бородача, они вскочили и вместе с ним направились к расположенной в некотором отдалении рощице. Там их встретил бритый.

– Как добрались? – здороваясь, спросил он подошедших.

– Хорошо добрались, Литвин, – ответил один из них. – Вот билеты, вот деньги, в котомке – костюм, сапоги и белье. Чемодан с другими вещами в багаж сдан, вот квитанция.

– Шорох в городе улегся?

– Какое там! Фараоны по сей день на ушах стоят, тебя ищут. Нам хевра уже претензии предъявлять начала за беспокойство. Правда один из столичных сыскных умотал восвояси, Копытина с его бабой и другими твоими подельниками к следователю повез, но второй остался.