Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10
Шрифт:
– Извольте следовать за мной! – грозно приказал жандарм Дунаевскому.
– Я же говорил, орлы! – воскликнул непонятно откуда появившийся Курланд.
Судебный следователь Хряков прибыл из Нешавы только к вечеру. Он похвалил полноту и грамотность собранного Кунцевичем дознания, формально допросил Дунаевского, который теперь утверждал, что чемодан его попросила доставить в Петербург какая-то неизвестная дама, выписал постановление о заключении его под стражу, поужинал, и, несмотря на уговоры Курланда остаться, ночным поездом убыл домой. Поэтому ужин заканчивали втроем. Разошлись под утро. Хотя Кунцевич слегка пошатывался, голова у него была ясной.
– Завтра, точнее уже сегодня, приглашаю к себе на ужин, – сказал Шиллинг, поскользнулся на утреннем
– Спасибо за приглашение, но, к сожалению, воспользоваться им не смогу. Намерен в половине десятого покинуть ваше прекрасное местечко. Делать мне здесь больше решительно нечего.
– Ну тогда мы вас проводим, непременно проводим.
– Благодарю.
Несколько минут собутыльники шли молча, потом Кунцевич спросил:
– А за какие грехи вас пассажиров досматривать поставили?
– Позвольте! – Шиллинг развернулся к нему всем корпусом. – Что значит за грехи? Я старший контролер зала первого класса, у меня полторы тысячи годового жалованья. Такие должности, милостивый государь, годами выслуживают! А вы про какие-то грехи, мне прямо обидно-с.
– Дорогой Леон Германович, вы уж меня простите, пожалуйста, если сможете. Ни в коей мере не хотел вас обидеть. Только, видите ли, я некоторым боком в свое время к вашей службе был прикосновенен. Я два года кряду руководил сыском в четвертом полицейском отделении Петербурга [31] , а на территории этого отделения расположен морской порт. Ну и большую часть службы борьбе с контрабандирами посвящал, уж очень меня вознаграждение, полагающееся за отыскание контрабанды, прельщало, так что с кухней таможенной немножко знаком. Не знаю, как здесь, а в Питере пассажиров досматривать в наказание ставят. Ведь с пассажира не возьмешь! Даже если он тебе в руку совать будет, откажешься. Во-первых, в ревизионном зале или кают-компании всегда народу много, кто-нибудь да увидит, а во-вторых, неизвестно, что за человек тебе деньги пытается всучить и какие у него намерения. То ли отблагодарить тебя хочет за то, что ты у него лишний аршин кружев не заметил, то ли поймать на взятке желает. Другое дело в пакгаузе служить, с купцами общаться. Тут каждый клиент тебе старинный друг и приятель, каждый по сто раз границу переходил, а уж такой человек никогда не подведет. Зачем это ему? У каждого купца, что покрупнее, у нас в Питере был свой прикормленный пакгаузный смотритель или контролер. Эти чиновники, скажу я вам, даже жалованье не получали, а только в раздаточной ведомости расписывались. А куда их содержание уходило, одному Богу известно. И если кто-нибудь из них в чем провинился, такого на пассажиров ставили, и отбывал он наказание до тех пор, пока своим честным трудом полностью не искупал вину. Неужели у вас по-другому?
31
Столица в описываемые времена в административном отношении разделялась на части, которые, в свою очередь, делились на участки. Несколько участков образовывали отделение, подведомственное одному из полицмейстеров. В 1900 году город делился на четыре отделения, постепенно их количество возросло до шести. Каждому из чиновников для поручений сыскной полиции, которых до 1904 года было только четверо, также поручалось руководство сыскной деятельностью в одном из отделений.
Коллежский асессор долго молчал и наконец ответил:
– Недавно я вычитал в журнале «Вокруг света» про негров-альбиносов. Интересная, скажу я вам, статья! Не читали? Нет? Есть такие негры, у которых и волосы и кожа белые, заболевание у них такое. Один англичанин путешествовал по Африке и про них написал. Альбиносов очень мало, один, может, на много тысяч. А жители той деревни, где есть альбинос, считают, что он приносит им несчастье, и из деревни его выгоняют. Альбинос этот бедный начинает скитаться, но в покое его оставить уже не могут. Соседние племена устраивают на него настоящую охоту и в конце концов убивают. В общем, век у него недолог. Честные таможенники – что негры-альбиносы. Один на тысячу, все считают,
что он им приносит несчастье, и хотят его со свету изжить. А больше я вам ничего не скажу.– А мне и этого достаточно. Про вас я больше спрашивать не буду, расскажите мне про Гладыку Вацлава Мариановича, – сказал Кунцевич.
– Ну уж этот точно не из альбиносов. Но в контролеры попал не в наказание, летом сам попросился. Я удивился этому обстоятельству несказанно и первое время очень пристально за ним приглядывал, но ничего не углядел. Подумал, что человека совесть замучила, и решил он праведную жизнь начать. А оказалось – вон оно как! Мне, конечно, надобно ходатайствовать о его увольнении за упущения по службе. Но может быть, его и так привлекут?
– Вряд ли. Улик-то против него никаких. Если, конечно, Дунаевский прямо на него не укажет. Но Дунаевский молчит и дальше молчать будет, я такую породу знаю. Так что пишите ходатайство, да и я в рапорте про Вацлава Мариановича упомяну.
Глава 2
Вице-директор Департамента полиции действительный статский советник Константин Дмитриевич Кафафов перебил Лебедева:
– Сколько, сколько этот пруссак хочет?
– Десять тысяч, ваше превосходительство.
– Ну и аппетитец у этого, как бишь его?.. – Кафафов заглянул в бумаги. – Герлицкого! Куда ему столько? – Голос вельможи, только официально получавшего в год в два раза больше, клокотал от возмущения.
– Говорит, что в случае открытия шайки в целях безопасности вынужден будет скрываться, – доложил Кунцевич.
– Скрываться? Это пустое. От кого ему скрываться? Кто его обидит, если мы всех мазуриков заарестуем? Нет, столько денег мне выбить не удастся. Скажите, а нельзя ли управиться без этого трактирщика?
– Попытаться можно, – сказал Лебедев. – Задержанный Дунаевский имел при себе билеты от пункта отбытия до пункта назначения. Он выехал из Ниццы и должен был позавчера прибыть в Петербург. Очевидно, что фальшивки фабрикуют на Лазурном Берегу. Одно из отделений французской Сюрте Женераль занимается надзором за иностранцами и внимательно следит за всеми гостиницами и меблированными комнатами, а также и за частными лицами, сдающими жилье. Можно отправить во французское МВД запрос относительно места прописки Дунаевского в Ницце, узнать, где и с кем он жил, и потянуть за эту ниточку. Я не думаю, что изготовители фальшивок ставили на своих письмах загадочному александровскому еврею свой точный домашний адрес, стало быть, Герлицкому их место жительства тоже неизвестно. Но без трактирщика мы вряд ли установим личность еврея.
– Помилуйте! Платить за этого жида десять тысяч! Моисей с ним, пусть останется неизвестным, невелика птица, пущай летает.
– Все-таки он может сообщить нам много ценного. Да и не так уж мала его роль в этой шайке. Судя по рассказам Герлицкого, это организатор сети сбыта фальшивок.
Кафафов разгладил рукой свои роскошные бакен-барды:
– Ну хорошо, хорошо, я поговорю со Степаном Петровичем. Но десять тысяч! Нет-с, столько нам никто не даст. Пресловутый Азеф получал не намного больше… Вы не пытались сбить цену? – обратился действительный статский советник к Кунцевичу.
– Герлицкий сказал, что торговаться не намерен.
– Ах вот он каков! – вице-директор Департамента полиции вскипел. – Условия нам ставит! Тогда вот ему. – Кафафов сложил из пальцев правой руки дулю. – Вот, а не десять тысяч! И говорить ни с кем не буду. Василий Иванович, направляйте запрос в Париж и варшавскому генерал-губернатору. Попросите его превосходительство поручить организовать самый тщательный розыск этого пресловутого еврея.
Кафафов встал, давая понять, что прием закончен. Сыщики тут же последовали его примеру.
– Слушаюсь, ваше превосходительство, – по-военному четко ответил Лебедев. – Не считаете ли необходимым направить в Ниццу кого-нибудь из чинов полиции? Мечислава Николаевича, например?
Кафафов несколько секунд думал:
– Нет. Пока нет. Рановато. Конец года, лимит на командировки департамент исчерпал, а за дополнительными средствами надобно обращаться: – Константин Дмитриевич поднял палец и указал на потолок. – Если только на свой счет?
– Я не при деньгах, – выпалил Кунцевич.