Retrum. Когда мы были мертвыми

Песня, выбранная из всего их творчества для моей антологии исчезнувшей феей, называлась «Одинокий человек». Речь в ней шла о мрачной судьбе канатоходца.

Надменный, на провисшей веревке,

Он гордо пытается удержать равновесие.

Купол циркового шатра над его головой

Не раз был свидетелем этого древнего кровавого жертвоприношения.

Со спины безо всякого риска

За ним следят взгляды тысячи незнакомцев.

Они молча ждут в тишине,

Когда он совершит роковую ошибку и упадет на арену.

Они не видят в этом человеке человека,

Им даже не интересно, жив он останется или погибнет.

Впрочем, быть может, они захотят познакомиться с его жизнью,

Когда тело унесут за кулисы.

Одинокий человек.

В тот момент, когда под потолком моей комнаты прогремели последние аккорды этого мрачного гимна, в дверь, как всегда, негромко постучали. Отец, видимо, решил нанести мне дежурный визит. Впрочем, когда в щели приоткрытой двери появилось его лицо, я обратил внимание, что смотрит он на меня не так, как обычно. Отец явно хотел мне что-то сказать, а не просто поинтересоваться, все ли у меня в порядке.

— К тебе гости.

На мгновение у меня в сердце вспыхнула надежда на то, что случилось чудо, ко мне явилась моя богиня — Алексия, вознамерившаяся вытащить верного почитателя из той трясины, в которую его затягивало все глубже.

Реальность же оказалась совсем иной, я бы даже сказал, абсолютно противоположной моим ожиданиям.

— Это Хавьер, — пояснил отец. — Говорит, что хочет повидаться с тобой.

Я привстал на кровати и увидел за плечом отца хорошо знакомый мне взъерошенный чуб. Вскоре на пороге появился и его обладатель, бывший «подзащитный» моего христианнейшего брата.

Приглашение

Живи, люби и смейся,

пока к тебе не явилась смерть.

— Ирен Клавер —

Вполне понятно, что такого гостя я принял с вымученной улыбкой на лице и искусственной ледяной вежливостью. По правде говоря, поначалу я испугался худшего. Мне показалось, что этот тормоз Хавьер наметил меня в заместители Хулиана, чтобы грузить своими проблемами и дурацкими размышлениями.

Впрочем, по ходу разговора я стал понимать, что у этого неожиданного визита явно есть какая-то вполне конкретная цель. Слишком уж расплывчатым и неубедительным выглядело все то, что плел мне Хавьер, пытаясь как-то мотивировать причину своего появления в моем доме.

Я решил взять быка за рога.

— Хавьер, я так понимаю, ты хочешь что-то мне сказать. Давай выкладывай, зачем пришел.

Подыскивая нужные слова, Хавьер непроизвольно стал обшаривать свои карманы, будто проверяя, не украли ли у него бумажник. Когда он наконец-то извлек на свет и протянул мне маленький голубенький конверт, я не на шутку насторожился.

— Вот, сестра просила тебе передать. Сделать это лично она не решилась. Говорит, что ты в последнее время какой-то совсем странный.

Я понял, что дело плохо и серьезных проблем мне не избежать, но поспешил прояснить ситуацию:

— Твоя сестра ошибается. Я не в последнее время странный, а по жизни такой.

— Вы, ребята, как-нибудь между собой разбирайтесь. Мое дело — письмо передать.

Посчитав свою миссию выполненной, Хавьер просто насильно всучил мне конверт и направился к дверям. Я почувствовал, что у меня в руках бомба, готовая взорваться в любой момент.

Мы с Хавьером вежливо попрощались. Как только за ним закрылась дверь, я рухнул на кровать как подкошенный. Я прекрасно понимал, что если обнаружу в конверте признание в любви, то мне придется наговорить Альбе такого, от чего она, в свою очередь, прольет немало слез.

Такой ответ невозможно смягчить, сформулировать как-то изящно и деликатно. Отказ, равно как и забвение, всегда переживается болезненно, неизменно ранит душу.

Я приготовился к худшему из возможных сценариев. Вот почему, внимательно прочитав письмо, написанное от руки, от первой до последней строчки, я даже вздохнул с облегчением.

Мой мрачный и замкнутый друг!

Вот уже два года мы сидим за одним столом и вместе скучаем на занятиях. Жизнь тем временем шла своим чередом, мир менялся, мы становились иными вместе с ним. Сам понимаешь, мы теперь не те, какими были, когда познакомились.

Та робкая девочка, которую ты когда-то знал, открыла для себя новый мир и живет другой жизнью. Если ты когда-нибудь захочешь выйти из своей черной скорлупы, я смогу поделиться с тобой тем, что обрела и узнала за это время.

Пусть пока все остается как есть, а это письмо я пишу для того, чтобы пригласить тебя на праздник в очень важный — хотя бы для меня — день. В понедельник мне исполняется семнадцать лет, но я хочу отметить эту дату сегодня вечером, воспользовавшись тем, что мои родители уехали и весь дом предоставлен в мое распоряжение. Я сообщаю тебе об этом в последний момент. Знаю, что ты хорошенько все обдумаешь и ни за что не придешь, если пригласить тебя заранее.

Я очень хотела бы видеть тебя сегодня. Сам понимаешь, пусть ты нелюдим и замкнут, но являешься неотъемлемой частью ежедневного пейзажа моей жизни. Я привыкла видеть тебя каждое утро за нашим столом — невыспавшегося, скучающего или же рисующего что-то в неизменном черном блокноте. Если тебя вдруг не окажется рядом, то мне в этом мире будет чего-то не хватать.

Знаешь, как говорила об этом мать Тереза: «То, что человек может дать этому миру, сравнимо с крохотной песчинкой. Но и без этой песчинки мир станет меньше и беднее».

Надеюсь, что ты сегодня все же придешь ко мне в гости. Собираемся мы часам к десяти. Подтверждать согласие не нужно — пусть твое молчание будет для меня ответом.

Твоя Альба-почти-семнадцать-лет

P. S. Я приготовила для гостей просто потрясающий сюрприз. Надеюсь, ты не испугаешься.

* * *

«Твою мать! — ругался я про себя. — На кой хрен мне все это нужно?!» Такие вот веселые мысли одолевали меня всю дорогу, пока я шел в Масноу. Поначалу, едва осознав, что не придется отшивать девушку в ответ на ее признание в любви, я было обрадовался, но постепенно до меня стало доходить, что от похода в гости мне, пожалуй, сегодня не отвертеться.

Нет, само собой, можно было бы отклонить приглашение, но в таком случае я чувствовал себя обязанным хотя бы позвонить Альбе и придумать какой-нибудь мало-мальски убедительный предлог. Я подумал, что будет гораздо проще и легче зайти к ней ненадолго, вручить подарок и быстренько свалить оттуда с чувством выполненного долга.

Именно с мыслью о подарке я и отправился прогуляться до Масноу. Там было целых два книжных магазина, в то время как у нас в Тейе книги, за исключением последних новинок и бестселлеров, приходилось заказывать через отдел канцтоваров. Мне нужно было подыскать для Альбы что-то старинное и как можно более сложное для понимания.