Ревизия командора Беринга

«Будут пытаться пройти в это лето... — рассуждал он. — Хорошо, коли пройдут. А если не пройдут? А ежели погибнут во льдах? С кого тогда взыщется? С нас и взыщется, что без указа разрешили плавать...»

Отряды вернулись в Якутск. Беринг послал Дмитрия Лаптева в Петербург, чтобы он лично убедил Адмиралтейств-коллегию в невозможности исполнения инструкции.

Случилось всё это летом 1737 года, когда впервые за последние двадцать лет льды отошли от берега...

Но ни Беринг, ни Дмитрий Яковлевич Лаптев не знали этого.

2

Лейтенант Дмитрий Лаптев ехал в Петербург, чтобы свидетельствами собственного опыта опровергнуть свидетельства казака Семёна Дежнёва, сто лет назад совершившего то, что не мог совершить он сам.

Кроме того, призывали Дмитрия в Петербург и семейные дела. Ещё когда пытался он пробиться сквозь непроходимые льды на восток, дошли из Петербурга смутные слухи, что сидит в тюрьме, дожидаясь казни за измену Отечеству и государыне императрице, его двоюродный браг Харитон.

Этого не могло быть! Не мог весёлый и отчаянный Харитон совершить измены! Дмитрий готов был кричать об этом во весь голос, но среди холодных ледяных торосов застревали слова, замерзали над бескрайней тундрой... Надобно было ехать в Петербург, чтобы там хлопотать, вытаскивая из тюрьмы брата. Об этом Дмитрий Лаптев не говорил никому, но и об этом он думал, записывая решение консилиума офицеров дубель-шлюпки «Иркуцк»: «И на предбудущий 1737 год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки, по всем обстоятельствам, ныне и впредь нет никакой надежды...»

И вот теперь Дмитрий прибыл в Петербург...

Однако Харитона он нашёл не в тюрьме... Живым и здоровым был брат и командовал сейчас придворной яхтой «Декроне». И семьёй обзавёлся Харитон. Красавица супруга вынесла показать своего первенца.

Улыбался, глядя на пускающего пузыри племянника, Дмитрий. Дал ребёнку поиграть своим пальцем. И сам не мог понять, отчего так грустно, почему кошки скребут на душе...

Потом, когда унесла невестка ребёнка, разговаривал с братом о его злоключениях.

История была невероятной... Три года назад объявили войну претенденту на польский престол Станиславу Лещинскому. Русский флот вышел тогда в море для осады Гданьска... Фрегату «Митау», на котором служил мичманом Харитон, поручили осмотреть рейд. Задача была не слишком сложная, и «Митау» справился бы с ней, но адмирал Гордон запамятовал указать в ордере, что французские корабли — Франция поддерживала Лещинского — являются неприятельскими, и командир «Митау», француз по национальности, не только не ретировался от французской эскадры, но и обрадовался встрече с земляками...

«Митау» был взят в плен без боя, и все офицеры и матросы увезены во Францию. Потом, когда война закончилась, их вернули в Россию. Здесь все они предстали перед следствием но обвинению в измене...

— Наверное, казнили бы... — сказал Харитон. — Слава Богу, тот ордер, который Гордой «Митау» дал, отыскался... Ну а когда увидели, что нашей вины в сдаче фрегата нет, отпустили всех, кто выжил... Два года и просидел всего в тюрьме...

— Не так уж и мало... — посочувствовал брату Дмитрий. — Тем более что без вины...

— Бывает, что и дольше сидят... — сказал Харитон. — И иногда тоже без вины... У тебя-то как дела? Как экспедиция?

Хвастать Дмитрию было нечем.

Первые годы он провёл офицером для особых поручений при Беринге. Помогал Анне Матвеевне фейерверки устраивать в Якутске... И так до смерти надоело это, что, когда пришло известие о гибели Лассиниуса, вытребовал у Беринга назначения в северный отряд.

— Дела хотелось, Харитоша... Де-ла... А там льды стоячие, который уже год ни ветром, ни морем не ломаны...

— В Петербург-то чего приехадчи? — равнодушно спросил Харитон, и равнодушие это сильно огорчило Дмитрия. Хотел он сказать, что ради Харитона и приехал, но промолчал. Чего говорить, если его помощь не потребовалась...

— Адмиралтейств-коллегию надо как-то убедить, что невозможное дело — в тех льдах плавать... — с досадой сказал он.

— Объяснишь... — не совсем уверенно проговорил Харитон. — Если никто там не может плавать, чего же не объяснить? Сам же говоришь, что покойный Лассиниус тоже не шибко далеко продвинулся... Должны понять это адмиралы наши...

— Может, и поймут... — сказал Дмитрий. — А может, Харитон, и иначе выйти. Такое дело тут, что среди приписанных к экспедиции профессоров согласия пет. Академик Миллер, к примеру, разыскал дежнёвские скаски в архиве, по которым получается, что сто лет назад уже плавали там казаки...

— Как же это удавалось им?

— Откуда я знаю... Капитан-командор Беринг вообще сумлевается, что они плавали...

Внимательно посмотрел Харитон на брата. Потом положил свою руку поверх его руки.

— Не вешай носа, Митя... — сказал, ободряюще улыбаясь. — Чего прежде времени огорчаться? В жизни всяко бывает... А на меня, Митя, ты всегда в надежде будь! Я пособлю тебе, чем сумею.

Отдёрнул свою руку Дмитрий.

— Ты чего? — удивился Харитон.

— Ничего... — ответил Дмитрий.

Трудно было объяснить, что помогать приехал, Харитона вытаскивать из беды... Ещё труднее было привыкнуть к мысли, что Харитон вместо этого сам предлагает помощь. И не в насмешку, а от чистого сердца. Это хорошо, конечно, только очень досадно. С трудом переборол раздражение Дмитрий.

— Ты не понял ничего, Харитон... — сказал он. — Это капитан-командор сумлевается... А у меня сумлений нет. Я там сам был и знаю твёрдо, что не можно там плавать. Дежнёвские скаски — выдумка... Перепутали что-то казаки...

— Кто знает, Митя... — усмехнулся Харитон. — Может, и перепутали, а может, и нет... Казаки такой народ, что у них и небываемое бывает. Алексей Ильич Чириков рассказывал мне, что Беринг пять годов к плаванию готовился, а потом и двух месяцев не плавал... А казачий голова, Шестаков, кажется, враз в экспедицию с ватагой своей собрался...