Ревизор: возвращение в СССР 28
Шрифт:
— Хорошо, сделаем, — пообещал он.
— Попросил руководство камволки разузнать насчёт вискозной пряжи. Если удастся запустить её в производство, то такая ткань будет еще большим спросом в розницу пользоваться и её будет легче в Мосторг пропихнуть, если там уже будет наша бельевая ткань.
— Ну, понял, понял… Это задел на будущее.
— На отдалённое будущее, — усмехнулся я. — Новую линию ещё даже не запустили.
Потом в раздевалке оказались рядом с Маратом. Он спрашивал, как у нас дела, что нового? Рассказал ему, что Загит собрался во вторник в Святославль, оформлять документы о разводе.
— Мне переговорить с ним надо, — серьёзно глянул на меня Марат. — Подъеду к вам завтра?
—
Развивать эту тему он не стал, ну и я не стал настаивать, хотя, напрягся немного. Что там ещё у Марата могло случиться? С Аишей, что ли, поругались?
Сатчан забрал сегодня у Ганина общественную долю четвёртого тома Конан Дойля, подбросил меня домой и вручил две увесистых связки книг.
Оказался дома раньше обычного, очень удачно получилось, потому что меня уже ждали Эль Хажжи. Никакой договорённости о встрече не было, а я еще полностью не привык, что в СССР это не было препятствием, чтобы в гости приехать… Не знаю, как принято в Ливане, а Диана же местная, и вообще, в их семье именно она обычно заводила…
Поставил стопки книг рядом с мешком с письмами в коридоре и поспешил к гостям.
— Случилось что? — удивлённо спросил я. — А Галия где?
— Мальчишек укладывает, — ответила с безмятежным видом Диана и я, поняв, что этот визит не связан с какими-то проблемами у нее, заглянул в спальню.
Дети спали. И Галия уснула прямо в халате, поверх одеяла при включенной настольной лампе. Панда спала у неё на подушке. Укрыл жену второй половиной одеяла, поцеловал её и детей и тихонько вышел из комнаты, выпустив Тузика и погасив свет.
— И сама уснула, бедняжка, — проговорил я и уставился вопросительно на родственников.
— В Святославль с самого утра завтра едем, — улыбаясь, объяснила, наконец, сестра. — Никому ничего передать не надо?
— Так… Это ты молодец! Наверняка кому-нибудь да нужно! — подхватился я. — Хотя… Загит в Святославль во вторник поедет, своим сам передаст. А я бы с вами передал гостинцев Эмме Либкинд, Славки Комарцева подруге.
— Да я знаю, кто такая Эмма Либкинд, — усмехнулась сестра. — Что ты мне объясняешь?
Начал сам ковыряться у жены на полках, но попробуй тут разберись, что она для нас отложила, а чем можно поделиться…
Тут Тузик у двери тихонько жалобно завыл. Перед тренировкой не успел его выгулять, а ему надо…
— Сейчас, мальчик мой, сейчас, — быстро осматривал я полки в шкафах на кухне. — Сейчас идём.
Тут к моей искренней радости вышла из спальни заспанная жена.
— Ты уже пришёл? — подошла она ко мне и подставила щёчку.
— Как хорошо, что ты встала, дорогая, — чмокнул я её. — Собери, пожалуйста, что-нибудь в Святославль Эмме Либкинд. У неё там бабушка, дед и два брата маленьких.
Меня прервал опять мой нетерпеливый пес.
— Блин, он мне детей сейчас разбудит! — воскликнул я и виновато посмотрел на гостей, мол, извините, должен вас покинуть.
— Ну, пусть девчонки передачу собирают, а мы с тобой собаку выгуляем, — предложил Фирдаус.
Кивнул ему благодарно за понимание. Мы быстро собрались и вышли на улицу, пока пес не напрудил прямо в квартире. Однако, Тузик, выскочив во двор, первым делом нарезал пару кругов вокруг двора с радостным видом, а только потом занялся своими прямыми обязанностями.
Посмеялись над ним с Фирдаусом и пошли тихонько вдоль дома.
— Не успел тебе в прошлый раз сказать, — начал он. — На нашу фабрику в Италии в суд подали.
— Так… И за что?
— Некая сеньора из Рима претендует на пятьдесят тысяч долларов возмещения материального и морального ущерба. Якобы она ногу сломала, пользуясь нашим чемоданом.
— Ну, понятно, — сказал я, досадливо качая головой. — Это называется потребительский экстремизм или потребительский терроризм. Другими
словами, злоупотребление покупателем своими правами с целью получения выгоды. Моя вина, нужно было сразу сообразить, что и к этому дело однажды придет!— И что делать?
— Как показывает практика, то тут только один выход. Это сопровождать продукцию списком того, что с ней делать запрещено. Этот список будет пополняться с каждым иском против нас. Ушлые потребители будут искать лазейки. Это будет бесконечная борьба. Поэтому, чем больше вариантов использования не по назначению, которые запрещены производителем, вы сейчас предусмотрите в инструкции по эксплуатации, тем лучше для нас. Прямо отдельным разделом инструкции должно быть перечислено, что запрещается. Например, чемоданы на колёсиках нельзя использовать для перевозки живых существ. А то засунут внутрь свою собаку, она там сдохнет, а они тут же иск подадут. Что там можно ещё придумать? Нельзя использовать чемоданы вместо стремянок… И весь этот перечень в инструкции должен быть выделен жирными буквами: «Запрещается!».
— Бред какой-то, — ошарашенно посмотрел на меня Фирдаус. — Это же какие по размеру будут инструкции?
— Бред — платить пятьдесят тысяч долларов за экономию на инструкциях, — возразил я ему. — Ты посчитай, сколько вы полновесных инструкций на эти деньги напечатали бы. А вообще, нужно еще предварительно нанять юриста и выяснить, что там сейчас в законах по защите прав потребителей в крупнейших странах Европы, спасет ли вообще от проигрыша в суде такая вот подробная инструкция? Если нет, то по-хорошему нужно добиваться изменений в этих законах. Должно быть так, что любое использование изделия не по назначению, предусмотренному инструкцией, будет сугубо на страх и риск потребителя. А не так, как сейчас… Есть смысл объединиться в этой борьбе с большими корпорациями. Чем богаче ответчик, тем чаще на него подают в суд и тем выше суммы исков. Они точно будут заинтересованы. Да и такой вот инициативой можно найти новых деловых партнеров среди них… Они оценят будущую экономию…
— Хорошо, обязательно займемся, — благодарно кивнул Фирдаус.
Постояли ещё у подъезда, пока пёс набегается, всё-таки он терпеливо ждал меня весь вечер… Как ни крути, а мне достался умнейший пёс. Не хулиганит, одни туфли в щенячестве не в счёт. Знает, когда надо молчать, а когда надо голос подать.
Тут вышла Диана с сумкой. Обменялись с ней взглядами, она подмигнула — мол, все хорошо у меня с КГБ. Проводил Эль Хажжей и пошёл домой.
Вернувшись с прогулки, перенёс книги и мешок с письмами в кабинет с глаз долой. А то с моих станется, найдут и начнут ещё разбирать их по ночам, чтобы мне помочь, вместо того, чтобы полноценно высыпаться… Вообще, надо что-то придумать, чтобы избавиться от работы с письмами с радио. А если получится, то туда же сбагрить и письма с «Труда». Что же с ними делать? Домой, однозначно, больше никакие письма носить не хочется. И тут у меня в голове начала вырисовываться идея…
Лубянка.
Полковник Воронин просматривал протоколы прослушки квартиры Ивлева за несколько дней. Всё как всегда, дети, женщины, гости…
Затем он отложил протоколы, но, вместо того, чтобы убрать папку с ними, задумался. Сознание за что-то зацепилось, а за что именно, он не осознал. Взял протоколы и стал перечитывать ещё раз.
Так вот же! — чуть не воскликнул он в голос. — Эль Хажжи только с самолёта! Летели с пересадкой, должны были устать сильно, и вдруг «Скворец» настаивает на пробежке, да ещё в такое позднее время?! Никогда она себя не показывала спортсменкой, ни в одном докладе Артамоновой про это ничего не было. Разве что пострелять любит немного в тире… Но точно никак не совершать пробежки для оздоровления. Не в ее обычаях…