Ревизор: возвращение в СССР 29
Шрифт:
— А какая же у нас может быть некондиция? — удивился он. — Все туфли правые? Или наоборот, левые?
— Ну, этого я не знаю, — откровенно растерялся я. В самом деле, какая у обуви может быть некондиция? — Может, без набоек туфли продавать?
— Нет, ну что вы. Это не некондиция. Набоек нет, значит надо заказать и поставить набойки. Некондиция — это брак. И брак не внешний, иначе, кто такую обувь купит. Значит, только с подкладкой что-то…
— Что-то, что легко исправить! — подхватил я его мысль. — Значит, дефект на стельке. И тут же продаём новые стельки.
—
— А если спросят, куда раньше обувь с дефектами шла? — уточнил я.
— На утилизацию, — пожал плечами Серов.
— Ага. А тут мы решили покончить с бесхозяйственностью и не утилизировать их, а продавать. Ну, так-то всё красиво. Не придраться.
— По поводу кожи из Серпухова, — напомнил директор. — Когда можно первую партию ждать?
— Уже договорились о небольших регулярных партиях для вас. Но на большие объёмы не рассчитывайте. Там оборудование сначала поменять придётся.
— Жаль… А то мы уже разработали несколько комбинированных моделей.
— Да? Молодцы. Рад, что получилось. Кстати, их можно регистрировать, как цельные. А комбинированные варианты продавать, как некондицию. Вроде, раскроили половину деталей из одной партии кожи, а на вторую половину не хватило, поставщики подвели, больше такого цвета или качества кожи не прислали. Раньше бы утилизировали эти заготовки, а сейчас в дело пустили.
— Ну, а что? Так тоже бывает, — усмехнулся Серов.
— Короче, Иван Сергеевич, у вас такое поле деятельности открывается с появлением магазина!
— Это я уже понял, — улыбнулся он.
— А главное, всё на законных основаниях.
Рассказал ему ещё быстренько, как замаскировать в этом хаотичном движении готовой продукции между складом и магазином продажу дополнительной продукции.
В общем, идей ему набросал навскидку штук пять, есть, из чего выбрать. Пусть сами решают, как им будет удобнее работать, чтобы меньше народу было вовлечено.
После обувной фабрики отправился на швейку. И провёл с директрисой и её замом такую же точно беседу по магазину некондиции. Они так смеялись обе.
— Если бы мы из-за каждого отклонения откидывали продукцию в некондицию, она вся у нас была бы некондиционная, — заявила замдиректора.
— Это почему же, Екатерина Захаровна? — удивился я.
— Бывает и наши раскроят неправильно, но это редко. А чаще просто ткань некачественная, — ответила она.
— Это мягко говоря, — подтвердила директриса.
— Бывают нитки не пойми что. У нас всё бывает.
— Понятно, — мысленно крякнул я. — Но камвольная фабрика хорошую ткань поставляет?
— Да, яузская ткань у нас самая лучшая.
— Ну, вот и наращивайте объёмы по возможности. Они там американскую линию скоро запустят… Скажите, а вам звонили насчёт строительства дома для рабочих горьковским методом?
— Нет, — переглянулись удивлённо женщины.
Видимо, наши решили, что фабричка маленькая, что с неё толку. Но объект мой, и я за своих должен бороться.
— Значит,
так. Надо провести опрос очередников, кто готов участвовать в строительстве в свободное от работы время. Пока только проводим опрос среди желающих, пытаемся понять, наберётся ли народу на целый дом.— Хорошо, мы обязательно проведём, — тут же отреагировала Скворцова.
— И составьте список с указанием состава семьи, какая нужна квартира, какая профессия того, кто будет участвовать в стройке. Насколько я знаю, вовсе не обязательно ваша сотрудница лично должна работать, может и её муж участвовать. Как готовы будете, сразу мне сообщите, ладно?
— Конечно! — заверила меня директриса. — Мы очень заинтересованы! Если бы получилось решить этот вопрос…
Из её кабинета отправился к главному инженеру. Чернов мне сообщил, что оборудование они уже частично получили.
— Кое-что по запчастям ещё осталось, — небрежно махнул он рукой. — А в основном всё уже на фабрике.
— Ну и отлично.
Мы сходили в цех, и он показал мне новые швейные машины.
— Передовиков за них сажаем, — с важным видом сказал он, наклонившись ближе к моему уху.
Стрёкот машинок, конечно, уши закладывал, и мы вышли из цеха. Обратил внимание, что дверь они, всё-таки, перенесли под новый проход, после того, как ещё один ряд машин добавили.
— И с той стороны также? — поинтересовался я.
— Конечно, — кивнул он.
— Ну, молодцы. Можно начинать работу, — подвёл я итог нашей экскурсии.
Прощаясь, напомнил ему, чтобы в случае какой необходимости сразу звонил мне, только не забывал про наше журналистское прикрытие.
Святославль.
Шанцев правильно понял намек Павла Ивлева, что в борьбе с Министерством мясомолочной промышленности ему пришлось воспользоваться теми связями, которыми пока не стоило пользоваться. Нехорошо получилось…
Шанцев и сам знал, что даже на его уровне любой вопрос решается личными связями. И если ты к кому-то с просьбой обратился, то должен быть готов к тому, что и к тебе обратятся за ответной услугой. Не получится просить и ничего не давать взамен, тебе просто откажут в помощи в следующий раз.
А Паша, похоже, и так был серьёзно должен кому-то влиятельному, — думал Шанцев. — А пришлось ещё раз обратиться из-за моей просьбы… Надо ему ответную услугу какую-то оказать… И что я могу тут для него в Святославле сделать, когда он в Москве теперь?
А, у него с тёщей были проблемы. И Ахмад как-то обмолвился, что ему за дом ещё не все деньги отдали. Что там у них? Не получилось трёшку разменять? Значит, если помогу Руслану разобраться с жильём, и Ахмаду помогу долг за дом получить, значит, часть своего долга за помощь от Павла сниму. Тем более, он уже как-то об этом просил, а я пустил всё на самотёк.
Решив так, Шанцев после службы сказал водителю отвезти его не домой, а к бывшему дому своего друга, где теперь жила семья шурина Павла. Там он отпустил машину, решив, что после разговора прогуляется до дома пешком.