Ревизор: возвращение в СССР 36
Шрифт:
– Платон Семенович, позвоните в ВЦСПС, спросите у них рабочий и домашний телефоны Дружининой Екатерины Андреевны, профорга одного из столичных предприятий, точно не помню какого. Сообщите ей, что я хотел бы переговорить с ней завтра лично по поводу повышения.
Помощник записал и обещал немедленно заняться этим вопросом.
Захаров, конечно, знал все это. Но его помощнику вовсе не обязательно быть в курсе его избыточной информированности… Это он по его партийным делам помощник, а по другим вопросам ему ничего знать-то и не надо.
***
Московский городской комитет КПСС.
Гришин, когда выдалась свободная минута, сел посмотреть, как распределил площадки по
– Юрий Петрович, так удалось узнать, для кого Захаров распределил эти два сектора по пять детских площадок и один сектор по десять? Не обидим ли мы случайно кого-то влиятельного, кому хотел ими услужить Захаров?
– Пытаюсь разузнать, но пока ничего не получается. – немедленно отреагировал его помощник. – А если так никого и не выявим, то что следует сделать с этими площадками, где нам их разместить?
– Так... Возьми список адресов членов Политбюро, у которых есть дети или внуки. Значит, в каждом из этих дворов и разместим по одной площадке.
– Сделаю!
– И предупреди директора «Полета»... Не по телефону... Съезди к нему лично. Намекни, чьи именно дети будут кататься на всех этих качелях и каруселях этой осенью. Чтобы он совершенно отчётливо понимал, что качество должно быть безукоризненным.
– Сделаю, – кивнул тот. И Гришин ни на секунду не усомнился в его словах. Ему не привыкать к подобным деликатным поручениям, сделает.
***
Москва, Лубянка
Андропов долго думал над тем, что узнал от Назарова. Конечно же, подвергая сомнению услышанное. Но все же его серьезно встревожило то, что он прочитал в лекции Ивлева. И то, насколько детально был сделан обзор ситуации в Чили, и его намеки на Ближний Восток… Неужели Назаров был прав, и Вавилов все же поделился секретной информацией с неуполномоченным на ее получение лицом? Вызвать его и спросить лично? Но где гарантии, что он не будет просто все отрицать? Нет, тут нужно предварительно изучить ситуацию как следует, чтобы иметь серьезные аргументы на руках в разговоре, если все так и есть, как предположил Назаров.
Нажав на кнопку селектора, он велел помощнику зайти. Когда Крючков вошел в кабинет, сказал ему:
– Выясни, кто является куратором у этого Павла Тарасовича Ивлева, про которого говорил Назаров. Справки можешь навести у полковника Третьякова.
Помощник вернулся через пять минут.
– Майор Румянцев Олег Петрович, – доложил он, – я проверил, он сейчас в отпуске. Находится в районе Ленинграда.
– Отзови его из отпуска, надо с ним обсудить детали его кураторства. – велел Андропов.
Но, когда помощник уже развернулся выполнять его приказ, остановил его:
– Нет, в этом случае Вавилов может узнать… По управлению, которое он курирует, проходит же этот майор…
– Можно обойтись без отзыва из отпуска. Позвонить в управление в Ленинград, они отрядят кого-нибудь с ним переговорить… – предложил Крючков.
Андропов покачал головой.
– Нет, слишком много людей будет посвящено в тему. Утечка к Вавилову недопустима. Да и дело больно специфичное… Сделай лучше так – отправь кого-то к нему. Доверенного человека, который точно не связан никак с Вавиловым. Пусть найдет этого Румянцева и тщательно опросит. И сразу же предупредит его, что никому ни слова об этом разговоре, даже своему начальству, тот сказать не должен под угрозой увольнения. Важны все детали кураторства – но главное, не отдавал ли приказ Вавилов посвятить Ивлева в наши секреты без подписки…
***
Москва, Лубянка
Полковник Третьяков буквально ожил после звонка помощника Андропова. Как же ему было неуютно сидеть в кабинете после того памятного разговора с Кудряшовым! И ведь от него с тех пор ни ответа, ни привета. Ну, сходил он к зампреду Назарову… Ну так это когда
было?Сотрудники к нему больше не заходили, избегая его кабинета, как будто он прокаженный. В курилку он зарекся ходить, там сразу стихали все разговоры при виде его. Сволочи!
Один только и был позитив до этого звонка, что все еще не уволили. Только с этим и связывал свои надежды, что все же удастся что-то сделать. Но дни шли, и надежды угасали. А тут звонок от полковника Крючкова, личного помощника Андропова! И вопросы-то какие, просто радующие его донельзя, про Ивлева и Румянцева!
Получается, удался план Кудряшова! Как-то этот их вопрос все же Назаров донес до председателя комитета!!!
Третьяков решил, что возможно, фортуна наконец-то повернулась в нему лицом. Надо будет дома это дело обязательно отметить. И жену хоть немного успокоить, а то она же догадалась, что у него на работе серьезные проблемы… А работа такая, что она даже спросить не имеет права, а если спросит, то он ей и ответить не может…
***
Сочи
Последние дни стали для Андриянова настоящим испытанием. Он никогда в жизни не испытывал таких ощущений. Привык к достатку и восхищению окружающих. И с деньгами проблем в семье никогда не было. Так что необходимость жить несколько дней, имея в кармане две пятерки и не имея одежды и вещей, стала для него ударом. И одновременно откровением. Он впервые понял, что это такое, когда люди смотрят на тебя с жалостью или с презрением.
В первый день после ограбления он потратил почти все деньги, что у него были. Дал телеграмму Оксане, пообедал в кафе, купил самую простую бритву, лезвия к ней и зубную щётку с пастой. Инна вместе с вещами забрала и его несессер, где хранились гигиенические принадлежности, так что у Антона не осталось даже самых простых и необходимых предметов. Хорошо хоть гостиница хорошая, мыло и полотенца имеются, – грустно размышлял Андриянов, возвращаясь в номер. Хоть бы Оксана денег прислала, – в очередной раз мелькнула мысль.
На второй день Антон обнаружил, что бритва со сменными лезвиями – это совсем не то же самое, что его безопасная и удобная электробритва. Он совершенно забыл, как пользоваться обычной бритвой, в результате порезался несколько раз и вдобавок побрился неаккуратно. До привычной гладкости было, как пешком до Урала. Чертыхаясь, Андриянов кое-как умылся и критически осмотрел себя в зеркале. Зрелище было неприятным. Порезы, он конечно, заклеил туалетной бумагой, но пока ее убирать опасно, может снова кровь пойти. Да и когда уберешь, все равно они будут видны, такое впечатление будет, словно он с кошкой дрался, или ему какая-то женщина морду расцарапала… Идти на улицу в таком виде категорически не хотелось. Но на почту пойти все равно придется, – с ужасом подумал Антон. Надо выбрать время, когда людей будет поменьше. Через пару часов все на пляж уйдут, тогда и пойду…
Надежды, что деньги придут так быстро, было мало, но чем черт не шутит. Вдруг повезет, – думал он.
Чуда не произошло, денег на почте не было.
Андриянов отложил денег на ещё одну телеграмму, на всякий случай, и денег на проезд в Москве, когда вернётся, и понял, что пообедать в кафе сегодня не получится. Ему просто не хватит финансов. Что делать теперь? – в панике думал он. Зайдя в магазин, купил батон и бутылку кефира. Вспомнил, как как-то в компании приятелей обсуждали сына одного из них, который уехал из родительского дома в другой город, поругавшись со всеми. Приятель рассказывал тогда, что кефир и батон составляют основной рацион питания сбежавшего сына. Смеялся ведь тогда со всеми над этим бедолагой, – думал Антон, идя в гостиницу. Поймав на себе в холле подозрительный взгляд какой-то женщины, явно недоумевавшей, что он в своих шлепанцах с кефиром и порезанной рожей делает в таком приличном месте, быстренько ретировался в номер.