Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

Главным командиром и военным губернатором Кронштадта был адмирал Р. Н. Вирен [14] , человек по натуре прямой, властный и храбрый, но бесконечно строгий и требовательный. Он был неумолим ко всякой мелочи и немилосердно распекал всех на каждом шагу. Угодить ему было невозможно: и то было плохо, и это нехорошо, и чуть что — пощады не жди. Матросы как угорелые мчались от главного командира в разные стороны, стремясь спрятать фуражку: при малейшем упущении адмирал Вирен немедленно требовал её, чтобы узнать номер. По этому номеру потом находили провинившегося.

14

Вирен Роберт Николаевич (1856–1917) — адмирал (1915), с февраля 1909 по февраль 1917 года — главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта. Автор в целом даёт ему очень верную характеристику.

В своём порту, не только в военное время, но и в мирное, адмирал Вирен завёл такие строгие порядки, что матросам во время отпуска в город решительно некуда было деваться: всё запрещалось. Бродить же по улицам было скучно, да и опасно, так как можно было попасться на глаза главному командиру или другим офицерам, которые под влиянием предъявляемых им требований тоже становились чрезмерно взыскательными. Оставалось, чтобы за какой-нибудь пустяк не попасть на гауптвахту, скрываться по разным сомнительным притонам.

Строевых офицеров в Кронштадте почти не было. Большинство из начальников частей и штабных уже давно отошло от строевого флота и потеряло с ним всякую связь, а слушатели Минных классов, присланные на зиму туда учиться, не имели никакого отношения к командам. Ни они кронштадтцев, ни кронштадтцы их не знали.

Матросами заведовали офицеры, числившиеся по Адмиралтейству, из которых очень много было перешедших из армии; другая же часть их состояла из подпоручиков и прапорщиков, произведённых во время войны из моряков торгового флота и кондукторов.

Офицеры по Адмиралтейству совершенно не были подготовлены к обращению с матросами и не понимали их, а те, видя в них «чужих офицеров», не питали к ним должного уважения хотя бы потому, что они были «армейскими». Что же касается подпоручиков и прапорщиков, то они, как вообще временный элемент, уже не пользовались в матросской среде никаким авторитетом. Вполне понятно, что воспитать в надлежащем духе своих подчинённых они не могли.

Во главе учебных отрядов стоял вице–адмирал Л. Д. Сапсай [15] , человек малоэнергичный и замкнутый, всегда сторонившийся команд. Они его совсем не знали.

15

Сапсай Алексей Дмитриевич (1860–1922) — вице–адмирал (1914), в 1915–1917 годы — командующий учебными отрядами и отдельно плавающими учебными судами Балтфлота, в Гражданскую войну — в Красном флоте, в 1918 году — арестовывался органами ВЧК, но был освобождён, затем служил в Управлении военно–морских учебных заведений РККФ.

Количество учеников–матросов доходило до 3 тысяч человек. Из-за недостатка офицеров все они и на занятиях в классах, и все вечера, то есть круглые сутки, находились на полной ответственности своих инструкторов из унтер–офицеров и фельдфебелей. Инструкторы же эти сами по себе были не слишком надёжны, так как из-за большого спроса на них приходилось брать каждого, кто, казалось, мало–мальски удовлетворял требуемым условиям и изъявлял на это желание. Ученики–матросы и в грош не ставили своих инструкторов; наоборот, те сами подпадали под их влияние. Таким образом, создавалась благоприятная обстановка для революционной пропаганды.

Находясь вблизи Петрограда и имея в своём распоряжении прямой провод, высшее начальство Кронштадта было всегда в курсе происходивших событий. Когда там вспыхнуло восстание, оно должно было тщательно разобраться в обстановке и осветить всё так, как это было в действительности. Вместо того начальство предпочло всё скрыть, как будто ничего и не случилось. Были введены ещё новые строгости. Матросов решительно никуда не выпускали, и они безвыходно находились на кораблях и в казармах. Для усиления присмотра за ними по всем учебным судам были расписаны офицеры–слушатели, которые, не принося никакой пользы, очутились благодаря этому в очень опасном положении. Они были чужды этим командам и в такой критический момент только зря возбуждали против себя злобу.

Наивно было думать, что какие-либо меры могли совершенно изолировать такое большое количество людей от внешнего влияния. Конечно, из нелегальных источников к ним доходили все известия, но уже в сильно извращённом виде. Злоба и ненависть, возбуждаемые агитаторами, накапливались всё больше и больше; положение обострялось с каждой минутой. Начальство же всё ещё не прозревало.

Вот тут-то и произошла трагедия. Когда у главарей революции в Кронштадте составилось впечатление, что положение восставших в Петрограде окрепло, а следовательно, они мало чем рискуют, ими было поднято восстание.

Ночью взбунтовавшиеся команды стали врываться в каюты офицеров с вопросом, признают ли они Временное правительство? Что могли отвечать офицеры на подобный вопрос? Если «никакого Временного правительства не знаю», — «враг народа», и, в лучшем случае, арест, ато — удар штыком. К чести офицеров, надо сказать, что, несмотря на всю трагичность своего положения, они давали отрицательные ответы.

Одновременно дикие, разъярённые банды матросов, солдат и черни, со зверскими лицами и жаждой крови, вооружённые чем попало, бросились по улицам города. Прежде всего выпустили арестантов, а потом, соединившись с ними, начали истребление ненавистного начальства.

Первой жертвой этой ненасытной злобы пал адмирал Р. Н. Вирен.

Когда толпа подошла к дому главного командира, адмирал Вирен, услышав шум и крик, сам открыл дверь, однако оставив её на цепочке. Увидев матросов, он стремительно распахнул её настежь и громко крикнул: «Что нужно?!» Матросы, ещё так недавно трепетавшие при звуке его голоса, и теперь сразу притихли и растерялись. Только когда из задних рядов послышались единичные выкрики: «Тебя надо, кровопийца, вот кого нам надо», — толпа опять взволновалась, заревела и, бросившись на адмирала, стащила его полуодетым вниз и поволокла по улицам.

Матросы улюлюкали, подбегали к Вирену, плевали ему в лицо и с площадной бранью кричали: «А ну-ка покажи свой номер!..»

Толпа была одета в самые фантастические костюмы: кто — в вывернутых шерстью наружу полушубках, кто — в офицерских пальто, кто — с саблями, кто — в арестантских халатах, и так далее. Ночью, при свете факелов, это шествие имело очень жуткий вид, точно демоны справляли свой адский праздник. Мирные жители, завидев эту процессию, с ужасом шарахались в стороны.

Посреди этой толпы шёл адмирал. Он был весь в крови. Искалеченный, еле передвигая ноги, то и дело падая, медленно двигался мученик навстречу лютой смерти. Из его груди не вырывалось ни одного стона, что приводило толпу в ещё большее бешенство. Её вой напоминал собой вой шакалов, чувствующих близкую добычу.

Когда-то, в дни Порт–Артура, в неравном бою с несколькими японскими крейсерами и миноносцами погибал миноносец «Страшный». Разбитый неприятельскими снарядами, он парил. Пар этот был предсмертным дыханием умирающего бойца. Японские корабли уже готовились было его захватить. В это время на выручку «Страшному» нёсся «Баян». На командном мостике стоял его командир, тогда ещё капитан 1–го ранга Вирен. Впившись глазами вперёд, он всё время приказывал передать в машины, чтобы дали ещё больший ход. Крейсер уже перешёл пределы своей скорости и летел, рассекая волны, чтобы прикрыть «Страшного». Весь корпус его дрожал. Ещё немного, и он опоясался бешеным огнём. Японские суда повернули, а «Баян», подлетев к месту недавнего побоища, застопорил машины. «Страшного» уже не было, он скрылся под волнами. Подобрав оставшихся людей, «Баян», при общем восторге, возвратился в Артур. Что, если бы теперь пред этой зверской толпой вдруг встали бы те матросы, которые были тогда спасены «Баяном»? Что сказали бы они убийцам адмирала Вирена? Сумели бы отстоять ему жизнь?..