Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг.

Этот выборный орган встал между командным составом и матросами. По идее он должен был ведать только вопросами внутренней жизни команды: распределением на работы, кормлением, съездом на берег и наказаниями. Однако вскоре комитеты стали вмешиваться во все решительно распоряжения по кораблю. Несмотря на военное время, они созывали общее собрание команды для обсуждения приказа о выходе в море, выносили порицания и выговоры всем офицерам, не исключая и командира, и так далее; попутно решался и какой- либо политический вопрос государственного значения. Резолюции публиковались обыкновенно в одном из демократических органов. Бывало, например, что судовой комитет от имени команды какого-нибудь сторожевого судна «Куница», состоявшей всего из двадцати человек, требовал немедленного заключения мира «без аннексий и контрибуций», передачи всей власти советам или ещё что-нибудь в том же роде, причём заявлял, что готов с оружием в руках поддержать эти требования.

Чем дальше шло углубление революции, тем больше комитеты забирали в свои руки власть. Главным образом они старались «показать свои права» командному составу, авторитет которого благодаря этому падал с каждым днём. Среди матросов комитеты, за редким исключением, пользовались большим влиянием. Но и тут всё шло гладко только до тех пор, пока их распоряжения не шли вразрез с желаниями команды. Едва лишь выносились неприятные постановления, вроде ограничения съезда на берег или увольнения в отпуск, требования исполнения некоторых обязанностей, наложения наказаний и так далее, как сейчас же шёл ропот и начинались требования о переизбрании комитета.

В первое время в комитеты выбирались наибольшие крикуны, особенно проявившие себя во время переворота. Вскоре, однако, ввиду возникновения всевозможных революционных организаций — комиссий, съездов и тому подобных, требовавших ежедневно всё новых и новых представителей от кораблей, все они разъехались. На кораблях остался хотя и более спокойный элемент, но совсем серый, который не мог сам разобраться в возникающих вопросах. Он слепо действовал по указаниям центральной инстанции, которая сосредоточивалась сначала в местных советах депутатов, а потом в Центральном комитете Балтийского флота, или же следовал нашёптываниям негласных агентов большевиков.

Бывали случаи, что в состав комитета выбирались и офицеры, которые пользовались любовью команды; тогда, если они были энергичны, им легко удавалось руководить комитетом и проводить в нем любое решение. Впрочем, они держались там недолго и забаллотировывались при следующих же выборах. Упорная агитация достигала своей цели.

Чем дальше шло время, тем реже становились случаи выбора офицеров; комитеты уже состояли исключительно из матросов.

Центральный комитет Балтийского моря, или сокращённо — «Центробалт», возник несколько позднее и состоял из уполномоченных от отдельных частей флота и портов, например: бригад линейных кораблей и крейсеров, Минной дивизии, Кронштадтского порта и так далее. Устав его был выработан на первом съезде представителей Балтийского флота в Гельсингфорсе. Центробалт сразу же стал домогаться полноты власти и вёл непрерывную борьбу со штабом флота и самим командующим. Имея энергичную поддержку в центральных революционных инстанциях, он понемногу стал захватывать административную часть, а впоследствии даже добился того, что должность командующего флотом была вообще уничтожена и вся власть передана ему [27] . Соответственно с ростом значения Центробалта увеличивался и его состав, почти исключительно состоявший из матросов (только вначале там был один офицер). Раньше скромно ютившийся на пароходике «Виола», он забрал теперь в своё распоряжение императорскую яхту «Полярная Звезда», а потом — и «Штандарт».

27

Должность командующего флотом Балтийского моря была упразднена после Октябрьской революции 1917 года, командование флотом перешло к коллегиальному органу — Центробалту (Центральному комитету Балтийского флота).

Члены Центробалта по своему умственному развитию были несколько выше комитетов, но настроены значительно резче в революционном духе. В специальных вопросах техники морского дела они ровным счётом ничего не смыслили. На этот комитет возлагались все отрасли управления флотом, кроме одной — оперативной; главным образом, конечно, политические дела.

Вопросы разбирались секциями; незначительные — ими же и решались, а более важные обсуждались на «пленарном» заседании всего комитета. Если вопрос был чрезвычайной важности, когда комитет не хотел брать на себя всей ответственности, то назначалось общее собрание вместе с судовыми комитетами или представителями от различных кораблей.

Мне пришлось быть на одном «пленарном» заседании Центробалта на «Штандарте». В столовой яхты, ещё совсем недавно роскошной, а теперь уже сильно загрязнённой, сидело около тридцати человек, весьма мало похожих на матросов. Это были какие-то дегенераты, с невероятными причёсками, одетые, как придётся: кто — просто в тельниках, кто — в синих фланелевых рубахах «навыпуск» и так далее. Часть из них сидела, развалясь, вокруг стола и нещадно дымила папиросами; другие же полулежали на диванах вдоль стен. Председатель, читая рассматриваемые вопросы, часто путал содержание и немилосердно коверкал сложные слова; произношение их, видимо, доставляло ему огромное удовольствие. Когда дело шло о каком-нибудь сложном техническом вопросе, члены «собрания» слушали его очень рассеянно; такой вопрос проходил быстро, без всяких прений и споров, хотя бы и был чрезвычайно важен для флота. Но стоило только зайти речи о понятной сфере, как — о жалованьи, обмундировании, отпусках, кормлении и в особенности о политике, моментально из-за каждого пустяка поднимался настоящий «сыр–бор»: прения, споры и в конце концов — личная перебранка отдельных членов комитета. Страсти то разгорались, то остывали. Нередко в таком сумбуре слов и понятий предлагались самые курьёзные постановления и с серьёзным видом обсуждались в течение долгих часов. Это было заседание детей, старавшихся походить на взрослых.

Так началось коллективное управление — сначала отдельными кораблями, а потом и всем флотом. История всех стран и веков осудила и доказала полную абсурдность такой системы управления военной силой. Но революционные деятели упорно проводили этот принцип и старались на разных собраниях и митингах доказать его жизненность, ссылаясь на недоверие масс к единоличному управлению. Этим они достигли того, что флот стал разлагаться и терять боеспособность. Впрочем, так как их цель заключалась именно в этом, то они только избрали более верный и скорый способ действий.

Следствием процветания комитетов явилось обсуждение вопросов о выходах в море и на стрельбу, о зимовке, относительно выполнения приказаний о постановке мин или какой- либо другой боевой операции и тому подобное. Часто команды отказывались исполнять приказания, полученные и от самого командующего флотом. Например, «Слава» пошла в Моонзунд только после целого ряда уговоров; заградитель «Припять» в самый решительный момент защиты Кассарского плёса отказался идти ставить заграждение, а тральщики отказывались работать. Можно много ещё насчитать подобных случаев, явившихся следствием коллективного управления.

В то время как одна часть флота находилась на передовых позициях и готовилась оказать сопротивление врагу, другая — «митинговала» в тылу.

Главное старание агитации было направлено на то, чтобы ни в коем случае не допустить единения офицеров с матросами, дабы последние не могли подпасть под их влияние.

Когда после переворота стало ясно, что в Гельсингфорсе и Кронштадте офицерство больше не опасно, то есть не пользуется никаким влиянием, сейчас же должное внимание было обращено и на Ревель. Как выше упоминалось, переворот носил там совершенно мирный характер, и офицерство пока не утратило влияния на команды.

В конце марта и в начале апреля там уже началась усиленная агитация, очень умно рассчитанная на более или менее воинственное настроение части команд. В городе и на кораблях стали циркулировать упорные слухи, что среди офицеров есть много германских агентов, причём указывалось на всех офицеров с иностранными фамилиями. Это возымело действие. Были арестованы: начальник 4–го дивизиона миноносцев, командир миноносца «Пограничник», начальник 2–й партии траления, заведующий обучением отряда подводного плавания и один лётчик. К целому ряду других офицеров с иностранными фамилиями были предъявлены обвинения в «шпионаже».

Этого было мало. Вскоре всюду стали распространяться и другие слухи, слухи о злоупотреблениях при кормлении команд и ремонте кораблей. Команды с жадностью ухватились за них, рассчитывая получить деньги, которые можно было бы поделить между собою. Без всякого основания подверглись аресту бывшие ревизоры «Рюрика», «Баяна», «Двины» и многих других кораблей, а несколько командиров оказалось под подозрением.

Хорошие отношения сразу начали портиться; возникло недоверие. Видя опасность такой агитации, офицеры стали было энергично бороться против неё, но из этого ничего не вышло.