Революция и семья Романовых
Шрифт:
«Приезд Керенского, – пишет Ряснянский, – и его отношение к съезду оставили тяжелый осадок; если раньше еще были офицеры на съезде, которые рассчитывали на помощь Керенского в делах возрождения армии, то после его приезда таковых, вероятно, уже не было» [247] . Что же так разочаровало присутствовавших в Керенском? Видимо, хорошо зная аудиторию, Керенский в выступлении позволил себе сказать, что полного возврата к «началам» старой армии не будет, что офицеры должны понять те глубокие перемены, которые произошли в связи с крушением царизма, и искать пути для сближения с солдатами и армейскими комитетами. Керенский предлагал создать не офицерский, а общевоинский союз. Это было истолковано как попытка «еще больше углубить… революцию и пропасть между солдатами и офицерами» [248] . Так с самого начала «Союз офицеров» и Керенский встали по отношению друг к другу в недружелюбную, неприязненную позицию, если не сказать больше, едва скрываемую под маской официальных отношений.
247
Там же.
248
Там же. Новосильцев Л. Воспоминания.
Совсем
Как всегда это было с Пуришкевичем, и на сей раз не обошлось без скандала. Объявив себя человеком, который убийством Распутина в декабре 1916 г. «дал сигнал к революции», Пуришкевич обрушился на «анархию», в которую она якобы перерастает, и взывал к «твердой, сильной власти». Присутствовавший на съезде некий Федор Баткин («черный южанин со сверкающими белками», которого Керенский под видом «матроса второй статьи» возил с собой для митинговых выступлений) обрушился на Пуришкевича и на офицеров, слушающих речи «погромщика». Офицеры вступились, и «матрос второй статьи» едва не был избит.
22 мая состоялось последнее заседание съезда. По времени оно совпало со смещением Алексеева с поста верховного главнокомандующего и заменой его генералом А. А. Брусиловым. В признание особых заслуг Алексеева в деле создания офицерского «союза» он был избран первым почетным его членом.
И в дальнейшем «союз» считался «детищем» генерала Алексеева.
На последнем заседании делегаты избрали руководящий орган «союза» – главный комитет (из 26 человек) и его президиум. Председателем главного комитета, как уже упоминалось, избрали Новосильцева, его «товарищами» (заместителями) – Пронина и В. И. Сидорина и секретарем комитета – капитана Роженко.
Новосильцев был выходцем из московской аристократической семьи, кадетом самого правого толка, членом IV Государственной думы. Он имел связи как в финансово-промышленных, так и в политических кругах кадетско-монархического направления, но большой энергией и организационными способностями не отличался. По характеристике Ряснянского, «большое значение придавал слову, а не силе оружия». О Пронине мы уже писали. Заурядный штабной офицер, позднее не менее заурядный черносотенно-монархический журналист, автор плоских и серых брошюрок. Сидорин к началу корниловского выступления выдвинулся на первые роли, но впоследствии некоторые корниловцы считали его во многом ответственным за провал всего дела и даже обвиняли в присвоении денег, ассигнованных на офицерское восстание в Петрограде, приуроченное ко времени подхода к нему войск генерала Крымова. В годы гражданской войны Сидорин будет командовать Донской армией в составе деникинских вооруженных сил, но никаких лавров как полководец не стяжает. Такова была руководящая верхушка главного комитета, разместившегося в нескольких комнатах могилевской гостиницы с пышным названием «Париж».
Характеризуя политическую физиономию главного комитета, его член полковник Ряснянский отмечает в нем две основные группы. Первая (значительно большая по составу) считала «необходимыми решительный образ действий, резкость критики по отношению к реформам, «демократизующим», а вернее, разваливающим армию, и постепенное уничтожение комитетов и комиссаров (Временного правительства. – Г.И.) в армии». Те, кто стояли на крайнем фланге этой группы, считали, что нужно даже «силой требовать от правительства» уничтожения комитетов и восстановления дисциплины. Люди этой группы вообще смотрели на офицерский «союз» как на «кадр будущей возрожденной армии в руках сильного правительства и верховного командования».
Вторая группа (меньшая) склонялась к мысли о возможности некоторых компромиссов «ради сохранения мира в армии» и видела в «Союзе офицеров» «пассивное средство» сопротивления армейской демократизации. Это был своего рода квазигущинский вариант в составе главного комитета. Президиум комитета во главе с имевшим некоторый политический опыт Новосильцевым, считавшим, что резкие меры «пока вредны», пытался нащупать среднюю линию. Поэтому в принятой заключительной резолюции, несомненно, санкционированной Алексеевым, в общих словах выражалась лояльность Временному правительству, но требовалось проведение энергичных и конкретных мер по обеспечению «власти начальника» в армии.
Организационно «союз» состоял из отделов и подотделов, которые создавались при штабах воинских частей, военных округов и военных ведомств. Они имелись, в частности, в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе, Севастополе, Саратове и других городах. Через них очень быстро были установлены связи с фронтом, военным министерством и другими ответственными военными учреждениями. Особое внимание было уделено налаживанию связей с правыми, или, как говорили в главном комитете, «национально настроенными группами» – политическими, общественными, торгово-промышленными. Взаимоотношения с ними предлагалось строить по следующей общей формуле: офицерский «союз» дает «физическую силу», а «национальные круги» – деньги плюс, в случае необходимости, «политическое влияние и руководство» [249] . Используя личные знакомства Новосильцева, главный комитет обратил свое внимание на таких лиц, как Рябушинский, Гучков, Милюков, Суворин, Бурцев и др.
249
Там же. Ряснянский С. Н. Очерк «Союз офицеров в 1917 г.»
Все они, в том числе и Милюков, обещали «союзу» полную поддержку.
Известное затруднение в деятельности «союза» вызвал уход Алексеева. По свидетельству Новосильцева, Ряснянского и др., новый верховный главнокомандующий генерал Брусилов не слишком жаловал офицерский «союз». По-видимому, он мыслил вполне логично: если «союз» требовал ликвидации «всяких комитетов» в армии, то какое право на существование имел он сам? Впрочем, на оценку белоэмигрантскими мемуаристами отношения Брусилова к офицерскому «союзу» могла повлиять и последующая его биография: как известно, он не пошел с белыми, вступил в Красную Армию. Но, во всяком случае, вряд ли правильным было бы считать, что именно сдержанная позиция Брусилова являлась основным фактором, не позволявшим главному комитету «союза» активно развернуть свою работу до июля-августа 1917 г. Требовался естественный организационный период, и он, по-видимому, занял весь остаток мая и июнь. Но и в это время главный комитет, отделы и подотделы офицерского «союза» «не дремали». Их легальная деятельность развернулась по нескольким направлениям. Прежде всего, по линии противодействия тому,
что в кругах, связанных с «союзом», называлось «развалом армии». В этих видах составлялись доклады и записки верховному командованию, в которых выражались требования точно определить права комитетов в частях (если эти комитеты нельзя пока вовсе ликвидировать), прекратить вмешательство «разных Советов» в дела армии и прежде всего, покончить с большевистской пропагандой. К большевикам «союз» проявлял особую ненависть. В листовках и обращениях, распространявшихся в тылу и на фронте, они клеймились как «изменники» и… «враги революции»! В главном комитете завели даже специальную «черную доску», на которую заносились фамилии тех офицеров, которые подозревались в «симпатиях» к большевикам. Их затем преследовали и травили. Так, нашумело дело поручика Ахтырцева, который одним из первых попал в списки «черной доски». Что же совершил Ахтырцев? В июне на заседании фронтового комитета в Минске присутствовал главком Брусилов. Делегат с Кавказского фронта Ахтырцев в своем выступлении, обратившись к нему, заявил: «В Ставке подготовляется контрреволюция» [250] . Это и было расценено как «проявление большевизма», оскорбление главкома и всего офицерского корпуса. Ахтырцева изгнали из «офицерской среды». Позднее, когда в июле 1917 г. стал выходить «Вестник главного комитета», списки «черной доски» публиковались на его страницах.250
Там же. Ф. 1480 (Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию дела о генерале Корнилове и его соучастниках). Оп. 1. Д. 97. Л. 2.
Контрреволюционная, антибольшевистская и антисоветская пропаганда главного комитета неуклонно разрасталась, принимая все более грубую и разнузданную форму. Как пишет Ряснянский, большую помощь в этом Деле комитету оказал «Союз младших преподавателей Московского университета», который доставлял в Могилев книги, брошюры, направлял лекторов.
Помимо пропагандистской деятельности, главный комитет сосредоточил усилия на сплочении всех уже существовавших, так сказать, на «общественных началах» военных организаций, таких, как «Военная лига», «Союз георгиевских кавалеров», «Совет союза казачьих войск» и др. Мы уже упоминали о них. Здесь скажем несколько подробнее. «Военная лига» была создана еще в конце марта 1917 г.; председателем ее главного совета состоял генерал-майор Федоров. Своей основной целью «лига» провозглашала борьбу за установление дисциплины в армии, «внедрение здоровых воинских начал в солдатскую массу» [251] . Политика официально отвергалась: «лига» объявляла себя полностью лояльной Временному правительству, но требовала создания «сильной власти», что означало освобождение правительства от влияния «Совдепа». Антисоветизм и патологический антибольшевизм «лига» демонстрировала открыто. Главному совету «лиги» принадлежала инициатива формирования добровольческих («ударных») батальонов, которые должны были стать опорой контрреволюционного генералитета в борьбе с революционными солдатскими массами. Вокруг «лиги» концентрировались другие, менее значительные военные и «гражданские» организации, такие, как «Добровольцы народной свободы», «Честь родины и порядок», «Союз воинского долга», «Организация князя Мещерского», «Женский комитет», «Союз инвалидов», «Лига личного примера». Мы уже отмечали, что «Военная лига» была теснейшим образом связана с «Республиканским центром». И можно предположить, что его военный отдел являлся частью «лиги».
251
Там же. Д. 78 (материалы «Военной лиги»). Л. 3, 7–8, 11 и др.
Связанный с «Военной лигой» по «духу своего устава одними и теми же целями» «Союз георгиевских кавалеров» был дореволюционной монархической организацией (председатель – черносотенец капитан Скаржинский), возглавлялся исполнительным комитетом, который опирался на комитеты, существовавшие в различных городах. Деньги исполкому давали промышленники и банкиры. Так, например, московский комитет субсидировался Московской купеческой управой [252] .
«Совет союза казачьих войск» возглавлял войсковой старшина А. Дутов, впоследствии атаман Оренбургского казачьего войска, поднявший в 1918 г. мятеж против Советской власти. А в дни корниловщины он был одним из наиболее активных ее участников.
252
Там же. Д. 77 (материалы «Союза георгиевских кавалеров» и «Союза земельных собственников»). Л. 2–7.
Вот в эти и другие подобные им контрреволюционные организации главный комитет «Союза офицеров» направлял своих представителей, поскольку все они ставили перед собой задачи, абсолютно тождественные задачам «Союза офицеров армии и флота».
И еще на одну сторону деятельности главного комитета «союза» нужно обратить внимание. Речь идет об упоминавшейся уже идее создания «ударных батальонов», в которых видели не столько ударную силу в боях с противником на фронте, сколько ударную силу против революционного движения в армии и стране. Это было настолько очевидно, что не менее контрреволюционно настроенные, но политически более гибкие офицеры предлагали закамуфлировать «ударные батальоны» под «революционные ударные батальоны». Один из авторов этого проекта был полковник генерального штаба В. К. Манакин. В «Союзе офицеров» не все поняли замысел Манакина. Ряснянский пишет в своих воспоминаниях, что по секрету Манакин разъяснял ему, что он хотел «только использовать все внешнее, что модно было с точки зрения «революционизирования армии», тем самым привлечь благосклонность Временного правительства… а затем постепенно привести батальоны в нормальный вид ударных батальонов» [253] . Однако, рассмотрев проект Манакина, главный комитет высказался против создания «революционных батальонов», как способствующих «внесению деморализации в армию» [254] . Главный комитет требовал осуществления проекта «ударных батальонов», видя в них на случай «полного развала армии» ядро новой армии, которая и примется за дело «спасения России» от «революционной анархии». Здесь, по мнению Ряснянского, уже прослеживалась идея будущей белогвардейской Добровольческой армии [255] .
253
Там же. Коллекция. Ряснянский С. Н. Очерк «Союз офицеров в 1917 г.»
254
Там же.
255
Там же.