Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений
Шрифт:
Союз коммунистов отличался от анархистов изначально более высоким уровнем теоретической подготовки, развитой способностью к абстрактному мышлению у лидеров и более четко выраженным классовым подходом. (С. 43) Почти цитата из Мао Цзэдуна об отличии буржуазии от человека. В переводе на русский это значит: «взгляды Б. Ихлова ближе взглядам А. Тарасова, чем взгляды идеологов КАС». Собственно, я с этим поздравить А. Тарасова не могу. Немногочисленные тексты Б. Ихлова, которые мне довелось читать, а также взгляды, высказываемые им при личном общении в 1988–1989 гг. — это чуть демократизированный марксизм-ленинизм грамшианского толка. Довольно банальная раннеперестроечная идеология.
Первое. О «близости взглядов». Пример демагогии. Как любит выражаться сам А. Шубин (см. его замечание № 32), если бы он читал мою статью «Суперэтатизм и социализм» («Свободная мысль». 1996. № 12), он бы знал, что я отрицаю роль рабочего класса как революционного
Второе. Я бы не стал на основе пары случайных бесед и нескольких текстов делать столь скоропалительные выводы о взглядах Б. Ихлова и так легко вешать на него презрительные («банальная идеология») ярлыки. В таком стиле можно и на взгляды самого Шубина наклеить ярлык: «довольно банальный чуть анархизированный гандизм несколько либерального толка».
Третье. Я написал о «более высоком уровне теоретической подготовки» и «развитой способности к абстрактному мышлению у лидеров» Союза коммунистов, во-первых, потому, что они были в основном студентами (аспирантами) физфака МГУ (преимущественно физиками-теоретиками), а это предполагает развитие способности к абстрактному мышлению, а во-вторых, потому, что знаю, чем теоретическая подготовка в Союзе коммунистов отличалась от аналогичной в «Общине»/КАС. Касовцы были вынуждены в основном довольствоваться лекциями Исаева (Шубина), которые хорошо ли, плохо ли, но пересказывали то, что прочитали, — и никто не проверял, что и как их слушатели запомнили. Кто-то из самых добросовестных (П. Рябов, например) конспектировал, кто-то — нет, уверенный, как часто бывает у гуманитариев и анархистов (а тем более — анархистов-гуманитариев), что все поймет наскоком. Члены Союза коммунистов, физики, обученные академическому подходу, тщательно штудировали (с подробным конспектированием) работы классиков марксизма, социал-демократическую и анархистскую литературу (Каутского, Бернштейна, Бакунина, Ньювенгауза, Жореса и т. д.), а также и философскую (Гегель, Фейербах, младогегельянцы, Кант, Мах и т. д.), затем на своих семинарах прорабатывали каждый текст — главу за главой, абзац за абзацем, — пока не убеждались, что все до мелочей понятно и что выработано единое для всех понимание всех вопросов. В результате Б. Ихлов, например, до сих пор по памяти способен цитировать чуть не дословно большие куски текстов, разобранных в тот период. Уровень философской грамотности текстов «Взгляда» (периода Союза коммунистов) таков, о каком А. Исаев и А. Шубин до сих пор могут только мечтать.
В 1988 г. наступил период массового выплода анархистских организаций: в Иркутске был создан Социалистический клуб… (С. 43) Из текста самого А. Тарасова следует, что первоначально СК не был анархической организацией. В 1988 г. (да и то осенью) была создана единственная анархическая организация — Анархо-синдикалистская свободная ассоциация в Ленинграде.
Первое. Социалистический клуб был создан анархистами — и не их вина, что туда быстро набежали все кому не лень. К тому же это замечание Шубина противоречит его же замечанию № 15.
Второе. А «Трудодень» (Хабаровск)? А украинские группы — в Харькове, в Запорожье, в Днепропетровске, в Крыму?
В начале 1988 г. «Община» предприняла первую попытку учреждения общесоюзного анархистского объединения — Всесоюзного общества любителей анархизма в неформальном движении (ВОЛАНД) и поехала с этой целью в Псков, где якобы существовала созданная известным псковским хиппи Валерием Никольским («Юфо») огромнейшая и мощнейшая анархистская организация. Поскольку таковая найдена не была, ВОЛАНД так и не учредили. (С. 44) Ничего особенно мощного во Пскове мы увидеть не ожидали. Нам было интересно посмотреть на живых анархистов, поскольку в тот период мы испытывали симпатию к этой идеологии. Когда мы узнали о том, что в стране есть группа анархистов, возникла идея создать научное общество, которое бы объединило с целью общения анархистов и тех, кто изучает анархизм (то есть нас). Организацию «Коммуна-1» мы не нашли (она действительно существовала, но в этот момент лидеры были то ли в отъезде, то ли в загуле), но конструктивно пообщались с анархизированными рокерами. Продолжения эта история не получила, как
и множество проектов того времени. Вероятно, историю с ВОЛАНДОМ можно рассматривать как некоторый этап нашей эволюции к анархизму, но никак не в качестве плана создания действующего анархического объединения.Другие участники описанных событий помнят это не так, как А. Шубин (видимо, не будучи советниками вицепремьера, [519] они не так озабочены своим имиджем). Один из этих людей — П. Рябов — даже зафиксировал другой вариант воспоминаний письменно. Почему Шубин не оспаривал статью Рябова? Потому, что это был материал, предназначенный для «внутритусовочного» распространения, а книга «Левые в России» рассчитана на читателя вне анархистской тусовки? И вообще: если Шубин настаивает, что «общинники» тогда еще не были анархистами, зачем они собрались создавать организацию под названием «Всесоюзное общество любителей анархизма»?
519
Имеется в виду Борис Немцов.
…термин «социалисты-федералисты» использовался «общинниками» тогда, когда они опасались прямо говорить о себе как об анархистах. (С. 44) Похоже, А. Тарасов действительно считает, что мы были анархистами с рождения, но просто боялись в этом признаться. Вероятно, ему вообще недоступно понятие о том, что с кем-то может происходить идейная эволюция. Насколько я могу об этом судить, А.Исаев считал себя анархистом года с 1986-го, но большинство остальных участников движения стали анархистами только в 1988–1989 гг. С1985–1986 гг. объединяющей нас идеологией был общинный социализм и федерализм. Так что термин мы употребляли с чистой совестью.
Первое. Насчет «большинства остальных участников движения» (какого?) сказать ничего не могу, но вот лидеры «Общины», ставшие касовцами, достаточно хорошо помнят, когда они пришли к анархизму. У всех получается, что от 1985 до 1988 г. (это и Шубина касается, если, конечно, признавать его отождествление анархизма с гандизмом), то есть до создания КАС, вопреки тому, что пишет А. Шубин.
Второе. Сохранилось много живых свидетелей (например, А. Папп из «Панорамы», тогда — член группы «Гражданское достоинство»), которые хорошо помнят, как «общинники» в частных беседах не скрывали, что являются анархистами, но официально это не декларировали. Десятки неформалов помнят, как «общинники» с гордостью рассказывали, что когда их на парткоме в МГПИ спросили, почему у них флаг не красный, а красно-черный (надеясь уличить в анархизме), они «геройски» обманули бдительного врага, ответив: «Это знамя латиноамериканских революционеров!».
…«Община» через АСФ смогла анархизировать значительную часть ФСОК и в будущем поглотить часть этих групп. (С. 44) Наоборот — в АСФ объединились группы, уже согласные с нашей идеологией (их «анархизация» шла через сам ФСОК либо напрямую, а не через АСФ). Часть групп и «анархизировать» не надо было (как иркутян). Решение о том, что эта идеология является анархистской, принималось большинством групп АСФ.
Тут Шубин, судя по всему, прав. Признаю. У меня лишь два вопроса. Если в АСФ объединились группы, которые большинством признали свою идеологию анархистской, почему организация называлась не сразу КАС, а АСФ? И если «общинники» не были тогда еще анархистами, как утверждает Шубин, как они могли через ФСОК анархизировать группы, позднее объединившиеся в АСФ, до того, как возник АСФ? Это к вопросу о том, в чьей голове «полиморфизм» (см. замечание Шубина № 22).
…присутствие на I съезде КАС ветерана рабочего движения, активного участника Новочеркасских событий 1962 г., необольшевика Петра Сиуды вызвало у членов КАС такой восторг и уважение к себе, что на этом факте специально акцентировалось внимание в прессе КАС (С. 45) П. Сиуда был членом «Общины» с 1988 г., считал себя большевиком и анархо-синдикалистом одновременно. Его присутствие на съезде было воспринято без особого ажиотажа — как норма, поскольку он не был в нашем движении новичком. К П. Сиуде (а не к себе в связи с этим) мы испытывали большое уважение, писали о нем в прессе КАС и публиковали его материалы, тесно с ним сотрудничали до самой его кончины.
КАС — до возникновения связанных непосредственно с промышленным производством групп в Томске и Северске и присоединением нескольких рабочих из Литвы, а затем и «батьки Хазова» из Калинина — была организацией студенческой, молодежной, не рабочей. Именно поэтому касовцы так гордились тем, что к ним присоединился П. П. Сиуда. Сиуда был символом их «синдикализма», «связи» с рабочими. Сам П. П. Сиуда не скрывал, что считает себя государственником, необольшевиком, и что к КАС присоединился потому, что не нашел в стране «подлинно большевистской» организации (сталинистов он большевиками не считал). Альянс с КАС Сиуда считал временным, надеялся часть касовцев в будущем большевизировать, жестоко ругался с ними и даже называл «соплежевателями» (это зафиксировано в его обильной переписке со мной, с Зеркиным и Бородиным из Магнитогорска).