Революция

– А я – всего лишь одиннадцать часов, – улыбнулся Мартин.

– В самом деле?

– Верьте слову.

Американец рассмеялся чистосердечно и заразительно, показав зубы, заслуживающие определения «лошадиные».

– Что ж… Как здесь говорят, «лучше поздно, чем никогда».

Он переложил ружье из одной руки в другую, огляделся, словно бы не мог решить, идти ему дальше или нет.

– Позвольте представить… Мисс Палмер. Журналистка из «Нью-Йорк ивнинг джорнал».

Женщина наконец протянула Мартину руку:

– Диана Палмер.

На пальцах с коротко подстриженными ногтями не было колец, а рукопожатие вышло быстрым и крепким. Теперь Мартин увидел вблизи ее угловатое лицо: высокие скулы, глаза цвета корицы, отблескивающие на свету соломенно-желтым. В ее привлекательности была почти мужская жесткость – и ни капли смазливости.

– Вы говорите по-испански? – спросил он.

– Свободно.

Солнце село, и все вокруг из красного сделалось серым. Под мостами широкой лиловой лентой струилась река. Стрельба стихла, как будто ей отдал приказ померкший дневной свет. Женщины на берегу принялись раскатывать тесто для лепешек и собирать хворост. На одном берегу стоял погруженный во тьму Сьюдад-Хуарес, на другом сиял огнями, как в Рождество, Эль-Пасо.

Человек, назвавшийся Логаном, посмотрел по сторонам и показал на лачугу стволом ружья:

– Там есть кто-нибудь?

Никого нет, ответил Мартин, это убогое жилище с земляным полом разграблено и пустует. Американец переглянулся со своей спутницей, и та кивнула.

– Вроде бы недурное местечко для ночевки, – сказал он.

Сеньор дон Франсиско Игнасио Мадеро не хотел штурмовать город, сказал Хеновево Гарса. Не хотел, но пришлось. Он считал, что Сьюдад-Хуарес слишком хорошо укреплен, а потому намеревался обойти его и продвигаться к югу. Однако у Паскуаля Ороско и Панчо Вильи еще после резни в Серро-Прието были свои счеты с генералом Наварро. А потому они, договорившись, затеяли перестрелку с федералами, чтобы под предлогом помощи своим завязать серьезный бой. И хотя Мадеро пришел в ярость оттого, что не исполнили его приказ, ему ничего не оставалось, как в соответствии с поговоркой бухнуть в котел все мясо. Но, увидев, что дело прошло удачно, он просто возликовал. До победы теперь было, как говорится, рукой подать.

– Мадеро – великий человек, хоть и предпочитает все решать миром, – подвел итог Гарса. – Так что его не грех иногда и подтолкнуть, чтобы вспомнил, что он мужчина.

Майор говорил, сидя у костра, и ел приготовленные Макловией тако [15] с сушеной говядиной и фасолью. На ужин были приглашены Мартин и американская пара, потому что майор знал Тома Логана с тех самых пор, как американец присоединился к инсургентам. Кроме того, Гарсе, как и всем, любопытно было взглянуть на женщину, которую сопровождал янки. Два дня назад она пересекла реку и явилась в штаб за разрешением отправлять репортажи в свою нью-йоркскую газету, а Мадеро, как человек галантный и к тому же заинтересованный в том, чтобы в Штатах правильно воспринимали Мексиканскую революцию, позволил ей сопровождать войска.

15

Тако – кукурузные лепешки, свернутые трубочкой.

– Видать, у вас там с яйцами совсем никого не осталось, раз шлют в такое место бабу, да притом одну.

– Я не одна. – Она показала на Логана, на самого майора и на тонувшие во тьме или подсвеченные пламенем костров фигуры всех, кто сидел или лежал поблизости. – Меня защищает все ваше воинство.

– Ладно-ладно, сударыня моя, – польщенно улыбнулся майор.

Они сидели у огня, потому что после дневного зноя вечером стало довольно свежо. Вокруг угадывались во тьме бесформенные силуэты: бойцы кутались в одеяла и шерстяные плащи-сарапе, жались поближе к кострам, красными точками усеявшим черноту равнины до самого берега. Диана показала на Макловию, которая, не сняв патронташи и кобуру, стояла на коленях перед железной сковородой, калившейся на углях, и поджаривала в брызжущем масле фасоль и полоски мяса, прежде чем завернуть их в тако.

– Видите, не я одна ввязалась в это дело. Только я ведь здесь, так сказать, в гостях. У меня обратный билет в кармане. У ваших женщин такой возможности нет.

Макловия, продолжая стряпать, не подняла головы от сковороды и никак не отозвалась. Майор, жуя тако и вытирая пальцы о рубаху, кивнул одобрительно:

– Сказанула, а?.. Ну молодчина, гринга! Круто сварена! Всем взяла! Разве что не в штанах.

Диана, смеясь, показала на свою юбку:

– Наверно, я должна принять это как комплимент.

– Как что? – не понял майор.

– Ну, как похвалу, – со смехом пояснил Логан.

– А-а, ну да. Самая она. Но конечно, куда ей против моей старухи. – Он с гордостью показал на безмолвную сольдадеру.

Американцы стали спрашивать, как Мартин оказался среди революционеров, и Хеновево рассказал им про харчевню «Червовый туз», про динамитные шашки, будто потеющие нитроглицерином, и про то, как едва ли не силой призвал под свои знамена горного инженера. О банке он не упомянул и словом, зато с похвалой отозвался о взорванном укреплении и заминированных мостах.

– И что же, сеньор инженер останется с вами?

– Не знаю. Спросите его самого, благо он перед вами собственной персоной.

Мартин заметил, что Диана Палмер с любопытством разглядывает его. Рассказ майора она слушала с легкой и, быть может, немного иронической улыбкой.

– Я это обдумываю, – сказал он.

– А как же ваши шахты? – поинтересовался Логан.

Из гнезда на патронташе он достал горсточку марихуаны, лоскуток бумаги и ловко, по-ковбойски, то есть на колене, свернул самокрутку. Мартин развел руками:

– Они закрыты.

– Непохоже, чтобы вас это сильно огорчало.

– Сам не знаю… Я, по правде сказать, немного растерян.

Диана Палмер съела один тако. Сходила в лачугу за шерстяной шалью, вернулась и укутала ею плечи. И наконец заговорила.

– Ну и как здешние шахты? – спросила она безразлично. – О них отзывы не самые восторженные.

Мартин, засмотревшись на двойной отблеск костра в ее глазах, ответил не сразу:

– Я знаком с тем, как эксплуатируются шахты в Испании, во Франции, у вас в Штатах. Нигде это не рай земной. Но здесь работа особенно тяжелая и опасная: взрослые мужчины и почти дети рубят уголь на глубине сотен метров, иногда по пояс в жидкой грязи, а если случится обвал или взорвется рудничный газ, они будут заживо погребены под землей. Дышат пылью среди камней, земли и тьмы… В этом мире приятного мало.

– Но вы тем не менее избрали горнорудное дело своей профессией. – Американка продолжала изучающе рассматривать Мартина. – Вам нравится то, чем вы занимаетесь?

Он кивнул. Рудное дело – совершенно необходимый экономический ресурс, и кто-то должен развивать его и совершенствовать. В будущем условия труда, без всякого сомнения, изменятся к лучшему. Будут внедрены современные методы.

– Короче говоря, труд шахтеров нужно облегчить. И развитие техники предоставляет такую возможность, и я по работе своей просто обязан знать и применять эти усовершенствования.

– Но почему в Сьюдад-Хуаресе?

– Я служу в одной испано-мексиканской компании, вот меня и отправили сюда.

– Руководить?

– Нет, что вы. Я рядовой инженер в Пьедра-Чиките. Управляющий – мексиканец, он исчез, когда началась эта заваруха.

Тут вмешался Гарса, который чистил свой карабин, положив его на колени. Он снова и снова двигал затвором, выбрасывая патрон за патроном, покуда все они не заблестели на подстеленном у ног плаще.

– Шахты, – сказал майор, – как и земли, украли у народа тузы и шишки и их приспешники-адвокаты. У нас в Мексике говорят: у кого сиська есть, того и сосут. Вот потому-то, поймите, мы и затеяли эту революцию. Мы всех хозяев-кровососов изведем, этой падалью стервятников до отвала накормим.