Рейс в Обитель Покинутых

Ученики называли этот класс пыточной. Мадам приглашала туда провинившихся, поодиночке или парами, и заставляла сражаться, не думая об опасности возможной травмы. Если кто-то отказывался, следовало жесточайшее наказание. Сегодня она хотела, чтобы Мих и Марго-Рита сражались друг с другом.

Они были виноваты сами. Не стоило сближаться, не нужно было дружить. Но тот огонь дружбы, который зародился в их первую встречу, день ото дня лишь разгорался. И всё, что бы ни предпринимала Мадам, не могло его потушить. Конечно, за него приходилось платить, пришлось научиться скрываться и лгать, но рано или поздно они должны были ошибиться.

И ошиблись.

Этим утром Мих незаметно отдал ей свой завтрак. Марго-Рита попыталась отказаться, но он был настойчив, и она сдалась. Это не укрылось от внимательного взора Мадам.

— Через тридцать минут в классе. — Одна фраза, сказанная чуть раздражённым тоном, заставила вздрогнуть.

Дверь распахнулась неожиданно. Мадам уже была внутри. Марго-Рита, покачиваясь, застыла в дверях. Заходить не хотелось. За спиной раздались шаги. Мих показательно грубо задел Марго-Риту плечом, проходя мимо, и незаметно сжал её пальцы, даря крохотный момент робкой поддержки. От руки по всему телу прошла волна тепла.

Вместе они справятся!

Марго-Рита встала напротив Миха в просторной круглой комнате без окон, где из мебели был лишь массивный белоснежный трон, на котором восседала Мадам. От слабости дрожали ноги и подгибались колени. Было холодно, безумно холодно. Температура в помещении явно стремилась к нулю, но, казалось, ни Мих, ни Мадам этого не замечали. Почему она заболела именно сейчас? Скоро игры, и тренировки с каждым днём становились всё жёстче и опаснее. Смертей Мадам не допускала, но лазарет был для пострадавших той ещё пыткой.

— Начнём! — Голос Мадам вырвал Марго-Риту из мечущихся в бреду мыслей. — Мих, нападай всеми известными способами. Марго-Рита, защищайся.

Марго-Рита сквозь муть перед глазами отметила, как Мих сжал кулаки и нахмурился. Как и Мадам, он прекрасно знал, что защитное волшебство даётся ей с большим трудом, даже спустя столько лет. Нужно было собраться, очиститься, забыть на время о слабости и показать хоть что-то. Оставалось надеяться, что Мадам не допустит слишком серьёзных травм, но тут же вспомнилось, что этот урок — наказание. По спине, покрытой холодным потом, прошла волна дрожи.

Нужно показать хоть что-то. Эта мысль заставила встряхнуть волосами, разгоняя туман в голове, и потянуться к волшебству, дремлющему внутри под рёбрами. Обычно податливое, искрящееся волшебство прыгало в руки, словно радуясь возможности выплеснуться наружу. Но не сегодня. Марго-Рита посмотрела на Миха. Он застыл со сжатыми кулаками, не сводя с неё полного сочувствия взгляда.

Попытки преодолеть слабость и обуздать волшебство проваливались одна за другой. Оно ускользало сквозь пальцы, как тающий от тепла рук снег. Сил едва хватало, чтобы просто ровно стоять, удерживаясь на подкашивающихся ногах.

— Я… я не могу. — Силы кончились внезапно, Марго-Рита рухнула на колени и погрузила пальцы в толстый слой снега, покрывающего пол класса. — Волшебство не слушается. Слишком холодно…

— Вставай, Марго-Рита, — в голосе Мадам сквозило раздражение. — Хочешь так просто сдаться? А как же победа в играх, как же новая любящая семья? Слабаки никому не нужны.

Семья… Она ненавидела это слово, ненавидела и любила одновременно. Вытянув левую руку из-под снега, она прижала ладонь к обжигающе горячему лбу. В мыслях прояснилось. Слабость отошла на задний план.

— У меня есть семья! — прохрипела она и добавила едва слышно: — Была… Другой мне не надо.

Мадам рассмеялась. Смех эхом прокатился по классу, отражаясь от ледяных стен и потолка, множась и множась, и Марго-Рите показалось, что сама Обитель смеётся над ней.

— Какая наивность! Ты до сих пор ждёшь, что папочка прилетит и заберёт тебя? Да он уже и думать о тебе забыл!

Её слова попали в цель, озвучили то, в чём Марго-Рита боялась себе признаться три долгих года. Да, при прощании отец говорил что-то о временных мерах, о том, что это ненадолго, а потом он убедит мачеху и они снова станут семьёй.

Но время шло.

А она до сих пор здесь, в месте, которое ненавидела всей душой. Чьи-то холодные пальцы обожгли горячую кожу подбородка и потянули голову наверх. Перед глазами появилось красивое лицо Мадам.

— Он отослал тебя в Обитель, потому что ты ему не нужна. Ты никому не нужна. Поэтому надейся только на себя. Волшебство делает тебя сильнее, гораздо сильнее всех: тех, кто обидел, тех, кто вычеркнул тебя из своих жизней. Только оно твой самый лучший друг, оно поможет отомстить, поможет завоевать их уважение или вселить в них страх, — алые губы искривила усмешка. — Выбери сама то, что тебе больше по душе. Кого ты ненавидишь сильнее всего?

Марго-Рита всмотрелась в холодные серо-голубые глаза и послушно задумалась. Она пыталась возненавидеть отца, но не смогла. Она любила его, любила всем сердцем и до сих пор верила, что он вот-вот приедет и заберёт её домой, подальше от Обители и игр. Марго-Рита и сама могла бы вернуться, если бы на её пути не стояла Мадам. Она пыталась пробраться на корабль контрабандистов, раз в год доставляющий припасы, но Мадам ловила её и жестоко наказывала. Если бы не она, Марго-Рита и Мих уже давно бы были счастливы в какой-нибудь общине. Если бы не она…

Огненная волна обжигающей ненависти смыла слабость. Волшебство вдруг легко откликнулось, заплясало покалывающими искрами на кончиках пальцев. Перед глазами прояснилось.

— Вас. — Марго-Рита резким движением высвободила подбородок из ледяного захвата, не задумываясь превратила всё доступное ей волшебство в шар и швырнула его в лицо Мадам.

Та, не ожидая этого, отпрянула, упала спиной в снег, что её и спасло — шар пролетел в нескольких сантиметрах от её носа, врезался в стену и с грохотом взорвался. Всех троих осыпало градом ледяных осколков, класс заволок ледяной туман. В белёсой дымке что-то сверкнуло: раз, другой, третий. Как будто там, в тумане, кто-то сражался. Раздался вскрик, и всё стихло.

— Мих! Где ты? С тобой всё… — От пола по коже поползли липкие нити чужой волшбы, сковывая мышцы и смыкая губы. Марго-Рита попыталась подняться, но не смогла пошевелить и пальцем.

Туман рассеялся мгновенно, как будто чья-то гигантская рука резко отдёрнула занавеску. И если бы не волшебство, Марго-Рита бы закричала. Мих стоял на коленях и хватал ртом воздух, держась руками за горло. Над ним, сжав правую руку в кулак, нависла Мадам. На её щеке, ярко выделяясь на белоснежной коже, краснела сочащаяся кровью длинная царапина.