Рейвенор Отступник

– Давно?

– Уже несколько десятилетий. Его жизнь подчинена определенным правилам.

– Я медик, – ответила Башесвили. – У нас свои правила.

Она снова пробежала руками по поверхности кресла Рейвенора.

Распахнулся люк, и в помещение вошли Ланг и еще двое солдат.

– Полковник! – произнесла Башесвили, вытягиваясь и отдавая честь.

– Доктор, – кивнула Ланг, прежде чем перевести взгляд на Нейла. – Мы связались с местными ордосами. Они сейчас проверяют свои архивы. И до сих пор им не удалось найти каких бы то ни было сведений о вас. Хорошая попытка. Ваш значок почти одурачил меня.

– Полковник... – начал Нейл.

– Они все еще продолжают проверки, – произнесла Ланг, – кроме того, при помощи астротелепатов запрос передан ближайшим конклавам сектора. Со мной обещали связаться в самое кратчайшее время, но анализ может занять несколько дней, а то и недель. На этот срок, сэр, я должна приготовиться к наихудшему варианту и ограничить вашу свободу.

– Пожалуйста, – сказал Нейл.

– Сейчас военное время, – сказала Ланг, – поэтому действуют законы военного времени. Я не могу относиться к вопросам безопасности менее строго. Мятежники нападали на станцию прежде и могут сделать это снова в любой момент. – Она прожгла Нейла взглядом. – А могут быть уже здесь. Доставьте его в тюремный корпус! – приказала охранникам Ланг.

Нейла вывели из комнаты.

– Этот нуждается в уходе, полковник, – произнесла Башесвили. – Он в очень плохом состоянии.

– Сделайте все возможное для того, чтобы он смог присутствовать на допросе, – сказала Ланг.

Полковник вместе со своим сопровождением удалилась, захлопнув за собой люк. Оставшись в одиночестве, Башесвили посмотрела на измятое кресло.

– По возможности, – сказала она, – я стараюсь налаживать диалог со своими пациентами.

В ответ из машины донесся только тихий хрип.

– Скажите, – произнесла Башесвили, – где у вас болит? Или нигде? Ну, или хотя бы скажите «аааа».

Снова раздался хрип.

– Мне не стоило бы делать этого, – сказала Башесвили, – но я баба своенравная, у меня менопауза, и долгое, утомительное пребывание на Раеце скоро плохо закончится для меня.

Она откинула волосы и медленно отвинтила блокирующий имплантат, который положила на отполированную столешницу.

– Так лучше? Привет?

– Лучше. Вы можете меня слышать?

– Изумительно! Могу. Вы сильны. В моей голове словно зазвучала песня. У вас хороший голос. Мягкий. Должно быть, раньше вы были дьявольски красивы, верно?

– Не знаю.

– Да, наверняка так и было. Я уверена. Так как вас зовут?

– Гидеон.

– Привет, а я – Людмила. Только предупреждаю, не надо копошиться в моей голове, ясно? На мне лежит большая ответственность.

– Не буду. Обещаю. Поверьте мне, Людмила. Сейчас я мечтаю только о том, чтобы прекратилась боль.

– Да, если честно, вы в заднице. Это можно сказать хотя бы по исходящему от вас запашку. Вы гниете в своей коробке. Мне придется извлечь вас. Но ваш друг, похоже, полагает это недопустимым. А что скажете вы?

– Что скажу... Мне не протянуть долго, Людмила.

– Тогда приступим, – сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к стойке со стерильными инструментами. – Как поступим? Вы сами откроетесь или мне придется взламывать корпус при помощи резака?

– Подождите.

– Зачем? – спросила она, а потом неожиданно стала вытирать лицо, на котором, по ее ощущениям, словно налипла паутина. – Что вы делаете? Я чувствую это! Что вы делаете?

– Прошу меня простить. Я изучал ваше сознание.

– Ого! Любезно прошу больше так не делать. – Она помедлила, а затем спросила: – И что вы увидели?

– Я видел достаточно, чтобы довериться вам. Мне придется довериться. Сейчас я открою кожух. Только не слишком нервничайте, когда увидите то, что внутри.

– Проклятие, Гидеон! – фыркнула она. – Вряд ли вы обладаете чем-то, чего я еще не видела. Так как открыть кожух?

Рейвенор не ответил. С тихим шипением отстегнулись крепления, и верхняя крышка кресла медленно поднялась. Изнутри вырвалось облачко пара. В открывшейся нише горел тусклый синий свет.

– Ох, Гидеон, – произнесла доктор, заглядывая внутрь. – Не повезло тебе, бедолага. – Она надела хирургические перчатки и снова вернулась к нише. – Думаю, мне понадобятся помощники, чтобы...

– Никаких помощников. Больше никто не должен видеть. Только вы.

– Ой! – сказала она. – Полегче с посылкой, пожалуйста.

– Простите. Но, пожалуйста...

– Ладно. Если вы настаиваете. – Она наклонилась и погрузила руки в теплую жидкость, обнимая Рейвенора. – Я держу вас? Надежно?

– Да.

Башесвили вынула его из кресла. Следом потянулись тысячи крошечных проводков от датчиков и трубок капельниц, облепивших инквизитора, точно водоросли – днище корабля.

– Нхххг!

– Все в порядке, Гидеон, – успокаивающим тоном произнесла она. – Тише, тише. Все хорошо. Я держу вас. Гидеон?

Мокрый, вымазанный в крови бледный мешок дышащей плоти, который она держала в руках, был очень тих.

– Гидеон?

– Они нам не верят? – зарычала Ангарад.

– Нет.

– Они не верят нам? – повторила она.

– Нет! – сказал Нейл. – А теперь тише. Я думаю.

– Мы в тысяче лет, – произнесла Айозоб из угла камеры. – Это очень много.

– Я знаю, – сказал Нейл. – А это означает, что подтверждение нашего статуса никогда не придет, потому что нас еще не существует. Я рассчитывал только на отсрочку. Какая ирония! Инсигния подлинная, но для них она – фальшивка. А теперь умолкните и дайте мне подумать. – Ой! – воскликнул он, когда его голову пронзила острая боль.

– Я тоже это почувствовала, – произнесла Ангарад, массируя виски.

– Это Гидеон! – Нейл вскочил. – Гидеон. Ему больно.

– Возможно, – произнесла Ангарад, – но разве нас не предупреждали? Нам ведь рассказывали, что делают кусты с наступлением темноты?