Рейз

Я поймала руку Рейза, опуская в сторону, и окровавленное лезвие бритвы упало на пол. Его грубая, покрытая кровью ладонь легла поверх моей руки, которая все еще находилась на его щеке, и я замерла.

— Я убил своего единственного друга, — прохрипел Рейз и его пальцы сжались вокруг моих. Хватка была такой сильной, что это не оставляло сомнений о его эмоциональном потрясении.

У меня перехватило дыхание, и я сразу же подумала о Родионе. Он вспомнил? Неужели он вспомнил ту ночь? Он говорил о моем брате? Он смог вспомнить свое прошлое?

Моя рука нажала дрожать от тяжести понимания того, что это может означать.

— Какой друг? О ком ты говоришь, любовь моя? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в своем голосе.

Рейз посмотрел на меня опустошенным взглядом и ответил:

— 362.

В ответ я моргнула и тут же вспомнила наш разговор прошлой ночью:

— 362? Из ГУЛАГа?

Рейз кивнул, продолжая удерживать мою руку:

— Голиаф…

Неожиданно все стало проясняться. Это не было связано с воспоминаниями о смерти Родиона, это был мужчина, с которым он сражался этим вечером, грузинский Голиаф.

— Мужчина, которого ты убил сегодня…

— Мой друг.

Моя нижняя губа задрожала от увиденного, что этот сильный, необузданный и суровый мужчина превратился в тело с горой мышц, которое не наполняло ничего, кроме чувства раскаяния и вины.

— Рейз, мне очень жаль, — успокаивала я.

— Его поймали, когда мы сбежали, грузинская мафия. Он сказал мне, что если бы выиграл сегодня, то они освободили бы его. Став свободным, он мог бы отомстить людям, которые отправили его в ГУЛАГ. После всех этих лет, что он учил меня, как выживать… Он был невиновен. Он заслужил, чтобы отомстить, но…

Веки Рейза дрогнули, и я наклонилась, покрывая поцелуями его лоб, щеки и обратную сторону ладони, которая все еще была поверх моей.

— Но что?

— Но так же, как и я, — прошептал он, и кровь в моих венах похолодела.

— Что ты? — надавила я.

Его глаза расширились, когда что-то прояснилось в голове, и грудная клетка напряглась, словно от шока.

— Я невиновен, — едва слышно ответил он, явно не в силах говорить громче. — Киса, я невиновен. Я не сделал ничего такого, чтобы быть заключенным. Я не делал того, в чем меня обвинили.

Рука Рейза теперь полностью обхватила мою, и он посмотрел на наши соединенные пальцы.

— Ты дрожишь, Киса-Анна. Почему ты дрожишь?

Рыдания прорывались сквозь мое горло, и я поднесла руку, держащую полотенце, ко рту. Слезы облегчения появились в моих глазах. Он не делал этого. Лука не убивал моего брата. Он был невиновен. Я всегда знала, что он был невиновен.

— Киса, я не понимаю, почему ты плачешь? — Рейз наклонил голову в сторону, и я прильнула к его груди, вдыхая пьянящий аромат, не беспокоясь о моей одежде, которую могли запачкать кровь и чернила.

Я нашла утешение в сильных руках Рейза, которыми он обнял меня и прижал близко к себе.

— Ш-ш-ш, solnyshko, — прошептал он, и я перестала плакать, подняв голову и заглянув ему в глаза.

— Solnyshko? — спросила я, а Рейз выглядел озадаченным, прежде чем опустить взгляд на меня.

— Это означает маленькое солнце, — ответил Рейз вот так просто. — Думаю, это по-русски. — И в этот момент на его лице отразилось удивление, словно он не понимал, откуда знает это.

— Ты назвала меня «lyubov moya», — вдруг произнес он, наблюдая за мной, изучая меня, будто я была загадкой, которую он пытался отгадать. Я кивнула, пытаясь сдерживать свою нижнюю губу от трепета.

— Любовь моя, — сказал он, медленно растягивая слова, произнося каждый слог, пока его глаза широко не раскрылись. — На русском это означает «моя любовь», ты назвала меня своей любовью.

— Да, lyubov moya, — ответила я и выскользнула из его объятий. Я заметила, как он был шокирован, сделал вдох, но просто позволила сидеть ему дальше, чтобы он мог подумать о моей давней привязанности к нему.

Быстро вытерев глаза, я пробежалась пальцем по его новой татуировке.

— Почему эта длиннее, чем остальные? И гораздо ярче, чем другие? Ты сильно поранил кожу.

— Потому что смерть 362 была почетней, чем у остальных. Он умер с достоинством. Он умер так, как должен настоящий боец. — Рейз провел пальцами по своему шраму и добавил: — Он умер прежде, чем смог отомстить. Его обманом лишили возможности отомстить тем, кто обидел его. Но он никогда не сдавался, до самого конца. В знак признания, он должен выделяться на моей коже, потому что, как боец и друг, он был особенным в моей жизни.

Мое сердце билось так громко, что мне едва удавалось расслышать его. Я поняла, как бы я не пыталась вообразить или вспомнить свой худший ночной кошмар, мне не понять через что он прошел в ГУЛАГе. Он был ребенком. Ребенком, которого вынудили стать убийцей, и среди всего этого ада, он нашел того, кто стал заботиться о нем. Того, кого ему пришлось убить.

Я сочувствовала ему и не могла помочь, но была благодарна, что был мертв 362, а не мой Рейз.

— Мне показалось… мне показалось, что он собирался убить тебя, — произнесла я, и тут же в моем горле образовался ком от мысли, что я могла бы опять потерять свою половинку. Ни одно сердце не могло бы выдержать это.

— Он почти победил, — признался Рейз. Я ахнула, а он наклонился вперед, проводя пальцами по моей шее. — Но потом я увидел, что Дуров заставил тебя смотреть, как я умираю, и это помогло мне. Дало силы, чтобы я стал сопротивляться и смог победить своего друга.

Взгляд Рейза упал на мои губы, после чего он пробормотал:

— Я должен защищать тебя Киса-Анна. Я верю, что могу защитить тебя. — Его лицо исказилось, словно он с трудом пытался что-то вспомнить, и добавил: — Я должен защитить тебя от Дурова… снова.

Мое сердцебиение заглушало жужжание кондиционера, работающего в главном помещении тренажерного зала.

— Снова? — спросила я, замечая его растерянный взгляд.

— Да. Я думаю… я думаю, что и раньше защищал тебя от него. — Рейз взял меня за руку и подтянул ближе к себе. — Не так ли? Я ведь и раньше тебя защищал от него?

Я кивнула, не способная произнести ответ вслух.

Рейз сглотнул, его кадык дернулся, и он прохрипел:

— Я.. я знал тебя раньше?

Подавив рыдания, которые грозили вырваться из моего горла, я воскликнула:

— Да. Да, знал. Ты очень хорошо меня знал.

Рейз заволновался и его взгляд опустился вниз, упираясь в голый торс. Он отчаянно пытался вспомнить, но по его дыханию и разочарованному вздоху, я поняла, что у него ничего не получалось. Что-то блокировало его воспоминания, подавляло, не давая узнать, каким он был раньше.