Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

– Это, наверное, очень сложная работа – составлять словарь! – щебетала тем временем Мария Консепсьон. – У меня бы точно не хватило для того усидчивости! Я учила французский язык, но так и не смогла запомнить все правила…

– Там же все просто, французский язык так похож на ваш родной испанский! – улыбнулся Николай. Девушка в ответ смущенно опустила глаза:

– Я все равно не смогла это выучить, я слишком нетерпеливая…

– Уверен, это ваш единственный недостаток, – вырвалось у Резанова, и он снова с удивлением прислушался к себе – что с ним такое, с чего вдруг он так рассыпается в комплиментах перед этой девочкой?

Танец кончился, он снова поклонился Марии и подвел ее к столику с сахарной водой. Разгоряченная девушка схватила бокал и быстро сделала несколько глотков. В зале уже давно было жарко и душно – в Петербурге в таких случаях распахивали окна, и холодный воздух быстро справлялся с неприятной духотой, особенно если бал происходил зимой. Но здесь, в этой солнечной южной стране, где круглый год светило раскаленное солнце, открывать окна не было никакого смысла – от этого в зале могло даже стать еще теплее.

Рядом с юной Аргуэльо тут же непонятно откуда возник один из молодых гостей:

– Сеньорита Мария, я могу пригласить вас на следующий танец?

Девушка благосклонно кивнула головой, но Резанову почудилось, будто бы она бросила на нового кавалера немного раздосадованный взгляд. Неужели ей понравилось танцевать с ним, с Николаем? Впрочем, танцором он всегда был неплохим – и, видимо, за годы, прошедшие со смерти Анны, еще не успел этому разучиться.

Он поискал глазами Георга. Молодой врач беседовал с какой-то дамой, но смотрел не на нее, а на проходившую мимо него самую красивую из дочерей хозяина дома. К счастью, делал он это не слишком явно, но Резанов уже не сомневался, что чем дальше, тем откровеннее его друг будет любоваться этой юной девушкой. И осуждать Георга за это командору было трудно: он и сам с удовольствием смотрел бы, как легко и грациозно движется Мария Консепсьон, а лучше – пригласил бы ее еще на один танец. Но пока это было невозможно, и Николай направился к другой молодой девушке, одиноко стоявшей у стены, решив, что потом обязательно попробует пригласить Аргуэльо еще раз.

Танцуя еще с одной дамой – супругой одного из местных землевладельцев, Николай попытался осуществить свой план и завести с ней разговор о своих затруднениях, но партнершу явно не интересовали голодающие жители неизвестной ей колонии, и она даже не особо старалась скрыть свою скуку. Резанов с трудом дождался последнего аккорда и, поклонившись заскучавшей даме, снова направился к комендантской дочери. И она, заметив его, что-то быстро шепнула девушке, с которой о чем-то увлеченно болтала, и тоже зашагала ему навстречу.

– Вы позволите?.. – начал Николай, и Мария Консепсьон сделала реверанс, не дожидаясь окончания вопроса.

И опять они медленно плыли под музыку по залу среди других пар, наслаждаясь танцем и тихим разговором. Вспомнив, чем окончилась их беседа во время первого танца, Резанов решительно начал рассказывать обо всех своих дипломатических неудачах – он не хотел, чтобы девушка посчитала его самовлюбленным хвастуном. Впрочем, как он понял уже ближе к концу танца, Мария Консепсьон так о нем и не думала. Она слушала его с живейшим интересом и время от времени перебивала, задавая какие-нибудь вопросы, и казалось, что ей не так уж важно, приняли Николая японцы или нет, прав он был в ссоре с Крузенштерном или же напрасно пытался настаивать на своем. Ее интересовало только само путешествие Резанова, другие страны, люди, говорящие на других языках, океан, у которого нет ни конца, ни края. Хотя признание командора во всех своих провалах вызвало у нее искреннее сочувствие. Она понимающе кивала и всем своим видом показывала: ей тоже очень жаль, что ему не удалось выполнить возложенную на него миссию.

А потом Николай, увлекшись разговором, принялся в красках расписывать своей партнерше все то, что он увидел в Ново-Архангельске, и с удивлением заметил в ее глазах еще больше сострадания и тревоги за совершенно чужих, незнакомых ей людей.

– Неужели там все так страшно? Неужели им ничем нельзя помочь?! – несколько раз переспросила его девушка, пока они танцевали, и когда музыка стихла, они вместе отошли к стене, продолжая разговор. Николай рассказал девушке обо всех своих безуспешных попытках закупить еду в Калифорнии, и она выслушала его с изумлением и негодованием.

– Совершенно не понимаю, почему мой отец вам отказал! – воскликнула она так громко, что проходившая мимо них пара удивленно обернулась. – Он обязательно должен будет вам помочь! Тем более что ему это совсем не трудно!

«А ведь комендант, наверное, может прислушаться к этой девочке! – осенило внезапно Николая. – Даром что она совсем еще ребенок – характер у нее, похоже, сильный, и умна явно не по годам. Да к тому же очевидно, что она здесь – всеобщая любимица!» Он оглядел других гостей, которые расхаживали по залу в ожидании следующего танца и среди которых он надеялся найти того, кто мог бы оказать ему помощь, и усмехнулся. Кажется, такой человек уже был найден, и этим стоило воспользоваться…

Глава XI

Калифорния, Сан-Франциско, 1806 г.

На пустынный океанский берег Николай Резанов явился одетым еще более аккуратно и элегантно, чем на бал: чтобы завоевать дружбу молодой Аргуэльо, любившей, как он узнал от нее на балу, гулять по берегу со своими сестрами и подругами, необходимо было выглядеть безупречно. У воды никого не было, волны с грохотом набрасывались на прибрежные скалы, и граф с раздражением подумал о том, как нелепо он, такой нарядный, выглядит в этом диком месте. Чего доброго, дочка коменданта, вместо того чтобы восхититься его безукоризненностью, поднимет его на смех перед своими подругами! И что он тогда будет делать? Луис де Аргуэльо после бала вежливо пообещал Николаю, что, когда его отец вернется в город, он передаст ему его просьбу встретиться. Однако никакой уверенности, что комендант откликнется на эту просьбу, у Резанова по-прежнему не было. Необходимо было как-то увеличить шансы на благоприятный исход этого дела, а в этом ему могла теперь помочь только дочь хозяина крепости.

Резанов медленно побрел по берегу, обходя попадающиеся ему на пути валуны и поглядывая на дорогу, по которой к океану должна была прийти Мария Консепсьон. Волнение в океане между тем все усиливалось, и соленые брызги все чаще долетали до одиноко гуляющего по берегу человека. Николай отодвигался все дальше от кромки воды, теперь уже начиная беспокоиться, как бы его не окатило волной – нарядный, но мокрый русский путешественник, без сомнения, дал бы сеньорите Аргуэльо еще больше поводов для веселья. В конце концов, устав бесцельно бродить по камням, он выбрал небольшой плоский валун, лежащий за другим, размером почти в человеческий рост камнем, и осторожно уселся на его краешек, защищенный от воды и ветра. А девушек все не было, и Резанов, привыкший находиться на палубе корабля в гораздо более ужасную погоду, не сразу сообразил, что в столь ветреный день молодые барышни из высшего общества вполне могут отказаться от всех прогулок и остаться дома. Когда эта мысль все-таки пришла ему в голову, граф чуть не зарычал от досады. Непогода могла затянуться надолго: в лучшем случае на несколько дней, а в худшем – до начала зимы. План «непредвиденной» встречи с дочерью Аргуэльо, казавшийся таким простым в исполнении и заманчивым, быстро терял свою привлекательность, становясь никуда не годным. Если Мария не выйдет на прогулку в ближайшие дни, придется придумывать какой-то другой повод для более близкого знакомства с ней. Но никакой другой возможности встретиться с девушкой из приличной семьи, которая, конечно же, никуда не выходит из дома без родителей или старших сестер и братьев, у него уже не будет! Он, конечно, попытается тогда нанести им визит, но для него коменданта и его семьи вполне может и не оказаться дома. И даже если они его примут, в этом случае ему вряд ли удастся хоть пару минут поговорить с их дочерью наедине.

«Может, это и к лучшему? – тяжело вздохнул про себя Резанов. – Все-таки вмешивать юную девушку, почти ребенка, в наши взрослые политические игры… Некрасиво это и непорядочно. Должен быть другой способ уговорить местное правительство, честный и достойный!» Он встал с валуна и бросил почти обиженный взгляд на бушующий океан, словно желая спросить, почему же он снова так его подводит. После чего в очередной раз посмотрел на дорогу и радостно встрепенулся: вдалеке маячили несколько невысоких фигур, одетых во что-то светлое. Они медленно шли по направлению к берегу, чересчур медленно для простых горожан, которые почти всегда спешат по каким-нибудь делам. Николай тоже неторопливо зашагал им навстречу, вновь принимая вид человека, пришедшего на берег полюбоваться штормом. Вскоре он уже мог немного разглядеть приближающуюся к нему компанию, и в нем опять затеплилась почти оставившая его надежда на успех. Это действительно была маленькая стайка девушек в скромных, но красивых платьях нежно-розового, светло-голубого и лимонно-желтого оттенков, какие вряд ли надели бы, побоявшись их испачкать, служанки или рыночные торговки. К тому же одна из них держала над головой полупрозрачный кружевной зонтик, совершенно бесполезный в этот пасмурный день и вдобавок готовый вырваться у нее из рук при каждом порыве ветра. Усмехнувшись, Николай Петрович сощурился и ускорил шаг, стараясь разглядеть барышень как можно лучше. Одна из них, одетая в голубое, уже казалась ему похожей на дочь Аргуэльо, и чем меньше становилось расстояние между ними, тем яснее ему было, что так оно и есть. Это была она, Мария Консепсьон Марселла де Аргуэльо, сеньорита, с которой он накануне весь вечер протанцевал на балу. Резанов еще не мог разглядеть ее лица, но уже узнал пышную копну ее черных как смоль волос, развевающихся на ветру подобно зловещему пиратскому флагу. Шляпку, такую же бледно-голубую, как и остальной ее наряд, девушка держала в руках – должно быть, ее сорвало ветром. Мария то зачем-то размахивала ею, то опускала руку вниз, то прижимала шляпу к груди, и длинные концы белых лент тоже трепетали на ветру, напоминая командору другие флаги, символы капитуляции.

Подойдя еще ближе к девушкам и окончательно убедившись, что барышня в голубом – это та самая сеньорита, с которой он позавчера танцевал на балу в крепости, Николай остановился и отвесил компании вежливый поклон.

– Здравствуйте, сеньориты! Доброго дня, сеньорита Аргуэльо!

Мария Консепсьон и ее приятельницы церемонно присели в реверансах, скромно опустив головы, но затем быстро выпрямились и уставились на путешественника любопытными глазами. Николай вспомнил, что трое из них тоже были в крепости на балу. Правда, их имена так и не отложились у него в памяти, но он надеялся, что, называя их просто сеньоритами, не выдаст свою оплошность.