Резервист

Что по поводу задержания, то мне вменяли невыполнение приказа и потери в роте, почти треть состава или погибли, или попали в плен к укровоякам. Кстати, вот это обвинение я не признавал, своих бойцов я вывел без потерь с тремя сотнями освобожденных пленных. Часть эвакуировали вертолетами российские войска, молодцы, сняли проблемы с больными и ранеными, так что по факту спасли мы семь сотен. Хотя спасли не всех. В охране айдаровцы были, их узники голыми руками рвали, всех прикончили.

Ладно, начну сначала. Васильев собрал всех бойцов и объяснял ситуацию, предъявив приказ, офицеры роты уже изучили его и подтвердили подлинность. Он объяснил, что мое решение неизвестно нашему штабу, оно смертельно опасно, мы просто не дойдем до Павлограда, поэтому он принял решение вывести роту обратно. Сладкоречив был и убедителен. Согласились многие. Проще описать, кто со мной остался. Командир первого взвода (из офицеров он один), две трети его взвода, часть бойцов из других и саперы полным составом, а минометчики и зенитчики в полном составе уходили, также и один расчет противотанкистов, второй – со мной. Санитар остался, старший снайпер тоже. Мой танковый экипаж уходил, хотя танк я им забрать не дал. В общем, со мной пятьдесят шесть человек, четыре БМП, БТР, три грузовика, автобаню я забрать не дал, а полевую кухню забрали. Это все.

А пока строй стоял, я взял слово и сообщил, что снимаю с себя ответственность за бойцов и командиров, что уходят обратно, за них теперь отвечает поручик Васильев. Своих-то бойцов я выведу и без потерь, а что с ними будет, теперь решает ответственный за них новый офицер. Четыре бойца тут же перебежали в строй тех, что со мной остались. А остальные ушли. Сам в шоке.

Что дальше было? Мы продолжили путь, брали блокпосты, да их и было-то всего три, серьезные силы позади остались и колонны обеспечения. Всех бойцов посадил за руль. Даже санитара, тем более машина санитарная попалась во встречной колонне, оттого пустая. Мой приказ тверд, пленных мы не берем. Не в том мы состоянии и местоположении, чтобы их брать. Поначалу бойцы тяжело этот приказ выполняли, потом руки набили. Три сотни ликвидированных солдат противника за спиной оставили, и вот он – Павлодар.

О новом неизвестном оборудовании, что дистанционно усыпляет, бойцы уже знали. Мы потому тихо и шли, что без выстрелов, бойцы ножами работали. Потому и тяжело в первое время им было. Короче, наших мы освободили из лагеря. Три десятка грузовиков, четыре автобуса под загрузку. Набивали технику людьми. По пути дважды транспортные вертолеты подлетали. А я вышел на того офицера, полковника, что был оперативным дежурным ВКС РФ. Он и подсобил, снял часть нагрузки. Бойцов и кормить приходилось, благо среди трофеев две полевые кухни обнаружили, да и три КШМ. Пришлось день отстояться в голом лесу, тут развалины старого пионерлагеря были, как же пригодились обе полевые кухни и автобаня…

Как стемнело, выдвинулись дальше. Вышли к своим примерно там же, где и переходили передовую. Без потерь.

Теперь что по второй группе, которую повел Васильев. Честно говоря, не отслеживал. Дрон был со мной, а Второй не мог видеть из-за туч. Это у нас тут просветы, более-менее работать мог. Так вот, прорваться с ходу у них не получилось, увязли, боевики силы перекинули и задавили огнем, загнав на минное поле. Там и рассвело. Выжили, выйдя к нашим, восемнадцать человек, плюс две БМП прорвались поодиночке. Вся автотехника и все, что там было, потеряли. Укропы, радостно снимая подбитую, брошенную и сожженную технику, заявили, что взяли девять пленных, плюс еще ранеными около десятка. Я нашел видео, где их снимали сразу после боя, еще не отошедших, лица знакомые, действительно бойцы моей бывшей роты. Среди пленных и ротный старшина оказался. И знаете, ничего не дрогнуло, мне действительно на них было глубоко наплевать. Предательства я не прощаю, а по сути бойцы меня предали. Я их командир, но какая-то бумажка все перевесила. Васильев выжил, без царапинки прорвался на одной из БМП и сразу подал рапорт, что я завел роту в ловушку.

В общем, топил меня по полной, чтобы оправдаться. Некоторые бойцы ему поддакивали, так что, пока я был в тылу противника, на меня и завели дело. А тут мы вышли, таким табором, восемь трофейных танков, двенадцать БМП, шесть БТР, две САУ, шесть десятков армейских авто, почти все освобожденные узники вели. Старший офицер, что на том участке передовой находился, принял нас. Он и командовал дальше, а меня быстро задержали и в Донецк. Ни с кем из командования я не общался, сразу в изолятор. А там контрразведка работала по мне и военный следователь.

Вот и сижу в камере эти два дня… Хотя нет, неправильно говорю, нахожусь я в камере не так и много времени, больше по допросам таскают. Все забрали при задержании, одиночка, нары опускают только на ночь, поэтому я лежал на надувном матрасе и смотрел по ноуту «Уральских пельменей», фильмы разные, с наушниками на голове. Если кто подходил, Виденье показывало, убирал все и встречал конвой стоя.

А на меня, конечно, давили. Я ведь тоже на Васильева рапорт написал, как и на тех бойцов и офицеров, что с ним ушли, бросив своего командира. Написать рапорт можно по-разному, но тут я жестко топил всех. Неподчинение приказу, дезертирство, угон военной техники. То, что ушли те, бросив нас, я вменял в вину им и жестко стоял на своем. Рапорт мой завизировали в штабе той бригады, где мы вышли, и дальше по инстанции пустили. До главного штаба рапорт дошел, но его там порвали, о чем я в курсе. Ту цидульку Васильеву выдал один из замов командующего, и получается, что тень провала и выхода с потерями падает и на него, вот и постарался замять дело. Не помогло, командующий узнал о моем рапорте следующим же утром, а это сегодня, нашел на своем столе. Мне не сложно было сделать копию, телекинезом лист наружу, и дрон закинул в кабинет.

Командующему довольно сильно искаженную версию докладывали, а тут все как есть, тем более освобожденные крайне негативно были настроены к тем, кто не пошел их выручать. Трусы и недоноски, это самые легкие эпитеты, коими их награждали. У спасенных брали интервью множество журналистов и военных корреспондентов, и те многое порассказали о своем выживании в лагере. И о том, как мы их спасли.

Самый большой ажиотаж вызвало видео, с момента, как мы покинули Донецк, и до возвращения к нашим с бывшими узниками на руках. Съемка нарезана была фрагментами, слепили полуторачасовой фильм-экшен, со мной в главной роли, вот и получилось занимательное зрелище. Там многие из моих бойцов себя узнали, в фильме они были показаны с очень хорошей стороны, ну кроме ушедших. Эти как раз наоборот – в самом худшем виде. Я выложил видео, уже находясь в камере, четыре часа назад… К слову сказать, сам фильм заканчивается тем, что меня арестовывают, разоружая, и увозят в неизвестном направлении. И надпись: «Фильм снят по реальным событиям». Как часть бойцов отказались со мной идти, тоже было хорошо показано. Неприятно, я стоял как оплеванный, меня предали, и это в фильме тоже было.

Не стоит думать, что это месть, мне просто было скучно, а удалять уже не стал. Пять миллионов просмотров за четыре часа. О моем аресте многим стало известно, и это спасенными было воспринято негативно, очень сильно недовольными были. Однако Васильева военная прокуратура не тронула, более того, на данный момент он уже капитан и командует моей бывшей ротой, представлен к награде. Приказ приостановил командующий, прочитав мой рапорт. А так контрразведчики, что меня допрашивали, сказали, что роту придется формировать заново, психологическая устойчивость в подразделениях на нуле. Те, что со мной пошли, относились к выжившим при выходе с откроенным презрением, а те чувствовали свою вину. Похоже решили раскидать их по разным частям и набрать новобранцев.

После допросов контрразведка выясняла, кто мне помог с данными по тылам противника. Раз мы так легко дошли, значит, кто-то помог. Именно мне. Васильеву явно не помогали, и это было очевидно. И что это за оборудование, от которого противник выходил из строя? Везде я отвечал, что давал подписку о неразглашении и не имею права говорить на эту тему. Даже кто дал подписать, не сообщал, дескать тоже не могу разглашать, так что по освобождению те показания взяли, а что в действительности хотели узнать, не смогли.

Другое дело следователь военной прокуратуры. Он не занимался моим рапортом на Васильева и часть бойцов роты, и о их дезертирстве. А я копию рапорта направил и в военную прокуратуру. Дежурный нашел на столе, вернувшись из туалета, и завизировал. Там уже передали другому следователю, но ему сегодня позвонили и приказали пока отложить все. Если уж верха стопорят, то что мне-то дергаться? Насчет меня в принципе тоже такой приказ пришел. Уже было решено, что виновных тут нет, просто ситуация так сложилась. Так что чего тут рыпаться, просто время тянул.

И вот снова конвой, я быстро убрал вещи, и меня сопроводили к следователю. Вернули все изъятое и сказали, что следствие закрыто. Сказал это следователь с очень недовольной физией. У него ко мне была острая антипатия. А при первом допросе, когда тот спросил, как сильно меня гнетут такие потери, я с легким недоумением ответил, что мои подразделения потерь не понесли, даже раненых всего двое, да и те легкие. Так тот сказал, что он о группе Васильева говорит, и на мой резонный вопрос: «Почему меня должно волновать не выполнившее приказ подразделение, я за него не отвечаю?» – долго и пристально на меня смотрел, а я взгляд не отводил. Вот с тех пор тот сильно и невзлюбил меня.