Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
И Ноиро догадался.
«Только бы получилось! — мелькало в мыслях. — Только бы получилось, я ведь ни разу вот так, срочно, не пробовал!»
Он слышал, как Та-Дюлатар улегся на свою кровать за ширмой.
Ноиро волновался, у него не получалось. И вдруг в груди слабо заныло, а мозг превратил эту странную, сладостно-тоскливую, похожую на ностальгию, боль в слово: «Явись!» Медленно, плавно в голове нарастал гул. Тело завибрировало, неохотно расставаясь со своей сутью. На миг он успел увидеть над собою Незнакомца в черном балахоне — и тот одним рывком вытащил его на серую пустошь, едва понял, что разделение произошло. А там он, нисколько не церемонясь, закинул Ноиро на радугу.
Журналиста
Та-Дюлатар уже стоял на радуге, но даже не думал помогать застрявшему в пространстве спутнику. Он терпеливо ждал, когда тот расправится со своими химерами.
Наконец Ноиро избавился от последней вспышки похоти и упал на радугу.
«Теперь здравствуй, Ноиро, — прозвучал у него в голове знакомый баритон. — На радуге можно общаться, ничего не забывая. Радуги соединяют между собой миры».
Ноиро вспомнил, как отец учил его, четырехлетнего, плавать в море. Положив его на воду, он отступал. Мальчик трепыхался, глотал соленые брызги, но плыл, и с каждым разом это получалось у него все лучше!
«Нам нужно поговорить, садись», — сказал Незнакомец и подал пример, усаживаясь на хрустальную поверхность.
Лучи света бегали по граням горного стекла, преломлялись и заставляли хрусталь рождать мелодии солнечного спектра.
«Мое настоящее имя — Кристиан Элинор, — продолжал Незнакомец, чуть двинув капюшоном. — Здесь я выгляжу — когда, конечно, хочу так выглядеть — монахом».
«Что такое монах?» — не понял Ноиро, но следом пришел образ шамана, все пояснивший.
«Ты тоже можешь выбрать для себя форму. Но это неважно».
«А какая форма у меня сейчас?»
Кристиан Элинор со своей обычной небрежностью махнул рукой. Часть радуги вскинулась перед ними гигантским зеркалом, и Ноиро увидел себя.
Он был просто средоточием света, принявшего очертания человеческого тела. У него не было ни лица, ни глаз, ни носа, ни рта, не было пальцев на руках и ногах — но все это возникало, как только Ноиро замечал их отсутствие. А откуда-то из спины, извиваясь, выходила длинная серебристая нить, тянущаяся в никуда. Только теперь журналист обратил внимание, что на такой же «привязи» был и Незнакомец, но тот умел отвести глаза постороннему, и если не вглядываться нарочно, увидеть нить Элинора было нельзя.
«Хорош? — в мыслеголосе целителя прозвучала улыбка. — Я позвал тебя ради просьбы. Но если ты еще не в силах, то…»
«Я в силах! — быстро возразил Ноиро. — Я уже сам встаю и неплохо передвигаюсь!»
Еще бы: прошло уже десять дней! Иногда раненому казалось, что он почти совсем выздоровел.
«Не в том дело. Завтра мне придется отлучиться на весь день. Я буду выглядеть, как мертвый».
«Мне ли не знать!»
«Я буду выглядеть, как совсем мертвый! — упрямо повторил мысль Элинор. — У меня не будет биться сердце, ты не заметишь пульса и дыхания, к вечеру тело слегка закоченеет и станет ледяным, и по возвращении мне придется долго лежать, пока кровь снова с прежней скоростью побежит по артериям и наполнит мышцы, органы, мозг. Только сверхчувствительные приборы смогли бы уловить в том состоянии признаки теплящейся жизни. Но это не смерть. Я хочу, чтобы ты знал».
Ноиро кивнул. Он успел ухватить нечаянный образ, вспыхнувший в памяти Незнакомца: ночь, тревога и полные обреченности темные глаза невероятно красивой женщины рядом с ним, в его объятиях. Журналист вспомнил облик Элинора в физическом мире и сообразил, что эта красавица была под стать ему и внешне, и душой. Именно она — это чувствовалось! Может быть, он увидел жену Та-Дюлатара, и с нею случилось непоправимое? Почему такие страдания испытывает целитель, воскрешая ее образ? И почему этот образ
всегда с ним? Он не посмел спросить, а Элинор не стал отвечать, хоть и понял, что Ноиро теперь знает о ней.«Тот, кто проклял тебя, Ноиро, проклинает меня уже девятнадцать лет, — продолжал Незнакомец. — Он не оставляет попыток разделаться со мной…»
«Но за что? Что мы с вами сделали ему?!»
«С тобой. На „вы“ — это все ненужные сложности. Особенно здесь…»
Девятнадцать лет… Если девятнадцать лет назад — Ноиро тогда было всего шесть — Элинор был в таком возрасте, что мог спровоцировать Улаха на проклятие, то сколько же ему теперь? Журналист считал, что лет тридцать, максимум — тридцать пять.
«Мне сорок пять, — ответил лекарь, или услышав его мысли, или логически поняв, о чем может задуматься человек, узнав такое. — Я был твоим ровесником, когда мы впервые увиделись с Улахом. Сегодня он сделал очередной ход в этой изрядно затянувшейся партии… Завтра ты останешься один, поэтому будь начеку. Он, конечно, еще нескоро отойдет от моего сегодняшнего подарка, — Элинор тихонько хмыкнул, — но на всякий случай не стоит терять бдительность. Слава Всевышнему, Улах пока так и не узнал о двадцать первом числе!»
«О каком двадцать первом числе?»
«Двадцать первое число первого весеннего месяца. Оно наступит завтра».
Ноиро едва не охнул и оглянулся на вращающуюся спираль:
«Как я забыл! Ведь завтра Новый год!»
«У вас — да. Я знаю. Но меня здесь завтра не будет, и ты останешься за хозяина. Я видел, ты еще слишком слаб, чтобы сопротивляться Призыву…»
«Призыву? Это что?»
«Призыв может помочь, а может и убить. Все заключается в силе, с которой он послан».
«Как он может убить?» — насторожился Ноиро, ощутив, что близок к какой-то важной разгадке.
«Он может вызвать инфаркт или инсульт, грубо вырвав тонкое тело из физического. И никто из врачей никогда не заподозрит неладное».
Только теперь Ноиро вспомнил, о чем там бормотали у них в редакции со дня его появления и до отъезда сюда. «Смерти в собственной постели» участились настолько, что Гэгэус даже решил посвятить этой теме материал в жанре «журналистское расследование». За один только год умерло столько известных персон, сколько не покинуло этот мир за десять минувших лет. И большинство, по статистике, гибло именно от инфарктов и от инсультов. Причем в молодом возрасте. Врачи объясняли это изменением климата, побочными эффектами технического прогресса и прочей невменяемой ерундой.
«Тогда, в сельве?..» — Ноиро вспомнил злобный наблюдающий взгляд и свой странный приступ.
«Да. Он приценивался к тебе».
«Но зачем я ему сдался?»
«Не взывай к разуму там, где его нет. Аннигилирующие друг с другом частицы в космосе не имеют разума. Они просто сотворены так, чтобы взаимно уничтожаться. Вещество и антивещество не имеют разума в нашем понимании, не имеют нашей логики. Они просто созданы так. У нас есть разум, но по чьей-то прихоти мы просто такие, какие есть. И эта взаимная неприязнь неосознанна. Это просто данность. Здесь не может быть политических и дипломатических переговоров — это все равно, что пытаться помирить леопарда и оленя. Эти двое родились на свет такими: один — убийца, другой — невинная жертва. Единственное, что доступно людям в силу их разумности — это выбор: быть или не быть жертвой. А может — быть охотником на охотника? Нарушить правила игры? Сломать вечное колесо несправедливости? Но это трудно, в одиночку это не делается. К тому же многие выдохнутся по дороге и отпадут. Защищающийся всегда в менее выгодном положении, чем нападающий. Злоба, агрессия — это так просто!»