Режим бога. Восход Красной Звезды

То ли девочка, а то ли виденье

И как будто нас знакомить не надо -

Помню чей-то был тогда день рожденья

И по-моему зовут ее... ЛАДА!

То ли девочку, а то ли виденье"

С большим трудом себя сдерживаю, чтобы не пропеть все это вслух. Сегодня день Альдоны - не стоит портить ей праздник. А Ладе я еще напою... где-нибудь в уголке. Тем более песню надо переделать. Ну не пропустят худсоветы "Но под вечер обходя заведенья...". Нужно что-то вроде:

Я живу теперь и тихо, и складно

В шуме улиц следуя тенью

Довольный собой, я поднимаю взгляд и вижу в дверях репетиционного зала хмурого Щелокова. За ним стоят Павлов и Киселев.

– Ну, здравствуй, Витя!
– в полной тишине, со злым выражением на лице произносит министр - Все песенки поешь?!?

– --

– --

Есть три реакции на стресс и агрессию. Первая - убегание. Вторая - встречная агрессия. Наконец, третья - ступор. Некоторые животные так научились изображать из себя мертвых, что хищники брезгуют ими отведать. Мой "режим бога" внезапно куда-то испаряется, и я впадаю в натуральный ступор. Не очень хорошее качество для боксера, который претендует на олимпийские медали.

Спасает ситуацию Клаймич. "Искренняя" радость от приезда высоких гостей, знакомство с коллективом, демонстрация студии. "Стена славы", где уже висят наши итальянские фотографии, производит впечатление. Пожимая руки сотрудникам и поздравляя с победой в Сан-Ремо, Щелоков постепенно расслабляется и, попав в переговорную, выглядит уже не столь грозно. Галстук ослаблен, морщины на лбу разгладились. "Тяжи" заносят дополнительные стулья, рассаживаемся. Начинает, тем не менее, министр сердито:

– Савченко в больнице. Закрытая черепно-мозговая травма, тяжелое сотрясение мозга.

Клаймич удивленно смотрит на меня. Я ему рассказывал о воскресном бое, но без подробностей. Павлов и Киселев хмурятся, разглядывают потолок

– Мне, конечно, очень жалко Виктора...
– выхожу из ступора я.
– Но это бокс...

– А страну тебе не жалко??
– взрывается Щелоков.
– Сборной через три дня лететь в США. По несколько боев с американцами в каждом весе! В трех городах! И кого теперь посылать вместо Савченко?!

– Такие матчи по боксу, СССР - США, у нас с 69-го года проходят, - пояснил в ответ на мой ошарашенный взгляд Павлов.
– Договорились с американцами, утрясли регламент... В этом году первый матч в Лас-Вегасе. Двадцать восьмого января. Второй в городе Лафайетт, штат Луизиана. Последний, заключительный, в городе Трой, штат Нью-Йорк - третьего февраля.

Мы с Клаймичем переглянулись. Нью-Йорк! "Мы - мир"! Григорий Давыдович понимает меня с одного взгляда.

– В весе 71-75 килограмм Савченко уверенно побеждал американцев.
– Вновь подключается председатель Госкомспорта.
– Трансляция по телевидению, репортажи в газетах, пропагандистский эффект... Советский спорт - самый лучший.

– Из 11 человек сборной - тяжело вздохнул Киселев.
– Я твердо уверен в пятерых-шестерых. С Савченко было семеро. Рыбаков, Львов, Тимофеев... Еще пара молодых. Но без Савченко... Можем проиграть в финальном зачете. Позор на всю страну. Не нужно было устраивать этот спарринг!

Тренер сборной зло смотрит на Павлова. Тот на министра.

– Короче.
– Щелоков категоричен.
– Ты, Витька, напортачил - тебе и исправлять. Полетишь в Штаты, вместо Савченко, спасать престиж Родины. Товарищи меня поддержали, другого выхода нет.

– А как же возраст, виза, выездная комиссия?!
– я удивленно развожу руками, играя на публику.

– Мы все берем на себя, - успокаивающе кивает Щелоков.
– Сегодня сам позвоню послу. Хорошо покажешь себя с американцами - поедешь с Алексеем Ивановичем, - министр кладет руку на плечо расстроенного Киселева.
– На чемпионат Европы. А там и до Олимпиады недалеко.

– Хорошо. Но я еду с Лехой и Ретлуевым.
– Иду ва-банк.
– Они меня "вырастили" как спортсмена - им и принимать "зачет". И это... С ними, я никогда не проигрываю!

– Какой еще Леха?
– взвивается Павлов.
– Программа поездки утверждена, билеты куплены... Я еще понимаю -- Ретлуев, чемпион Союза...

– И это еще не все - я смотрю прямо в глаза Щелокова.
– Николай Анисимович, мы обсуждали запись песни "Мы - мир" с вами и Леонидом Ильичом. А также широкое международное движение помощи голодающим Африки. Если я все равно лечу в США, разрешите заехать в Нью-Йорк и записать песню на студии "Атлантик Рекордс"?

Клаймич согласно кивает, а Киселев и Павлов с удивлением и интересом смотрят на меня.

– Записываться один будешь?
– хмыкает Щелоков.

– А вы отпустите в США девушек и Григория Давыдовича?

Наш директор сейчас наверняка возносит внутри себя молитвы еврейскому богу Яхве.

– Этот вопрос...
– задумчиво произносит министр, - надо наверху "провентилировать". Дело важное, политическое... Может, и выгорит.

Сидим молча, ждем, пока Щелоков обдумает идею. Клаймич опять включает свое обаяние и предлагает продегустировать итальянское вино, несколько ящиков которого ушлый директор вывез благодаря нашим "рабочим сцены". Мужчины сначала сомневаются (рано), но потом сдаются. Григорий Давыдович быстро и умело открывает бутылку "Амароне". Это красное вино из "Венето", которое производят из заизюмленного винограда. Проще говоря, "Амароне" можно назвать вином из изюма. Столь мощная концентрация дает вину крайне насыщенный аромат и густой вкус. Павлов с Киселевым мало что понимают - тренер даже шутит насчет водки (а не поднять ли градус), а вот Щелоков дегустирует как настоящий ценитель. Что такое бутылка вина на четверых мужчин? Четверть часа, два бокала на каждого. Я сижу, скучаю, обмозговываю внезапную поездку в США. Надо обязательно посмотреть в Айфоне соперников. Прикинуть стратегию боя. А также связаться с Майклом Гором из "Атлантик Рекордс" и Эндрю Вэбером из "СиБиЭс Рекордс". Министр замечает мое "подвешенное" состояние. И пока Клаймич открывает вторую бутылку (хорошо пошло!) - Щелоков предлагает мне прогуляться.

На улице - оттепель. Морозы спали, веселая капель выбивает веселый ритм в водостоках. Я вдыхаю запах города. Нет, до весны еще далеко. Суровая зима 1979-го года не скоро сдаст свои позиции. Прогуливаемся с министром вдоль по Селезневской. Доходим до метро "Новослободская" и поворачиваем обратно. Идем мимо бань к Суворовской площади. Сзади тихо едет "Чайка" министра. Щелоков молчит, о чем-то раздумывая. Я тоже не тороплю события. Слишком уж ускорился их ход. Возникает такое ощущение, что плыву на утлой лодочке по бурной горной речке. Подводные камни, пороги... Того и гляди разобьешься.

– Нашли - прерывает молчание министр.
– Тайники, закладки, шифроблокноты, все, о чем написано в письме - все нашли.

– Искал Веверс?
– интересуюсь я для проформы

– Он. С моими людьми. На этих выходных. Аккуратно сломали машину Калугина и, пока он отгонял ее на СТО... Все отсняли на камеру, запротоколировали, сняли отпечатки пальцев. Юра уже продемонстрировал материал Леониду Ильичу и Пельше. Для них это, конечно, удар. На послезавтра назначено внеочередное заседание Политбюро. Впервые генерал КГБ оказывается предателем. Да еще и выясняется это в обход комитета. Скандал!

Щелоков довольно потирает руки.

– А для чего вы мне это все рассказываете?

– Андропову конец, - министр останавливается и поворачивается ко мне.
– Но напоследок может выкинуть что-нибудь... эдакое. Очень хорошо, что ты уезжаешь в США. Боксируй, записывай песни, ближайшие недели в Москве будет опасно. Только постарайся в Штатах ни во что не влипнуть. А пока не уехал... Я прикрепил к тебе "Шторм".

– Это что еще за зверь?

– Спецгруппа особого подразделения МВД. Создана моим секретным приказом.
– Щелоков покрутил головой, но вокруг никого не было.
– Очень тренированные товарищи, все служили в спецвойсках. Готовились к Олимпиаде, но вот видишь, раньше пригодились.