РЕЗИДЕНТ

Очнулся я – толи в кабинете, толи в каптерке – в общем в комнате больше напоминающей сушилку, чем что-либо другое. Там было огромное количество труб, излучающих тепло, у меня страшно болела голова и жутко хотелось пить. Мои руки были пристегнуты сзади наручниками и надежно крепились за одним из многочисленных радиаторов. Моего пробуждения с большим нетерпением ждали «Ванек» и «Вовочка».

– Значит раскаяться в содеянном ты не желаешь?
– спросил Тищенко.

Я прекрасно понимал, что если я сознаюсь, то мне сразу же выпишут пятилетнюю путевку в места не столь отдаленные, где света вольного не видно. Поэтому я решил, чтобы это не стоило упираться, сколько смогу, и набрался наглости ответить:

– Мне не в чем каяться, товарищ начальник, что было то прошло, а если я в чем и виноват перед законом, то я все свои грехи смыл собственной кровью, на службе нашей любимой партии и дорогому правительству. Во время войны, это считалось искуплением.

– Сейчас мирное время, - поддержал своего товарища Ерохов, - и за свои преступления все равно отвечать придется. Так ты желаешь сделать чистосердечное признание, или же тебя нужно к этому подтолкнуть? Можешь не сомневаться у нас и не такие ломались. Сначала тоже упирались, а потом ничего, как соловьи начинали петь.

В его словах присутствовала доля истины, тогда в органах работать умели, и наводили на население ужас, своим умением добиваться истины даже от самых стойких преступников. Меня охватило уныние, я понимал, что вытерпеть мне придется очень много, и будучи понаслышке знаком с методами ведения допросов, мысленно прощался со своим здоровьем, а может и самой жизнью.

Я не буду долго останавливаться на тех беспощадных мерах принуждения к добровольной дачи признательных показаний, которым подвергли меня доблестные сотрудники уголовного розыска. Скажу лишь, что они не скупились в изощренных методах пытки. Сначала они обмотали кулаки полотенцами и принялись дубасить меня по телу, причиняя физические и нравственные страдания. После этого они решили познакомить меня со сводом Советских законов, и взяв в руки толстую книгу - собрания кодексов, стали доводить их до моего сознания, вежливо, но с силой, постукивая по голове. Далее они почему-то посчитали, что мои легкие подвергаются серьезной опасности, и надели мне на голову противогаз. Чтобы полностью исключить попадание вредных веществ в организм, они не стали открывать отверстие для подачи воздуха. Сказать сколько раз я, при таком заботливом отношении к моему здоровью, терял сознание? Я не осмелюсь, потому что перестал их считать. Далее узнав, что я очень хочу пить, они решили, и в этом случае, не остаться равнодушными к моей персоне. Только вот почему-то делали они это каким-то не совсем обычным способом, вливая минеральную воду мне через нос. Для этой цели меня уже обессиленного отстегнули от обогревательного радиатора, и перестегнув мне наручники, зафиксировав руки просто сзади, уложили на пол, придавили грудь стулом, на который сел Ерохов, и стали утолять мою жажду. Процедура эта была также не из приятных, и честно скажу, что при подобных обстоятельствах больше просить напиться у оперативников я не рискну.

Такие славные методы борьбы с неразговорчивыми собеседниками «Ванек» и «Вовочка» продолжали на протяжении шести часов. Затем очевидно предположив, что процедура затягивается, а может у них были еще и более важные дела, чем добиваться правды от моей скромной персоны, они все-таки решили оставить меня в покое. Мне дали какое-то время прийти в себя, после чего вернули в следственный изолятор.

Глава XVII. Тюрьма: продолжение

В «СИЗО» меня подвели к двери, где значился номер - 666. Я попробовал заметить:

– Это не моя камера. Мои вещи находятся в семьсот сорок восьмой.

– Поверь, здесь тебе вещи не понадобятся, - сделал заключение конвоир, среднего возраста человек, полноватого телосложения, с заплывшим жиром лицом, пропахший перегаром и чесноком. Облачен он был, как тогда было принято, в форменное обмундирование армейского образца.

Когда за моей спиной захлопнулась дверь, я стал разглядывать помещение, пытаясь оценить обстановку. Я неоднократно слышал о пресловутых «пресс-хатах» и не сомневался, что оказался именно в такой. В те времена несчастные случаи в тюрьмах были явлением обыденным, и я готовился к самому худшему.

Камера была небольшая - три на четыре метра. Судя по установленным в ней деревянным двухъярусным нарам, приставленным к правой стене, рассчитанная на четырех человек. Параллельно спальным местам у противоположной стенки находился стол с приставленной к нему лавкой. Три места были уже заняты. С них, как только я оказался в помещении, поднялись три личности, вызвавшие у меня неприятное покалывание в области желудка.

Первый был здоровым детиной в возрасте около тридцати лет. Он был на полголовы головы выше меня и много шире в плечах. Его квадратное лицо: с нахмуренными бровями, «стреляющими из под них огнем» глазами, мясистым подбородком и ямочками на щеках в виде продольных углублений от верхней скулы к нижней, а также обритая на лысо голова, внушали мысль, что природа создала этого человека специально для устрашения окружающих. Было совершено очевидно, что он здесь пользуется неограниченным авторитетом. Белая блестящая новизной майка, и такие же с отливом, но только черные, трико марки: «Adidas», выдавали в нем «сидельца», пользующегося привилегиями у администрации. Плечи его украшали бесформенные татуировки.

Второй был примерно одного со мной роста в возрасте уже за тридцать. Его густые черные, как смоль, волосы, такого же цвета безжалостные глаза, тонкий скривившийся в презрительной усмешке рот, смуглая кожа и орлиный нос безошибочно позволяли определить кавказца. Тело его скрывалось под спортивным костюмом с надписью «Puma».

Третий был – толи якут, толи казах, толи китаец – из-под узких щелочек на его лице выглядывали неопределенного цвета хитрые и наглые глаза. Он был в помещении самым маленьким. Его рост вряд ли доходил до полутора метра. Широко расставив ноги, и подбоченясь, выставив в стороны локти, он «сверлил» меня взглядом, пытаясь сломить мою волю. Голову его украшали вьющиеся черные волосы. Для готовящегося мероприятия, он облачился в свободную красную с черным орнаментом клетчатую рубаху, из-под которой книзу виднелись спортивные темно-синие трико. В отличие от своих товарищей обутых в тапки, у него на ногах имелись увесистые армейские ботинки.

– Какая статья?
– как принято в подобных случаях начинать разговор, молвил первый.

Понимая, что столкновения все равно не избежать, я сам решил пойти на обострение ситуации и произнес:

– А тебе, что за дело? Ты что ли судить меня будешь? В таком случае я не вижу в зале суда присяжных заседателей.

– Да ты видно, парень, совсем берега попутал? – сказал второй, и сокамерники все вместе двинулись в мою сторону. Конечно же не для того, чтобы дружески пожать мне руку. Скорее всего потому, что им нестерпимо захотелось узнать: какого же цвета у меня кровь?

Я уже не раз бывал в подобных ситуациях и безошибочно определил, кого мне стоит опасаться больше всего. Конечно же этого здорового «амбала». Опережая их действия, я сделал прыжок вперед. Отточенным движением произвел мощный удар указательным и средним пальцем в глаза «первого», шедшего чуть впереди остальных. Не ожидая от меня такой наглости, тот пропустил мой выпад. Взвыв от боли, он схватился за лицо руками и присел. На какое-то время он был не опасен.

Пользуясь замешательством от моего, такого успешного, начала поединка, я продолжил нападение и схватив маленького за волосы, резко дернул его голову вниз, одновременно поднимая свою колено, в итоге сталкивая их между собой. Из глаз «третьего» брызнули слезы, из носа естественно потекла кровь. И его пока тоже можно было не опасаться.

В этот момент я заметил, что мне в голову направляется деревянная лавка, которую взял себе в помощницы кавказец. Что он таким образом хотел испытать на прочность - мою черепную кость или материал, из которого был изготовлен удерживаемый им в руках предмет - я выяснять не имел никакого желания, поэтому и поспешил уклониться в сторону. Такой манёвр безусловно спас мою голову от знакомства с грозным орудием, но все-таки до конца избежать столкновения не удалось и лавка опустилась на мою спину. Мне приходилось терпеть боль и посильнее, поэтому я не придавая ей значения, недолго думая, схватил со стола – возле которого невольно оказался, пытаясь увернутся от повторного нападения «второго» - металлическую кружку, и разворачиваясь, внезапно столкнул ее с переносицей нападавшего на меня сокамерника. Раздался треск ломающейся кости.

Тут я обратил внимание, что «здоровяк» постепенно приходит в себя и поднимается, протирая глаза. Как только он распрямил свои ноги, я подпрыгивая вверх, согнул под себя колени и резко из распрямляя, немного согнув корпус, по возможности стараясь придать ему положение параллельно полу. «Подлетая», я стопами уперся в коленный сустав могущего стать очень опасным противника. Можете не сомневаться, что кость в этом месте была не стальная, и конечно же, не выдержав такой нагрузки, благополучно сломалась. Мне вместе с тем, чтобы моё действие было более эффективным, пришлось упасть на пол.