Ричард де Амальфи

Длинное платье Санегерийи приятно холодит мои голые ноги, высокий ворот укрывает ей шею, грудь старательно прикрыта.

– Что это ты такая целомудренная, – удивился я. – В жизнеописаниях святого Хилари есть моменты, когда ты появлялась перед ним вовсе голенькая… И святой Антоний говорит то же самое…

Она шутливо возмутилась:

– Клевета!.. Я всегда в рубашке, так интереснее. Если голая, то это была наверняка Габриэлла. Да, явно она, потому что аскеты, святые – ее конек. Она любит состязаться, любит трудный материал. А я не боец, если я не нравлюсь, сразу уйду. Если бы ты меня отверг, я бы ушла…

Я крепче сжал ее горячее податливое тело.

– Дурак я, что ли?

Сон в руку, подумал я недовольно, вытер ладонь о траву и заснул снова. Некоторое время где-то летал, но как-то урывками, ехал на коне посреди Тверской, на меня покрикивали из автомобилей, потом исчез и конь, и автомобили, и вообще пропала вселенная, я завис в странном многомерном мире, где нет ни времени, ни пространства, однако ничуть не страшно, я понимал, что все зависит от меня, вернуться могу в любой момент…

В пространстве пронесся вихрь, похожий на смерч, рассыпался в звездную пыль, и передо мной появился человек в белой одежде, все время меняющейся от греческих и римских тог до изысканных костюмов придворных щеголей нынешнего века.

– Выгляжу странно? – спросил он. – Это ваше воображение шутит. Во сне, знаете ли, все выглядит необычно… Не обращайте внимания на мелочи. Вы, сэр Ричард, умеете концентрироваться на главном.

– Стараюсь, – ответил я.

Пространство вокруг Князя Тьмы красиво пошло спиралью, звездная россыпь вытянулась в красивый рукав, мне показалось, что наблюдаю зарождение галактики.

– Во сне иногда приходят нелепые на первый взгляд решения, – произнес он, – но, как потом оказывается, единственно верные, не так ли?

– Бывает, – согласился я, – но чаще всего такая чушь в голову лезет! Потом стыдно бывает, что говорил и как себя вел.

Он неожиданно ухмыльнулся:

– Вы мне нравитесь, сэр Ричард. Я вам это уже говорил, и сейчас повторю с удовольствием. Вы постоянно спорите, все подвергаете сомнению…

– Не всегда, – возразил я, он ухмыльнулся шире, я понял, тоже неохотно улыбнулся. Возможно, у моего поколения это рефлекс: слишком много в наши головы и души старались вбить со всех сторон: сперва родители и наставники, потом политики – правые, левые и всех цветов и направлений, общественники, а про рекламу вообще лучше молчать, чтобы не начать говорить словами, которые годятся только для надписей на стенах солдатского сортира.

– Мне нравится, что вы так умело и быстро взялись за решение… некоторых социальных проблем.

Я нагло ухмыльнулся:

– Я все равно бы это сделал.

– К чему вы это?

– К тому, что ни ваше одобрение, ни одобрение вашего противника ничуть не влияет на мои действия и поступки.

Он аристократически красиво приложил пальцы левой руки к ладони правой, обозначив аплодисменты. Вид самый победоносный, словно я делаю всю тютелька в тютельку, как у лилипутов, по его сценарию.

Я нахмурился, никто не любит, когда манипулируют, взглянул на спиральную галактику. В самом центре, где звездное ядро, проступает далекий огонек костра.

– Кстати, – поинтересовался я, – а что за смысл ставить вот эти разрастающиеся пятна заразы… как их только не называют, которые наносят ущерб? Пропадают коровы, исчезают люди…

Он кивнул, мол, понимает, что я перевожу разговор на другую тему, тоже посмотрел вниз, легонько сдвинул плечами. Мне показалось, что брезгливо поморщился.

– Дорогой Ричард, – произнес он с легким укором, – неужели вы тоже верите в бред, что эти области мрака, моих рук дело?

– Такую мысль допускаю, – ответил я осторожно, хотя только что не допускал, а был уверен, что пятна Тумана – дело рук дьявола. Пояснил: – У нас один заокеанский король, называющий себя христианнейшим, сам тайно создавал отряды Тьмы из числа врага, натравливал их на своих же союзников, чтобы ослабить… а затем привязать к себе крепче.

Князь Тьмы улыбнулся:

– Опасная тактика. А дальше?

– Потом громогласно обвинял какую-нибудь страну, что эта она создает или поддерживает отряды наемников, дает им пристанище… словом, вводит туда войска, грабит, подчиняет, ставит на престол послушных себе марионеток.

Он кивнул.

– Впечатляющая тактика. Надо будет принять на вооружение.

– Но если не вы…

Он договорил:

– …то кто? Дорогой Ричард, на свете пока что много дивного и нами неконтролируемого. Нет, вовсе не потому, что руки коротки или мы не в силах. Просто некогда обращать внимания на всякую хрень, что нас не касается. У нас жизнь бьет ключом, какое нам дело до того, кто и с кем дерется в этих крохотных варварских королевствах, диких и невежественных? Для нас эти пятна мрака почти то же самое, что и… словом, все остальное на этом берегу.

Я спросил тупо:

– Но что это?

Он пожал плечами.

– Это ваши проблемы. Но если решитесь перейти ко мне на службу… прямо, обещаю, что эту задачу решу для вас сегодня же. Будете знать не только, что это, но и как справиться. А так вы меня просто оскорбляете! Поймите же, что такая ерунда, такая исчезающе мизерная мелочь… видите, я даже слов подобрать не могу, это не моего ранга. Я – идеолог! А эти области мрака, как и все материальное – дело рук ремесленников. Всего лишь! Я, пожалуй, единственный во вселенной чистый идеолог…

Я спросил коварно:

– А ваш основной противник?

Он пренебрежительно отмахнулся.

– Он начал, как идеолог, с изящной и оригинальной концепции, я говорю о сотворении материального мира, но потом зачем-то сам же взялся ее осуществлять! Полагаю, это его крупнейшая ошибка. Вон даже его материальный сын и то палец о палец не ударил, даже записывать не стал свои перлы, это сделали после его смерти те, кто что-то запомнил. Все переврав, понятно.

– Ну да, – согласился я, – он же в рассказах отзывался о вас нелестно. Как вы подбивали его броситься с вершины скалы… Но есть идеологи, которые сами же и построили то, что придумали.

Он кивнул.

– Есть. Но ранг, ранг…

Теперь уже я пожал плечами:

– Кто спорит?

– Вы спорите.

– Как и вы, – отпарировал я.

Он засмеялся уже откровеннее.

– Вот видите, мы с вами два спорщика. Но я на вас не набрасываюсь, как некогда нас, заспоривших, низвергли… Я как раз считаю, что спорщики пусть будут. Пусть будут несогласные! Они вовремя укажут на уязвимые места в моих позициях, планах, рассуждениях. А я, вместо того, чтобы настаивать на своем, постараюсь все исправить. Конечно, вовсе не для того, чтобы удовлетворить критиков, как они подумают, а чтобы укрепиться еще сильнее.