Ричард Длинные Руки – барон

– А наш след? – спросил Смит сварливо.

Эбергард посмотрел на него свысока с таким пренебрежением, что сэр Смит на моих глазах превратился даже не в бастарда, а в дураковатого простолюдина.

– Похоже, вы никогда не знали благородного искусства охоты. И не догадываетесь, что те следы, которые оставляем, расскажут о нас все. Отыскать их очень легко. Разница лишь в том, что враг отыскивает их с некоторым запозданием… что всякий раз дает нам время уходить вперед.

Граф Мемель кашлянул, привлекая внимание.

– Давая нам некоторое время, – заметил он суховато. – Увы, враг способен обучаться. Чего не скажешь о некоторых… друзьях.

Он так посмотрел на сэра Смита, что тот съежился до размеров гнома вместе с его блестящими доспехами. И даже боевой жеребец стал вроде бы ростом с пони.

А граф Мемель уже смотрел на зеленую долину, открывающуюся за деревьями. Далеко-далеко по дороге мчится крупный отряд. Ветер относит пыль в сторону, солнце блестит на выпуклостях доспехов, на шлемах, щитах и конской сбруе.

Граф Эбергард взглянул на прячущееся за ветвями солнце.

– Нас им не видно, мы в тени и за деревьями. Идут уже не по следу. Это значит, что нас выслеживают с воздуха?

– Или просчитали общее направление, – сказал граф Мемель. – В конце концов понимают, что по этой дороге мы обязательно должны пройти через Ворота Гильфия.

Кони скачут медленно, здесь все словно двигаются в тягучем клее, я успел продумать тысячу мыслей, прежде чем отряд продвинулся в нашем направлении еще на сотню ярдов.

– Значит, – сказал я, – если пропустим их вперед, они могут добраться до этих Ворот, убедиться, что мы еще их не миновали и… устроить засаду?

– Верно, – ответил граф Эбергард. Он смотрел на меня испытующе. – Но если обнаружим себя сейчас, то они в любом случае успеют передать другим, где мы есть.

– Жаль, – заметил я, – что ваших рыцарей не обучали стрельбе из лука. И вы не знаете, что при Гастингсе лучники положили все саксонское рыцарство, не потеряв ни человека… К бою!

Рыцари вскакивали в седла, звякали опускаемые забрала. Передние взяли в руки копья, остальные обнажили мечи. Я встал за деревом и наблюдал за приближающимися всадниками.

Их около полусотни, на этот раз не сборный отряд разбойников и любителей легкой наживы, а закованная в железо панцирная конница, только что без копий, правильно, лишняя тяжесть, даже сейчас на узкой дороге держат строй…

Мелькнула трусливенькая мысль пропустить мимо, как уже делали раньше, но руки уже наложили стрелу на тетиву, я поднял лук, выждал, пока передние всадники окажутся на расстоянии выстрела, отпустил стрелу, быстро выхватил новую.

Мне кажется, никогда я не стрелял с такой скоростью. Граф Эбергард сдавленным голосом орал на сэра Смита, не позволяя высовываться, атакуем когда нужно, а не когда хочется отдельным бравым дуракам. На дороге звенело железо, кричали люди и кони, образовалась дикая свалка из упавших всадников, что потянули за собой коней, те мешают смельчакам, пытающимся перепрыгнуть или как-то прорваться к сволочи, что бьет из-за укрытия стрелами.

Я с силой выпускал стрелы в первую очередь по самым догадливым, что первыми додумались объехать завал, тем самым превратив его в длинный вал из раненых и убитых. За спиной уже оба графа орали на рыцарей, удерживая от страстного желания атаковать, руки мои устали, а исхлестанные тетивой, несмотря на защитные перчатки, пальцы стонут от боли.

Задние рыцари остановили коней, пустили их по обочине и, рассмотрев, откуда бьют стрелы, понеслись галопом, склонившись к гривам и блестя мечами. Еще с десяток рыцарей сумели наконец выбраться из завала и тоже ринулись вторым потоком.

Я успел выпустить еще с дюжину стрел, затем ухватил молот и бросил в голову летящего на меня рыцаря. Почти в тот же миг за спиной раздался мощный рев, загремело железо, и стальная лава наших отважных дураков ринулась навстречу оторопевшему противнику. Я поймал молот, бросил еще дважды, выбирая самых могучих, снова ухватил лук, это оружие менее убойное, но более скорострельное, вышел из-за дерева и начал стрелять в открытую.

Железо на поле схватки звенит так, словно сотня молотобойцев с силой бьют по листам металла. Сухой стук, с каким мечи бьют по щитам, почти не слышен, зато удары по шлемам, панцирям, плечевым пластинам разносятся по всему лесу, пугая зверей человеческой яростью, что куда более темная и звериная, чем нехитрая зверячья. Почти никто не вскрикивал от боли, получая даже смертельную рану, а все кричали от ярости, от злобы, от жажды рассечь голову, увидеть, как острое железо раскалывает мозг, взрезает грудную клетку, как в страхе трепыхается обнаженное сердце, как бессильно вываливается скользкая печень.

Один на моих глазах сумел добраться до горла противника и впился зубами. Я едва не всадил стрелу в спину, но в последний миг сообразил, что это свой. Ему можно, ну куда мы без двойных стандартов…

Лишь трое всадников повернули коней и мчались прочь от схватки по той же дороге. Двое в темных монашеских сутанах, третий в дорогой одежде вельможи, но я отчетливо видел вокруг него темное облачко, словно роится плотная туча мошкары.

На дороге наши рыцари под руководством графа Эбергарда умело ломают сопротивление оставшихся, сэр Смит ворвался в гущу вражеских рядов, его меч сверкает как молния и с нечеловеческой силой обрушивается на закованные в железо головы.

Я сцепил зубы, не успеваю заживлять ссадины на пальцах, стрелы срываются с тетивы одна за другой, сбоку появился бледный Кадфаэль, ухватился за столб дерева и сполз на землю.

– Сейчас закончится, – крикнул я подбадривающее.

Мои стрелы били всех, кто имел неосторожность повернуться ко мне боком или опустить щит, рыцари Эбергарда чаще всего добивали раненых, железо звенело все тише, победные крики все громче, наконец последние уцелевшие побросали мечи и вскинули руки.

– Сдаемся, сдаемся!

– Прекратить бой! – прокричал граф Эбергард. – Прекратить бой!..

Рыцари опускали мечи и отступали, но я видел, как зло сверкают глаза, а пальцы сжимают оружие. Впервые дрогнуло и начало рассыпаться рыцарское братство, когда все рыцари – единая общность, почти народ со своей отдельной культурой, обычаями и даже языком куртуазности.

Я убрал лук, сделал несколько шагов. Брат Кадфаэль сказал в спину слабо:

– Ричард… я удерживал тех… сколько мог. Но не дать им уйти не сумел…

Он слабо улыбался, я с острым чувством вины сообразил наконец, что бледный Кадфаэль вовсе не потому, что увидел, как одни христиане режут других христиан. Он вел свой бой с двумя сильными колдунами, что явно пытались что-то сделать с нами, выиграть бой еще до начала, но не удалось, и лишь тогда пустились удирать…

– Спасибо, – сказал я. – И этой победой мы обязаны тебе.

Когда я подошел ближе, один из пленных рыцарей, что сидел на земле, посмотрел на меня злобно и сказал громко: