Ричард Длинные Руки – эрцпринц
Шрифт:
Клемент ударил в свою очередь, и оверлорда словно ветром сдуло с седла.
Зайчик проломился наконец к Клементу. Тот обернулся, перехватил мой взгляд.
— Ваше высочество?
— Он жив? — крикнул я.
— Конечно, — прокричал он. — Он же главный? Я таких всегда стараюсь брать живыми, как рыбу из пруда.
Двое его людей соскочили с коней, их прикрыли щитами, а они, подхватив бездыханного оверлорда, бросили поперек седла на его же коня. Клемент велел одному из молодых воинов доставить в город и беречь пленного пуще глаза.
Оверлорда на всякий случай еще и привязали, я
Я вступил в бой рядом с Клементом, но вскоре крикнул ему:
— Тише, тише!.. Пропустим рыцарей вперед!
Он обернулся.
— Ваше высочество?
— Нужно видеть, — объяснил я сердито, — все Поле битвы. Отвыкайте первым бросаться в битву.
Нам нужно знать, где что происходит. Вы уже герцог, не забыли?
Он ухмыльнулся.
— Так все просто, враг бежит, нужно добивать, ничего сложного. А к герцогству я еще, уж простите, не привыкну никак.
— Почему?
— Слишком быстро.
Бой длился еще около трех часов. Отдельные военачальники, не в состоянии поверить в поражение, бросали свои отряды в сечу, надеясь переломить ход сражения.
К несчастью, все в их войске уже поверили, что и сейчас прибыл крохотный отряд, как и в два предыдущих раза, и что нужно еще чуть-чуть выстоять, и будут как разгромлены прибывшие, так и окончательно захвачен этот огромный город.
Они упустили возможность отступить в боевом порядке и вывести из-под удара многочисленный обоз, а когда в полном разгроме убедились все, бегство стало массовым и беспорядочным, когда в панике бегут все и убивать их можно до тех пор, пока не устанут руки.
Здесь во всем блеске показала себя конница Норберта на отдохнувших и уже застоявшихся конях. Они пошли широким фронтом следом, я видел только сверкающие над их головами клинки, а за ними оставалось поле, темно-красное от трупов, плавающих в своей же крови.
Даже рыцари, пытающиеся спастись бегством на своих тяжелых конях, укрытых броней, гибли, как мухи, поражаемые в спину, а норбертовцы догоняли следующих, рубили, догоняли и снова рубили.
Еше не наступил полдень, а город и все окрестности были очищены от противника. Норберт продолжал преследование, кони у него самые быстрые и неутомимые, будет гнать, истреблять, никого в плен, и так весь день до самой ночи. Если и останется кто, сумевший укрыться или притвориться мертвым, то Мунтвиг не скоро получит весть о полном уничтожении своей головной армии.
Из города сообщили, что оверлорд Гайгер пришел в себя, но дал слово благородного человека, что не попытается бежать. Я велел убрать любую охрану, ибо если сбежит, то навлечет позор на себя и армию, в которой служит, так что пусть бежит, если хочет.
В лагере уже победный грабеж, но, к сожалению, хотя брошенный в спешке и оказался угрожающе огромным, но поживиться в нем почти нечем. В головной армии шла голытьба и союзные войска местных или пожелавших разбогатеть на грабежах
окрестных племен. Только и того, что у начальников отрядов оружие обычно украшено драгоценными камешками и почти у всех командиров кое-что находилось в поясах и зашито в седлах.Прибыли конные разъезды Норберта, посланные навстречу армии графа Максимилиана, те доложили с ликованием, что она уже близко, прибудет к вечеру. С ними большой обоз, где кроме больших запасов продуктов еще и все необходимое для ремонта доспехов и полевых работ.
— Обоз у нас уже есть и так, — сказал я, выслушав доклад, — Оверлорд Гайгер весьма предусмотрительный военачальник. У него в обозе столько вещей, что жители Баббенбурга уже скупают все ненужное нам за бесценок.
— Это лучше, — заметил Хродульф хозяйственно, — чем выбрасывать. Ваше высочество, что делать с пленными?.. Выкуп сами назначите?
Я поморщился: значительная часть рыцарей, наиболее знатных и гордых, не сочли для своего достоинства возможным бежать с поля боя, как поступили менее щепетильные, но когда оказались в окружении таких же рыцарей, разве что закованных в прекраснейшие вестготские доспехи, а гиганты Лихтенштейны, Сулливан и Хенгест во главе своих отрядов начали крушить их ряды, ворвавшись, словно свирепые вепри в камыши, они сопротивлялись достаточно долго, чтобы выказать свою доблесть, неустрашимость и избегнуть упреков в малодушии, а потом бросили мечи на землю.
— Пойдем взглянем, — сказал я. — Пленные… вот не люблю это дело!
— Брать в плен? — спросил он в удивлении.
— Само пленение, — ответил я. — Что-то в нем неприятное для обеих сторон.
Он покосился в удивлении — что-то принц чудит, это же так замечательно покуражиться над пленными, показать себя хозяином, напомнить, что мы сильнее, умнее, мудрее, отважнее.
Рыцари сидят на земле, с них взяли слово чести, что не убегут, и потому не стали связывать.
Пока я присматривался к ним издали, тупо размышляя, что с ними и как, подошел сияющий Меревальд.
— Ваше высочество, — доложил он бодро, — здесь пятьсот двадцать два человека!
— И все рыцари? — спросил я с недоверием.
— Да, — подтвердил он. — Очень много выходцев из знатнейших семей Ирама, человек пятьдесят из Пекланда и трое из Сакранта.
— Интернационалисты, — подытожил я. — Что ж, наш прогнивший режим свергнуть не так просто.
Меревальд в изумлении вскинул брови.
— Ваш режим успел прогнить?
Я отмахнулся.
— Любой режим, против которого борются, — прогнивший, коррумпированный, разложившийся, бесчеловечный, негуманный, деспотичный, нелегитимный.
— А… они? — спросил он обалдело. — Они борются против… какого?
— Тоже против прогнившего, — пояснил я, — а в довершение ко всему еще и поклоняющемуся ложному богу.
— Но ведь… они тоже славят Христа?
— У них не тот Христос, — пояснил я, — и не те святые. И Бог какой-то кривой, и Сатана у них дурнее… В общем, в белом только мы, а они в коричневом. Как бы ни доказывали обратное.
Он хмыкнул.
— Да что побежденные могут доказывать? Понятно же…
Я направился к ним, на ходу придумывая, как поступить правильно, а не так, как принято или даже положено.