Ричард Длинные Руки – эрцпринц

Они подняли головы, но остались сидеть, хотя вообще-то принято, что младшие по званию или титулу приветствуют старшего одинаково почтительно, неважно, свой он или противник.

— Так-так, — сказал я неприятным голосом, — в вашей армии правила чести отменены?

По их лицам было видно, что поняли, о чем речь, некоторые даже пытались привстать, но одни сами садились, других одергивали, напоминая, что я не просто противник, а исчадие ада, антихрист, попиратель Церковных святынь и осквернитель Святого Слова

Божьего, так что к нему правила воинской учтивости неприменимы.

— Что ж, — сказал я, не дождавшись ответа, — по крайней мере видно, на чьей стороне Господь.

Двое ближайших ко мне переглянулись, один произнес с достоинством:

— Господь нас только испытывает.

— Он испытывает только праведников, — добавил второй, — а не грешников.

Из-за их спины на меня взглянул с ненавистью третий рыцарь, широкомордый, вроде бы чистопородный рубака, но со взглядом фанатика.

— Грешникам, — сказал он резко, — дает время раскаяться!

— Ага, — ответил я, — хорошо, я дам вам время раскаяться… Сэр Меревальд, не сочтите за труд, кликните кузнеца. Лучше троих-четверых. И пусть принесут цепи. В их же обозе десяток телег с цепями!

Он ухмыльнулся.

— Их везли для вас, ваше высочество! Ну и для нас тоже.

Я бросил короткий взгляд в его удаляющуюся спину. Когда прибыли Лихтенштейны с Сулливаном, а потом Геллермин, все четыре верховных лорда как-то поблекли, а когда явился с огромной и прекрасно вооруженной армией герцог Клемент, явно ощутили себя отодвинутыми на окраину, с которыми не очень-то и считаются.

Меревальд первым понял, что теперь их мнения и желания для меня ничто и что выгоднее всего поставить себя и свою дружину в мое полное подчинение.

Пока искали кузнецов и вытаскивали цепи, я рассматривал пленных, все таких же надменных и высокомерных, словно они только-только едут на победную войну, за каждым хвост благородных предков, что все видят и не позволят уронить честь рода.

— Итак, — сказал я неприятным голосом, — Господь нам всем даровал свободу выбора. Потому я, слушая его волю, даю ее вам.

Глава 7

Они все смотрят одинаково надменно и в то же время настороженно. Обо мне уже постепенно расходится молва как о человеке, чьи слова и поступки предугадать трудно.

Один из тех, кто сидит впереди, поинтересовался подчеркнуто небрежным голосом:

— Свободу… выбора? В чем?

Я ответил сухо и с неприязнью:

— Всякий, кто откажется от апостольской веры и примет истинную, получит свободу. Остальных же отправят на каторжные работы!

Пленные лорды заволновались, самый родовитый из них, граф Кендишир, произнес с благородным негодованием:

— Что никто из нас не отречется от единственно истинной веры, вы и сами знали. Но что за глупость насчет каторги? Мы — знатные лорды!

Я произнес зловеще:

— А тот ваш Бог, которому вы кланяетесь, различает лордов и чернь?

Он запнулся, но ответил так же гордо:

— Зато различает церковь

— Ваша церковь будет уничтожена, — пообещал я - А теперь… всем встать!.. Встать, я кому сказал! Строиться в колонну по двое!.. Стража!

С обеих сторон сдвинулись ратники с пиками, выставив перед собой длинные древки с острыми стальными жалами. Лорды пробовали оставаться на местах, но острия кололи всерьез, лорды вскрикивали, ругались, однако их одежда обагрилась кровью из новых царапин, и все с руганью и проклятиями, но выстроились по двое.

Я посмотрел по сторонам, поймал взглядом Алана, он сразу же понял и примчался бегом.

— Ваше высочество?

— Алан, — сказал я, — ты уже сотник?

Он выпалил с благодарностью:

— Да, ваше высочество! Вы сами велели сэру Дарабосу повысить меня с десятника.

— Сотник, — сказал я, — это неплохо. Но теперь есть мудрая мысль перевести тебя в благородное сословие и назначить командиром конвоя. Отбери нужное число для сопровождения и охраны этих… высокородных.

Он рухнул на колени, а лицо осветилось так, словно перед ним возник ангел небесный.

— Ваше высочество!

— Не подведи, — сказал я важно.

Он спросил торопливо:

— Куда вести?

— Правильный вопрос, — похвалил я. — Гони в самую глубь наших земель!

— В Турнедо?

Я покачал головой.

— Не знаю, куда отступим под натиском Мунтвига, но нужно, чтобы он не освободил пленников, это удар по нашей репутации.

— Будет сделано, ваше высочество!

— Отступай с ними, — сказал я, — хоть до самого Сен-Мари!.. Но они должны остаться в плену, пока мы сами не соизволим как-то решить их судьбу.

Дальше я наблюдал издали, как пленных сковали единой цепью: лордов, простых рыцарей, и очень простых, и совсем простых, что уже и не рыцари, а элитные оруженосцы, и наиболее стойких ратников, что постыдились позорить себя бегством.

Скованных, их погнали в сторону дороги, ведущей на юг. Алан на своем сером аргамаке, рядом покачиваются в седлах неразлучные Стоун и Мел, с которым снова не разлей вода, а с боков и в конце едут конные стражи.

Буквально через десяток шагов вся цепочка пленных затормозилась, это один из лордов вдруг остановился и даже уперся, не желая идти.

Я взмахом руки послал к нему одного из лучников, тот ринулся так, что песок взлетел выше головы, что-то спросил, выслушал и с такой же скоростью вернулся.

— Ну? — спросил я.

— Он не желает, — выпалил он.

— Чего? В плен?

— Нет, он признал себя пленным, — пояснил лучник. — Однако не желает идти вместе с простолюдинами. Он граф!.. Это унижение для его достоинства. У него семьдесят деревень и два крупных замка…

— Уже нет, — прервал я. — Эй, вон ты… Тебя как зовут?

Могучий ратник с большим топором за плечами прогудел настороженно:

— Герберт, ваше высочество.

— Как твой топор, Герберт? — спросил я.

— Можно бриться, — сообщил он с гордостью.

— Молодец, — сказал я. — Струмент нужно держать в хорошем состоянии. Но я почему-то уверен, с одного взмаха не снесешь голову вон тому гордому графу, видишь? Шея у него толстая, как у Томаса Мора…

Он сказал с обидой:

— Обижаете, ваше высочество…

— Тогда действуй, — велел я.