Ричард Длинные Руки – фрейграф

Я прорычал:

— Чтоб в любой момент обратно, как трусливая крыса?

— Я не трусливая крыса! — сказала она с негодованием.

— Тогда чего же…

Она подумала и сказала с фальшивой улыбочкой и таким неестественно сладеньким голоском, что не обманула бы даже придорожный камень:

— Нет-нет, что ты! Я как раз мечтаю поскорее и получше откормиться, чтобы ты меня съел и получил удовольствие!

— Вот это хорошо, — одобрил я. — Я люблю получать удовольствие. Ты молодец. Давай, снимай шкуру. Да не свою, а козью. Готовь, посмотрим, что ты умеешь… как женщина.

Глава 7

Она села так, чтобы оставаться в своей крохотной пещерке, коза между нами на пороге, а я в центре этого большого зала со сталактитами на своде. Раньше я полагал, что они бывают только в подземельях, но, видимо, это следствие возраста горы, а не ее местонахождения.

— А ты в самом деле, — поинтересовался я, — вкуснее козы?

Она растерянно приоткрыла рот, вроде бы согласиться — опасно, могу обед начать с нее, но и признаться, что какая-то коза лучше нее — обидно, для женского самолюбия вообще немыслимо, ни одна женщина не признает преимущество другой женщины, сложная задача, наконец ответила чисто по-женски:

— Ты бы лучше сучьев принес! А это целое дерево, его надо пилить и колоть…

— Зато сухое, — сказал я.

— Его надо порубить…

— Не надо, — ответил я.

Она вздрогнула и подалась в глубь своей норки, когда дерево затрещало в моей лапе, распадаясь на щепки с лохматыми краями.

— Ого! Ну ты и зверюга…

— Можешь пощупать мои мускулы, — предложил я скромно.

Она настороженно отступила вглубь, затем собрала разлетевшиеся щепочки и начала ставить их шалашиком, а самые мелкие внизу, но сколько не била кресалом по огниву, искры вылетают яркие, шипящие, однако дерево упорно отказывается воспламеняться.

Я слышал, как она ругается сквозь зубы, даже сказала что-то резкое на непонятном для меня языке, что, возможно, и не язык вовсе. Я размышлял о странном устройстве Гандерсгейма, стараясь найти аналогии, с ними всегда проще и спокойнее, а на ее злое ворчание сказал насмешливо:

— Разговариваешь сама с собой? Это первый признак безумия.

Она огрызнулась:

— Первый признак — разговаривать с тобой.

— Правда?

Ее глаза сердито блеснули.

— А разве нет? Дракон, видите ли… И вот оно, представьте себе, разговаривает! Только люди могут разговаривать, понял?

Я буркнул:

— Ну почему же так резко… Женщины вон тоже разговаривают.

Она оскорбленно засопела и отвернулась. Я создал шарик огня и метнул из-за ее спины в щепочки. Вспыхнуло, мелкое пламя затрепыхалось на дне, принялось лизать щепочки и даже пыталось расщелкивать те, что покрупнее.

Женщина сердито оглянулась. Испуг и возмущение дивно сочетаются на суровом и решительном лице с возмущенным взглядом.

— Это ты плюнула в огонь, ящерица?

— Я не плевал, — ответил я. — В огонь плевать — непристойно. Некрасиво. Хотя идею ты подбросила…

— Насчет плеваться?

— Нет, но если я дракон, то могу быть огнедышащим… Надо попробовать…

Она поспешно отодвинулась.

— Не смотри на меня так! Ты меня еще не откормил. Да и просто поджарить мало. Надо сперва зерна принести для гарнира, соли, специй…

— Все найду, — пообещал я. — А потом сядем да ка-а-ак нажремся!

Костер разгорелся ярко, она поглядывала то на огонь, то на меня.

— Наверное, здорово, когда у тебя внутри еще и кузница? А с виду ты такой холодный и противный…

— Чего во мне только нет, — ответил я скромно. — Я весь из достоинств, больших и малых.

— Ну-ну… — пробормотала она. — А самое большое у тебя достоинство — непомерная скромность.

— Да, — согласился я довольно. — Чего много, того много.

Она сдирала шкуру достаточно умело, деловито, не морщилась, настоящая дочь степей, что овец режет сама, а не просит помочь соседа. Снятую шкуру отшвырнула в сторону, выделка потом, тушку не стала разрезать на части, но со знанием дела точно рассекала сухожилия, отделяя равные куски мяса и натыкая на прутья.

Я лежал неподвижно, морду положил на лапы, глаза закрыл, мне достаточно и запахов, чтобы видеть ее всю со всеми страхами, надеждами, жаждой выжить, уцелеть, не сдаваться и, если получится, победить.

Мышцы ноют от усталости, которую никак не назовешь сладкой, чуточку переборщил я с размерами. Пожалуй, во время следующего вылета сброшу пару сот фунтов…

Я начал дремать, когда ноздрей коснулся сладковатый запах. Глаза сами приоткрылись, женщина у костра деловито переворачивает на вертеле тушку. Ободранная и выпотрошенная коза выглядит не крупнее зайца, бока уже подрумянились, но внутри мясо не прожарено, потому и сгребает уголья в кучу, чтобы жару побольше.

Отдельно на прутиках подрумяниваются небольшие ломтики с самых лакомых частей.

Я прорычал:

— Неплохо…

Она вздрогнула, напряглась.

— Проснулся? Ты спи, спи, ящерица.

— А ты мне горло перережешь? — спросил я, она напряглась, похоже, я угадал, потому распахнул пасть и захохотал: — Глупенькая, я пошутил… Меня зарезать невозможно. Моя смерть отделена от тела.

Она удивилась:

— Как это может быть?

Я прорычал лениво:

— Бессмертным быть нельзя. Но можно свое уязвимое место отделить от себя. Я, например, держу его вот в том камне…

Она проследила за моим указующим когтем, грустно улыбнулась.

— Ну да, ну да. Я, чтобы тебя обмануть, должна украсить тот камень цветами и гирляндами, чтобы ты поверил, что я поверила. На самом же деле твоя смерть находится на дальнем диком острове в море, где спрятана в сундук, а тот на дереве…

Я сказал с уважением:

— Умная девочка. Откуда ты это знаешь? Впрочем, неважно. Главное, чтобы не делала глупостей. А то твоя неудачная попытка меня зарезать разбудит во мне зверя, и я тебя сожру на месте. С туфлями… Как хорошо пахнет! Похоже, у твоих родителей не так уж много слуг?

Она сразу ощетинилась, лицо напряглось.

— Мой отец умрет с горя!

— Он сам тебя отдал, — напомнил я.

— Его заставили, — сказала она с заблестевшими глазами. — Сказали, что он нарушил закон, взяв с собой в переход через пустыню женщину. И хотя он брал меня с собой и раньше, но тогда ты не попадался на дороге, мерзкий монстр!.. А сейчас все решили, что ты послан в наказание за попрание святых законов…

— Каких именно?

Она отмахнулась.

— Всегда можно что-то найти, если нужно.