Ричард Длинные Руки – гауграф

Из горла Бобика пошло нарастающее рычание, настолько низкое, что пока слышу только я, тяжелая инфразвуковая волна, от которой в тревоге сжимается сердце и наваливается непонятный страх.

– Лежать! – повторил я.

Бобик продолжал рычать, но с места не сдвинулся. Я помотал головой и отступил. Ярость все еще трясет, как медведь грушу, в груди сжалось от страха: что со мной? Я все легче прихожу в ярость, мне все легче убивать, к тому же ощутил удовольствие, даже наслаждение, когда воткнул нож в бок и рванул острое лезвие поперек всего живота…

Не знаю, как это они дерутся так, что после тяжелых зуботычин, пинков ногами прямо в нос, сокрушительных прямых в лицо, ударов тяжелыми лавками по голове, по плечам, рукам, в живот, по ногам… вскакивают чистенькие и бодренькие. У меня все встряхивается от простой зуботычины, но вот когда бью я сам, то вот это красота: разлетаются, как орехи, кровь брызжет струями, а зубы сыплются градом, как во время ливня.

Те орлы, что сумели подняться, а также их друзья и знакомые за столами помогли вытащить из харчевни раненых и покалеченных. Рычание медленно затихало в горле Бобика, он проводил отступающих враждебным взглядом и вдвинулся под стол глубже, чтобы не оттоптали лапы.

Тапир и Кулан смотрели испуганно, но, к их чести, даже не поднялись из-за стола, а только держали в руках кувшин с вином и чаши на случай, если драка дойдет и до них.

Я улыбнулся им с неловкостью и развел руками.

– Что-то слишком часто…

– Что? – переспросил Кулан. – Что часто?

– Драки, – сказал я.

Он оглянулся на выбитые двери в таверне, обвел встревоженным взглядом переломанные лавки, стулья, превращенные в щепки два стола.

– Разве часто? – спросил он с недоумением. – Да и не драка это… во всяком случае, почти все целы.

Я проводил взглядом выползающих из харчевни. В самом деле, убираются все, а это значит, убитых, кроме того с ножом, нет, уже хорошо. Почти все целы, так это называется.

Хозяин выбежал из кухни, за голову хвататься не спешит, на лице вопрос, а в руках громадная дубина. Я бросил ему золотую монету, он ловко поймал на лету, как быстрый пес ловит толстую тяжелую муху.

– Это за поломанную мебель, – сказал я бодро. – Наш стол уцелел… подай нам с моими друзьями теперь уже хорошего вина.

Кулан добавил:

– Как победителю.

Хозяин задумчиво прикусил золотой, глаза засияли, на морде расплылась довольная улыбка.

– Все сделаем, ваша милость, – сказал он угодливо. – Сей момент!

Кулан и Тапир проводили его сожалеющими взглядами.

– За золотой можно всю харчевню купить, – проворчал Кулан. – Чувствуется, вам это легко достается… Ладно, здесь вино в самом деле хорошее. А если еще из отдельного подвала, ключ от которого у самого хозяина… Вас что-то интересует особенное?

Прибежала молодая женщина и быстро-быстро протерла чистой тряпицей столешницу и даже свободный край лавки. Кулан ухватил ее за аппетитную ягодицу. Она спокойно убрала его руку, а на меня посмотрела весьма обещающе и улыбнулась полными губами.

Я дождался, когда она ушла.

– Ты прав, – сказал я негромко, – я рыцарь, но золотишко после кончины родителя заканчивается. Потому надо срочно искать службу. Кто живет в том замке, что на высоком утесе?.. Нужны ли хозяину молодые сильные рыцари? Драться я умею, вы видели.

Кулан помрачнел, смолчал, а Тапир покачал головой.

– Не стоит.

– Что? – переспросил я. – Не возьмет?

Он снова покачал головой.

– Не стоит и соваться.

– Людей в избытке? – спросил я.

Он посмотрел на меня очень серьезно. Я улыбнулся подбадривающе.

– Насчет людей не знаю, но там могучий колдун. И не очень добрый. Даже очень недобрый. Когда в прошлом году в этой округе был падеж скота, он и пальцем не пошевельнул, хотя за помощью ходили и умоляли самые старые и почтенные… И саранча за последние пять лет дважды налетала. У нас ее даже деревенские колдуны могут прогнать, а кто посильнее – то и уничтожает за полдня, а этому все равно, что тут внизу…

Я сказал сочувствующе:

– Сверху не видно.

– Тот, – сказал он веско, – кто сверху, видеть обязан. Иначе слазь! Так что еще раз советую: туда лучше и не пытаться. Замок давно облюбовала нечистая сила!.. Его сеньор еще сто лет назад продал душу дьяволу.

– Точно?

– Говорят, – ответил он равнодушно.

– Может, врут?

Он пожал плечами.

– Вон на господина Клименталя или господина Урлоса так не говорят же?.. Вообще никто такое и не скажет!.. А на того сеньора все показывают пальцем.

– Логично, – согласился я, бросив под стол половину утки. Подумал, что утка жирная, а жир у них тугоплавкий, отправил следом и вторую половину.

Крестьянин проследил, как режу кролика, сказал понимающе:

– А вы из действительно благородных…

– Это как?

– Бедные благородные все жрут, – объяснил он. – А богатые харчами перебирают.

Я возразил:

– Был бы я богатым, скитался бы по таким дорогам?

Он посмотрел хитро.

– Мало ли какая блажь придет в голову?..

– Например?

Он хмыкнул:

– В золотой клетке птицы не поют.

Я допил из своей чаши, поднялся.

– Спасибо за компанию. Надеюсь, с этим кувшином и вдвоем справитесь! С виду вы ребята крепкие.

Оба заулыбались довольно.

– Счастливой дороги, ваша милость!

– Спасибо, – ответил я вежливо. – Бобик, вылезай. Все кончилось.

Глава 10

Во дворе тихо, часть побитых убралась, другие у колодца замывают разбитые в кровь морды. На меня покосились злобно, но никто и слова не вякнул, а я прошелся к Зайчику неспешно, напрягая мышцы и втягивая живот, вот я весь какой, весь тугой и круто сваренный, всегда готов к вызовам и всегда по-христиански – сторицей.

Сытый Бобик шел следом и весело скалился, понимает, гад, только комментирует про себя.

– Поедем обратно, – сказал я Зайчику. – Грубые тут люди какие-то. Не понимают нас…

Он вздохнул и посмотрел через мое плечо вдаль, словно видел в дымке прекрасные… или ужасающие города прошлого, на месте которых теперь лес, трава, дикие звери и люди, мало отличимые от зверей.

Бобик сперва бежал впереди лениво и тяжело, но вскоре утятина и крольчатина улеглись в животе, и он унесся огромными скачками, успевая показываться справа и слева почти одновременно.