Ричард Длинные Руки – князь

— Открывай. Важное дело. Не видишь, я один?

Он послушался раньше, чем понял, что им командуют с той стороны ворот, а когда сообразил, уже поздно: ворота отворились, я въехал гордо и красиво, велел тем же голосом полевого командира:

— Ворота закрыть, никого не впускать. Альдер дома?

Он ответил с торопливой настороженностью:

— Да, лорд почти не покидает замок.

— Это хорошо, — сказал я. — Вижу, народу у вас маловато.

Он сразу насупился и сказал с враждебностью:

— Сам лорд — великий воин, и вся дружина из крепких солдат.

— Прекрасно, — сказал я, — ладно, пойду-ка посмотрю…

Он крикнул резко:

— Ханген! Проводи гостя к лорду Альдеру. Но не дальше холла.

Я улыбнулся, соскочил на землю и похлопал арбогастра по боку.

— Иди поищи конюшню. Что найдешь сожрать — твое, тут тебя еще помнят.

Бобик прыгал вокруг меня, смотрел умоляюще, я сказал так же тепло:

— Ты тоже можешь…

Он не дослушал, унесся, а Ханген, крепкий белобрысый парень в доспехах, вздохнул с великим облегчением и подошел ко мне уже без особой опаски.

— Господин, — сказал он почтительно, — мне поручено проводить вас до холла.

— В холл, — уточнил я. — Так пойдем, а то Альдер выскочит сюда и всех вас взгреет.

Он сказал уныло:

— Он и так нас взгреет… Как вы сумели заставить Франка открыть ворота?

— Особое слово знаю, — ответил я загадочно. — Хочешь, тебя в жабу превращу?

Он отшатнулся:

— Зачем?

— А красиво, — пояснил я. — И служить никому не надо. Сидишь себе под солнышком на листке кувшинки и квакаешь, квакаешь… Разве не прекрасно?

Он покачал головой:

— Нет.

— Ну как хочешь, — ответил я с сожалением. — Я тебе такое предложил, другие бы любые деньги заплатили, а я сегодня по доброте своей мог бы и бесплатно по своей беспримерной щедрости.

Мы подошли к дверям донжона, Ханген отворил, но в сенях сразу посмотрел враждебно.

Я сказал примирительно:

— Успокойся, я не побегу по этой лестнице наверх. Лучше подожду, когда Альдер сам спустится.

На мой взгляд, здесь стало намного уютнее, светлее, замок выглядит не как временная казарма для солдат, а уже как постоянное жилье для людей степенных и оседлых.

Сверху свешиваются непременно красные полотнища, достаточно стандартное, но заметное украшение, среди серых каменных стен сразу вызывает ощущение праздничности. В стены вделаны массивные подсвечники, а сами свечи там толстые, добротные, с крупными фитилями.

Интересно, мелькнула мысль, каким увижу Альдера: при первой встрече на постоялом дворе это был угрюмый плечистый солдат, жилистый и с коротко обрезанными волосами, грубым лицом, битым всеми ветрами и морозами, широкогрудый, с длинными руками. Светлые холодноватые глаза смотрели тогда с постоянным подозрением, а пальцы правой руки никогда не удалялись далеко от рукояти меча.

Лицо мне понравилось с первого взгляда: суровое, добротное и открытое, с квадратной челюстью, мощными надбровными дугами и выступающими скулами, но второй раз, когда я привез сюда Телекса, ко мне вышел краснорожий слонопотам, все на нем, начиная от щек, живота и до толстых ляжек, колыхалось, как свежий студень. Крепкие плечи и широкая грудь не только скрылись под слоем жира, но и выглядели хилыми на фоне необъятного живота, что свисал через закрытый им ремень не только спереди, но и с боков, и, наверное даже сзади, хотя там вроде бы уже не совсем живот, хотя кто знает, как оно у толстых.

Колыхались все необъятные подбородки, щеки красиво и величественно опускались на плечи…

…и теперь я прикидывал, что же за туша ко мне вползет или же ее придется выносить на носилках.

На лестнице раздался тяжелый, но быстрый топот, я вскинул голову и не поверил глазам. Альдер, поджарый, как и при первой встрече, не сползает по лестнице, а сбегает, как сытый молодой конь. Лицо потеряло багровость и снова жесткое и скуластое, нижняя челюсть очерчена четко, словно выскоблена стамеской.

Главное же, вижу пояс, широкий, кожаный, что утягивает брюхо, прошлый раз свисавшее чуть ли не знаю куда!

Он ловко преклонил колено:

— Ваша милость…

Я охнул:

— Альдер… ты же прошлый раз был таким бегемотом! Как вернул все эти мышцы?

Он не стал спрашивать, что такое бегемот, догадался, губы растянулись в улыбке еще шире.

— Ваша милость, — сказал он, — вы ж парнишку оставили присматривать! Вот мы и…

Я охнул снова:

— Что, столько хлопот?

Он покачал головой:

— Нет, другое. Он же теперь наш, нам его и воспитывать. В том числе и примером. Я учу рыцарству, Франк скакать на коне, Нанген — владению мечом. Если я буду толстым, то как бы говорю одно, а сам делаю другое? Пришлось взяться за себя… вот уж не думал, что получится!

Я огляделся:

— Где остальные?

— Ревель сейчас примчится, — заверил он, — а остальные… разве они не ушли все к вам?

— Верно, — признался я, — только на глаза мне почти не попадаются…

Он спросил встревоженно:

— Стряслось что?

Я развел руками:

— Стряслось…

— Что?

— Мое хозяйство, — объяснил я, — разрослось… весьма даже.

Он сказал уважительно:

— Это же сколько у вас теперь замков?

Я вздохнул:

— Если бы замков, можно бы терпеть такое непотребство. А то прибавляются сразу королевствами…

Он присвистнул и посмотрел с великим уважением, но в лице была готовность засмеяться, если окажется, что я пошутил.

Я спросил осторожно:

— А как… остальные? Ничего не изменилось? Как… Женевьева?

Он пробормотал:

— Да вон она сама спешит…

Женевьева вышла медленно и величественно, что и понятно, она заметно пополнела и раздалась, а живот заметно увеличился.

Я, как и прошлый раз, поспешил ей навстречу, подал руку и отвел к столу, подчеркивая, что здесь я не гранд, о чем они вряд ли слышали, а их друг и гость, а прошлые наши неприятности давно забыты.

— Как же здорово снова оказаться с вами, — сказал я. — Но как вы… похорошели, Женевьева!