Ричард Длинные Руки – ландесфюрст
Шрифт:
Леди Иля сказала с упреком:
— Сэр Ричард, что вы сделали с бедной девочкой!.. Она до сих пор верит, что вы убили сэра Генетера за то, что тот отпустил ей не совсем пристойный комплимент!
Я пробормотал:
— А разве я убил его не из ревности?
Она сказала с легкой гримаской досады:
— Хоть со мной не играйте! Вы его убили по каким-то государственным соображениям, а моей бедной дочурке сказали то, что она хотела бы втайне услышать!.. Нехорошо.
— Хорошо, — возразил я.
— Почему?
— Женщинам надо говорить то, — сказал я наставительно, —
Она вскрикнула шокированно:
— Сэр Ричард!
Я нежно поцеловал ей руку.
— Как хорошо, что вы не женщина, а светлый ангел…
— Ой, — сказала она с удовольствием, — никак комплимент? Мне никто их не говорит в этом горном краю. Разве что скоро вернется сэр Витерлих, и тогда начнется…
Я удивился:
— Он что, с тех пор от вас и не уезжал?
Она рассмеялась.
— Вы почти угадали. Но он такой веселый и забавный, постоянно шутит, с ним так хорошо, сэр Поло… ой, простите, сэр Ричард!
На дальнем конце нашего стола сдержанно трудится над бараньей ногой сэр Готмар, он пробормотал достаточно громко:
— В королевстве его называют вообще Завоевателем.
Я отмахнулся:
— Кем меня только не называли… Из них «сукин сын» было самое ласковое. А где теперь леди Жозефина?
Она мягко улыбнулась.
— В замке ее мужа. Все было сделано по вашей рекомендации. Удивлены? Но вы в самом деле назвали лучший вариант. Она в конце концов… не без нашего давления, правда, приняла предложение руки и сердца сэра Трандерта.
Я пробормотал:
— Уверен, они хорошая пара.
Ее голос прозвучал мягко и сочувствующе:
— Вам не нужно чувствовать себя виноватым, сэр Ричард. Вы не могли жениться, как все вас подталкивали. Теперь я это понимаю.
Готмар посмотрел на меня с суровой ехидностью.
— А жаль, что нельзя жениться на всех женщинах, что бросаются на шею?
— На всех нельзя, — ответила за меня Иля, — но на двух-трех можно. Или чуть больше. Обычай тетравленда еще существует, хотя церковь его искореняет. Правда, сама же и вводила, когда нужно было населить опустевшие земли…
Я пробормотал:
— Ну, этот обычай применяется только, как вы верно сказали, в случаях крайней необходимости. А мы бодро и с песнями переходим в период благополучия, где должны прекратиться войны, болезни, засухи, землетрясения…
Она мило улыбнулась, оценив шутку, а Готмар что-то хрюкнул в блюдо с мясом.
Глава 3
Я наклонился к ней и шепнул едва слышно прямо в нежное розовое ушко, чуть-чуть любопытно оттопыренное:
— Ваша светлость, почему вы боитесь своего сенешаля?
Она вздрогнула, ее лицо, и без того аристократически бледное, сейчас же вовсе побелело.
— Сэр Ричард, — прошептала она, — что вы придумываете?
— Это заметно, — сказал я настойчиво и так же тихо. — Если даже я, такой грубый и нечуткий, это заметил, то другие вообще о вас беспокоятся!
Не поворачивая головы, она пугливо посмотрела направо, потом налево, вращая только огромными испуганными
глазами, круглыми, как у птицы.— Все неправда…
— Ну да, — сказал я саркастически, — а то я не вижу. И сидел с вами рядом, какая наглость!.. Я могу чем-то помочь?
Она помотала головой.
— Сэр Ричард, оставим этот разговор.
— Как скажете, ваша светлость, — сказал я с сожалением. — Я только хотел помочь. Не безвозмездно, я человек корыстный, а в уплату за ваш радушный прием моим рыцарям.
Она сказала чопорно:
— Это наш долг хозяев.
— А я благодарный гость, — ответил я. — Мы нас окружили всей такой любовью и заботой, что я просто не знаю, чем могу отблагодарить… Ну хоть что-то могу для вас сделать?
На ее лицо набежала тень, я ждал терпеливо, но после паузы с ее коралловых уст сорвалось только тихое:
— Ничего… Просто отдыхайте и наслаждайтесь жизнью.
Готмар то ли чувствует неловкость, что сидит за одним столом с герцогиней, не по рангу вроде бы, хоть он и благородный рыцарь, но на службе, потому быстро расправился с бараньей ногой и торопливо поднялся.
— Ваша светлость, — проговорил он извиняющимся тоном, но твердо, — я должен посмотреть, что там во дворе.
Она поморщилась, в глазах мелькнул испуг, словно боялась остаться без единственного защитника, но ответила со слабым вздохом:
— Да-да, сэр Готмар, вы лучше знаете, что надо делать…
Я приблизил губы к ее уху, такому нежному и оттопыренному, что так и хочется нашептывать какие-нибудь глупости.
— Ваша светлость, с вашего позволения… я тоже удалюсь.
Ее ухо так заалело, что мне захотелось его куснуть или хотя бы взять в губы и подержать во рту, как просвечивающийся на солнце леденец.
— Но вы вернетесь? — шепнула она.
— Вряд ли, — сказал я. — Навещу Готмара. Вспомним старое доброе время. Так что можете в это кресло усадить кого-нибудь из моих красавцев. Оно еще теплое.
Ее губы сразу надулись, она сказала сердито:
— Идите, беседуйте о своих драках! А сюда я никого не посажу. И вообще никого не сажала.
— А сенешаль?
— Он садился сам, — ответила она так же сердито. — Как и вы!.. Но вам можно.
Я поднялся, поцеловал ей руку и вышел из зала.
Во дворе усиленная метушня, слуги торопятся, кое-кто вообще передвигается вприпрыжку, чтобы успеть справляться с внезапно возросшими обязанностями. Из далекой кузницы несется частый перестук молотков, перековывают тех наших коней, что сбили подковы на горной дороге.
Готмара не увидел, зато заметил сенешаля, тот распоряжается властно и уверенно, я присмотрелся и понял, что он приказывает: коням, имуществу и вообще самим приехавшим не давать никакого преимущества перед местными. Приедут и уедут, а им здесь жить, так что надо заботиться в первую очередь только об обитателях замка…
Разумный подход, мелькнула мысль, но сейчас я сам в числе приезжих, так что у меня дилемма: за себя или за справедливость?
— Не любите сен-маринцев? — поинтересовался я, подходя сзади.