Ричард Длинные Руки – монарх

– Абсолютно, – подтвердил Альбрехт с готовностью.

Они молча и довольно быстро отодрали крышки с ящиков, я не особо и приколачивал, укрывая только от посторонних взглядов. Норберт взглянул, но смолчал, Альбрехт сказал невольно:

– Красота какая… Особенно когда вот так в куче.

– Да где там красота, – спросил я с досадой. – Голая функциональность. Все орудия убийства, ничего для поэзии.

Он покачал головой.

– Нет, все же красота… хотя, конечно, мрачноватая. И зловещая. А какими должны быть мечи?.. Сэр Норберт?

Тот вздохнул.

– Ну да, конечно. Мечи и должны выглядеть страшновато. Самый лучший меч тот, который достаточно показать противнику, и самый отважный воткнет свой в землю.

Глава 11

Я быстро зыркнул в его сторону. Похоже, старый воин уже готов заканчивать эпопею воинских подвигов и переходить к мирной жизни. Это хорошо, такие люди воюют очень рационально, берегут своих людей, безрассудную отвагу сами не выказывают и других от нее удерживают.

Ларцы и шкатулки я перенес сам, к таким работам не стоит привлекать простых воинов, а Норберт с Альбрехтом с явным удовольствием развесили мечи, топоры, кинжалы, а затем и щиты на оставшиеся места.

– Знаете, граф, – сказал я, – уж я-то знаю, почему вы увильнули от тяжелой работы канцлера не только Сакранта, но даже Великой Улагорнии…

Он сказал с живейшей заинтересованностью:

– Ну-ну?

– Увидели кусок пожирнее, – сказал я со злорадством.

– И где же?

Я топнул ногой.

– Здесь. Вот в этом самом месте. Но вы ошиблись, граф!.. В Сен-Мари работы намного и даже весьма. Хотя бы в том, что все придется с нуля, а не как вы надеялись.

Он вскинул брови.

– С нуля? Это не так уж и мало. Я вообще-то знал одного, у него ничего не было, а еще и должен… Вот то да, а нуль – это уже хорошо. Значит, закладываем основы здания Содружества Свободных и Демократических… может быть, отбросим хотя бы это последнее слово?

– Можно, – согласился я. – Слишком длинное.

– Свободных королевств, – повторил он и саркастически ухмыльнулся, – ну да, свободных… А вы сами представляете себе, что это за… надстройка?

– Не весьма, – признался я. – Что-то такое… ну… координирующее…

– С единым управлением? – уточнил он.

– Разумеется, – ответил я, но, уловив его ухмылочку, сказал сердито: – Только в случае острой необходимости!.. Понятно же, что когда люди свободны, то сами жилы рвут, стараются, а из-под палки какая работа? Потому мы всячески должны подчеркивать свободу и поддерживать ее во всех нужных нам проявлениях.

– Во всех?

Я сказал зло:

– Вам уши заложило, граф? Я же сказал, во всех проявлениях, нужных нам!

– А-а…

Я сказал еще сердитее:

– За исключением попыток выйти из Союза или как-то обособиться. У нас должно быть общее экономическое и правовое пространство, общий закон и права, хоть и крохотные, простого трудящего люда.

– И армия, – подсказал Норберт.

Я зыркнул свирепо.

– Разумеется, но о ней нужно упоминать пореже, а то и вообще… подвести под графу секретности. И вообще, вы двое работать пришли? Или языком почесать? Так идите и работайте, работайте, работайте!

Альбрехт с удовольствием потер руки.

– Да тут незаметно подошло время обеда…

– Сколько можно жрать, – сказал я сердито. – Вы как мой Бобик!

– Обожаю эту собачку, – сказал он.

Ухмыляясь, они вышли, тут же в кабинет вдвинулся сэр Жерар, произнес бесстрастно:

– Ваше Величество! Граф Фортескью по вашему вызову.

Граф вошел быстрыми шагами, поклонился, непривычно поджарый, но не худой, а я видел его и сытеньким розовым кабанчиком, и худым, как гвоздь, узником тюрьмы Кейдана, а сейчас он с двумя шрамами на щеке выглядит бывалым воином, хотя, как помню, в боях никогда не участвовал.

Он старался держаться невозмутимо, как и положено дипломату, но счастливая улыбка уже раздвигает губы, делая рот шире.

– Граф, – сказал я, – Господь долго терпит из милости, давая нам возможность раскаяться и по возможности исправить ошибки. Но если этого не делаем, он бьет больно. Сэр Рюккерт, ярый сторонник узурпатора трона герцога Вирланда и человек, отхвативший у вас почти половину ваших земель, бежал со своими людьми в сторону границ с Вестготией… как будто туда можно попасть иначе, чем на моих кораблях!..

Он спросил осторожно:

– И где он теперь?

Я поморщился.

– А где он может оказаться? Сопротивлялся аресту довольно мужественно, надо признать, как и его люди. Сдались только слуги и двое оруженосцев. Остальные пали в бою и были похоронены там же на морском берегу, где волны быстро смыли все следы.

Он спросил, не сводя с меня испытующего взгляда:

– Значит, отныне…

– Таким образом, – сказал я и перекрестился, – по воле и мудрости Господа нашего его замок и его земли присоединяются к вашим, что очень удобно, вы соседи. Но это дело обыденное, с этим даже не поздравляю, однако мои люди подсказали, что ваше мужество и верность принцу Ричарду должны быть отмечены и в титуле.

Он округлил глаза.

– К примеру, – сказал я, – мне всегда нравился титул кирхенфюрста… но самому, к великому сожалению, так и не удалось им побывать, хотя хотелось… гм, мне все же кажется, вы не слишком кирхен… так что может быть, ландесфюрста?.. Им я тоже не бывал, не повезло… И звучит, и ни к чему не обязывает…

Сэр Жерар произнес ровно:

– Ваше Величество, осмелюсь подсказать, преданным вам людям стоит жаловать и придворные должности. Они мало к чему обязывают, но дают возможность вращаться при дворе, оказывать какое-то влияние, поддерживать ваши начинания…

Фортескью промолчал, скромно опустив глазки, я подумал, переспросил:

– А что вы предлагаете? Обер-гофмейстера, то бишь гран-мэтра де ла кур или же обер-гофмаршала?

Жерар произнес так же мрачно:

– А чего мелочиться? Можно сразу камергера. Это высшая должность при дворе, а делать ничего не приходится.

Я посмотрел в изумлении.

– Вы серьезно?

– Вполне, – подтвердил он. – Камергеров может быть несколько. Все нормально с точки зрения права и законов…

Я подумал, повернулся к замершему Фортескью.