Ричард Длинные Руки - паладин Господа

Но чем дольше я всматривался, тем больше чувствовал странное беспокойство. Примерно такая же плотина в моем школьном учебнике, где Днепрогэс. Нет, эта побольше, но форма здесь та же, словно ее долго и тщательно рассчитывали инженеры, очень точно определив и напор воды, и крепость скал, и прочность материала, из которого создана такая удивительная плотина…

Наверх ведут широкие ступени, легко взобраться на коне, а там наверняка на ту сторону реки есть широкий, как Китайская стена, проход по гребню плотины. Я посмотрел с великой завистью, в груди кольнуло, здесь тайна, но нам переть вдоль реки по этому берегу, а потом вовсе придется уйти в сторону. Вернее, это река вот там уходит…

В лесу раздался далекий треск. Мы некоторое время ехали молча, прислушиваясь. Треск повторился, а верхушки деревьев впереди мелко-мелко вздрагивали. Снова донесся треск, на этот раз я уловил вроде бы рычание, если рычание может быть таким низким, словно рыкнул асфальтовый каток.

Гендельсон хватался за меч, выпячивал грудь. Я проехал еще чуть, деревья трясутся сильнее, а рык превратился в рев, низкий и злобный. В ответ прогремел настоящий львиный рык. Ветер пахнул в нашу сторону, кони затряслись, глаза навыкате, я уловил запах крупных зверей.

– Сэр Гендельсон, – сказал я, – вам, как главе похода и признанному полководцу, надлежит бдить здесь. А я, как менее ценная единица, схожу посмотрю. Если меня и сожрут, разве это потеря? А вот вы…

Я бросил ему поводья жестом русского барина, спрыгнул и, пригибаясь за кустами, побежал вперед. Рев и рычание слышались все громче. Наконец деревья раздвинулись, на широкой поляне, уже утоптанной до блеска, дрались огромный лев, ну просто пещерный, и горилла. Горилла, правда, поменьше Кинг-Конга, но чудовищно толстая, прямо второй Гендельсон. Она старалась лупить льва длинными толстыми лапами, а лев отпрыгивал, выбирал позицию, заходил то справа, то слева.

Бок льва в кровавых полосах, но шерсть на бедре гориллы покраснела и висит мокрыми сосульками. Кровь капает редко, но на поляне набрызгано немало. Лев улучил момент, прыгнул, горилла пыталась на лету ухватить и прижать к груди, это было бы костедробильное объятие, но лев, делая вид, что вцепится в глотку, просто ударил когтистой лапой по плечу гориллы и откатился в сторону.

Горилла оскорбленно взревела. Плечо почти сразу стало красным, острые как бритвы когти разодрали кожу, но вряд ли повредили лапу.

Я наблюдал долго, с удовольствием. Сзади захрустели кусты, подошел, пригибаясь, Гендельсон. Выглянул, перекрестился.

– Матерь Божья!.. Откуда такие страшилища?.. Надеюсь, благородный лев порвет эту отвратительную обезьяну, которую сотворил дьявол, когда пытался повторить то, что совершил Господь… Что скажете, сэр Ричард?

Я ответил со вздохом:

– Что сказать? Просто хорошо.

– Хорошо? – изумился Гендельсон. – Что же здесь такого хорошего?

– Не одни мы деремся. Хоть еще кто-то, кроме нас.

Гендельсон фыркнул, подумал, предположил:

– Но тогда мы львы, да?

В этот момент горилла саданула кулаком льва в самую середину его красивого черепа, увенчанного настоящей львиной гривой.

– Хотя, – уточнил Гендельсон торопливо, – эта богомерзкая обезьяна все же к человеку ближе…

– Да, – поддакнул я, – а если бы это была свинья, то…

Он посмотрел с великим подозрением. С поляны раздался жуткий рев, лев обозленно бросился в атаку. Горилла хватала его передними лапами и давила.

– Свинья? – переспросил Гендельсон.

– Да. Я знаю страну, где человеку с больным сердцем могут его вырезать, а свиное поставить. Человек поднимается, живет, воюет. Обезьянье не годится – слабое. Как и львиное, кстати. Лев двадцать часов в сутки спит, иначе его сердце не выдержит.

Я посмотрел на драку, там все еще на равных, а такие битвы гигантов могут продолжаться сутками, начал потихоньку пятиться, пусть эти гладиаторы выясняют дальше, кто из них хозяин леса. Пока не придет медведь.

Гендельсон отполз следом, сказал с отвращением:

– Богомерзко!.. Да, богомерзко. Теперь я понимаю, почему на Востоке свинину не едят.

– Почему? – спросил я заинтересованно.

– Почему?

– Ну да, – сказал я. – Всегда хотелось понять, почему именно свинину нельзя есть, а всякую гадость – можно?

Мы вернулись к коням. Гендельсон с огромным усилием взобрался в седло, устал, раскраснелся и уже с высоты жеребца сказал высокомерно:

– Сэр Ричард, вы совсем дурак. Это не оскорбление, не надо хвататься за меч, это факт. Вы сами только что сказали, что только сердце свиньи подходит человеку.

Я содрогнулся:

– Боже сохрани!.. Я знаю… слышал то есть, что наш ближайший родственник – это обезьяна, а не свинья.

Снова послышался треск, но вскоре все затихло. Нечто некоторое время кралось по ту сторону кустов, но потом решило, что с рыцарем связываться не стоит, долго выковыривать из доспехов. Я прислушался к затихающему вдали шороху.

– Мы не встретили войск князя Тьмы… уже это здорово. Честно говоря, мне ожидалось…

Я замолчал, так как сам не мог выразить словами того, что ожидал. Во всяком случае, я практически не мог сказать, что земли, по которым едем, захвачены Тьмой. Люди все так же трудятся, страдают, дерутся за трон, а в промежутках – едят, пьют, веселятся. Разве что веселятся больше, чем в Зорре, да священников не видно на каждом шагу. Как, впрочем, и костелов.

Конечно, глупо ждать, что везде будут войска Тьмы. Разве что в самых крупных городах есть небольшие гарнизоны да на дорогах могли б встретить его силы, но больших дорог мы избегаем, а на тропки да проселочные дороги большие отряды сами не забредут…

– Мне тоже, – проворчал Гендельсон и с многозначительным видом бросил ладонь на рукоять громадного меча, – похоже, нам мало что будет рассказать…

Он поперхнулся, начал натягивать повод коня, но так неумело, что конь заржал обиженно, жалуясь на прижатую удилами губу, привстал на задние копыта и красиво постучал передними по невидимому противнику. Наконец Гендельсон начал поворачивать коня, но я уже догнал их, увидел и понял, из-за чего Гендельсон остановился.

Навстречу по лесной тропке шли крепкие вооруженные люди. Назвать их солдатами Карла трудно, все одеты кто во что горазд, вольные такие умельцы, которые идут с войсками Карла ради возможности убивать и грабить.

Идиот, подумал я. Их же видно издали, надо было подать коня в сторону. Пусть идут, нам не с руки драться…

Нас заметили, вожак остановился, остальные подтянулись, встали во всю ширину тропинки. Вожак смотрел оценивающе, смерил взглядом меня, моего коня, Гендельсона и особенно его дорогие, покрытые позолотой доспехи.