Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ричард Длинные Руки - паладин Господа
Шрифт:

Он возразил строго:

– И засуху, и прилет саранчи Господь посылает нам, как испытание. Мы должны все принимать со смирением, не роптать, а трудиться больше и лучше. И ни в коем случае не пытаться откупиться, как делают эти погрязшие в невежестве дикие люди, заблудшие души… Откупиться от демона, порождения ада!

– Бог далеко, – ответил я. – А демон вот он. Бог не защитил их, когда дракон пожирал целые стада, обрекал деревню на голод. Вот и пытаются как могут…

Он сказал, возвысив голос:

– Наш Господь своего сына послал на крест, на мучительную смерть! Сказал тем самым, что Христос искупает все грехи и что этой великой

жертвой он закрывает всю историю человеческих жертв!.. Отныне никто и нигде не имеет права приносить человека в жертву. Христос был последней жертвой!.. Но это невинное дитя, тут вы, к сожалению и моему стойкому удивлению, в чем-то и как-то краем несколько правы. Нельзя возвращать этого ребенка в родную деревню. У слабых и нестойких будет велик соблазн принести ее в жертву снова… уже по другому поводу. Лучше оставим ее в ближайшем городе, поручив заботу о ней чистой благочестивой женщине, набожной и опрятной…

– Аминь, – сказал я. – Но пусть едет на вашем коне, сэр Гендельсон. Нет, я ничего не имею в виду, просто у вас конь получше моего.

Но, протрезвев, я начал посматривать на девчушку уже без прежней ласковости. Она не виновата в случившемся, но нам, если честно, и так слишком долго везло. Избегая деревень и городов, мы избегали опасности, но сейчас сами идем навстречу немалому риску. В городке вполне могут быть отряды Тьмы.

К счастью, Господь, по мнению Гендельсона, не стал испытывать нашу волю и стойкость в долгом путешествии втроем. Ведь ночевка в душной летней ночи с голой женщиной, такой аппетитной и лакомой, могла бы стать серьезным испытанием наших стойкостей и добродетелей. Я уже представил, как она, голая… ну, пусть не голая, а в моем плаще, начинает помогать с костром. Встает на четвереньки и старательно раздувает огонь, плащ обязательно соскользнет…

Уже часа через три-четыре непрерывной езды, когда я начал подумывать о привале, небо окрасилось в кровавый цвет, багровый шар быстро опускался за лес, в мозгу чередой проносились скабрезные картинки на предмет ночевки, но как раз вдали показался небольшой городок. Он был огорожен высоким частоколом из добротных бревен, что говорило либо о нехватке камня, либо о молодости самого городка.

– Успеем до темноты? – спросил я Гендельсона.

– Должны успеть, – ответил он замученным голосом.

– Если коню тяжело, – сказал я заботливо, – то переночуем здесь, а уже утром…

– Нет, – отрезал он, словно уже горел в аду. – Нет! Мы поедем туда, даже если будет полночь.

Глава 19

К воротам вела свежеутоптанная дорога, по обе стороны пасутся коровы, овцы, козы, а чуть дальше чернеют распаханные на зиму пашни. Типичный город тех времен, по нашим понятиям не совсем город, ибо жители выходят работать сюда, на поля, по другую сторону стен. Здесь пашут и сеют, пасут скот, заготавливают бревна, шарят по окрестным лесам в поисках грибов, ягод, орехов, каштанов, птичьих гнезд…

Но ворота массивные, из цельных бревен. Правда, распахнуты настежь, сверху широкий навес для лучников, десятка два поместится, а это немалая сила, по бокам башенки, куда стража может укрыться в дождь или вьюгу.

Мы проехали под низкой аркой, мне пришлось склонить голову. Дома стоят вплотную, земля утоптана до твердости камня. Все пространство освещено. Как огромной круглой луной, так и оранжевым светом из окон. Масла в светильники не жалеют, подумал я. Вот свет от восковых

свечей, их тоже немало. Город не спит, хотя уже за полночь.

Я в который раз напомнил Гендельсону, что мы двигаемся по занятой противником территории. Потому здесь ни коем случае нельзя орать молитвы, а лучше их шептать про себя, нательный крест лучше спрятать, все равно он никуда не денется, а вынимать и показывать его всем – это свойственно лишь дураку-вельможе, но недостойно благородного рыцаря.

Однако едва только въехали в город, он тут же грубо заорал одному из прохожих:

– Эй, морда!.. Здесь есть постоялый двор?

Прохожий остановился, с интересом оглядел закованного в железо человека. Сплюнул его коню под ноги, подумал, ответил неспешно:

– Есть… Как не быть? У нас хороший город.

И ушел. Гендельсон вскипел, пустил коня вперед, ладонь начала искать плеть. Я перехватил его за руку.

– Эй, милорд!.. Вы в чужом городе!

– И что? – прорычал он злобно. – Простолюдины всегда и везде должны… да, должны!

Я сказал с нажимом:

– Да? Пусть только в моих владениях чужой барон посмеет обидеть моего простолюдина!.. Ему придется прожить остаток дней калекой. Чтобы все знали и видели.

Он посмотрел на меня, его рык перешел в ворчание. Наши кони шли рядом, горожане уступали дорогу, но без робости. У многих из-за плеч выглядывали рукояти мечей, луки и стрелы, на поясах кинжалы, ножи.

Неожиданно он сказал:

– А что, у вас есть простолюдины?

– Есть, – ответил я. – Могу добавить, что я их всех не знаю в лица. Кто-то из них может быть и здесь…

Эта идея пришла неожиданно. В самом деле, мог бы кто-то из моих ганслегерных владений приехать сюда, продавать, скажем… ну, что-то продавать, обменивать шило на мыло?

– Тогда, – сказал Гендельсон с отвращением, – вы кого-то из рыцарей… ограбили? Лишили рыцарских привилегий?

– Не болтайте, – посоветовал я. Добавил многозначительно: – Да не болтаемы будете.

Гендельсон умолк, хотя вздымал грудь и бросал на меня грозные и высокомерные взгляды. Этот городок разительно отличался от Зорра и даже от владений Нэша пестротой и каким-то подчеркнутым весельем. Что-то типа: гуляй, Вася, все одно помрем. Во всех окнах свет, это ж сколько свечей надо зажечь, неужто завтра уже зажигать не надеются, на улицах полно пьяных, а крепко вооруженные всадники нам встречались на каждом шагу, и никто не собирался уступать дороги. Я всякий раз дергал коня Гендельсона за повод, по мне так дорогу уступает тот, кто умнее, и мне плевать, что обо мне подумает высунувшийся из окна мордастый лавочник… как и тот лавочник, коня которого сейчас держу за повод.

Все дома, как я с удивлением заметил, не просто четыре стены и крыша. Строили с выдумкой, размахом, состязались в затейливости. Общегородского архитектора нет, полная свобода застройки, барокко на рококе, коринфский стиль на корбюзном, дорический вперемешку с авангардным, нет церкви, что назвала бы все это поползновениями от дьявола, запретила и указала бы пылающим факелом единственно верный путь…

Когда мы добрались до постоялого двора, на темно-синем зловещем небе уже поднималась луна. Страшно вырисовывалась черная громада массивного здания. На обоих этажах светятся окна, неприятно светятся, чересчур багрово. Конечно, здесь масляные светильники, а то и вовсе факелы, но чувство опасности усилилось, когда мы подъехали к гостеприимно распахнутой двери.

Поделиться с друзьями: