Ричард Длинные Руки – воин Господа

Я взглянул на солнце, что едва перевалило зенит.

– Я тебя не оставлю, – ответил я твердо. – Ты ж не просто рисковал жизнью… ты… ты…

– Можешь не договаривать, – разрешил он затихающим голосом. – И все равно понять не можешь, верно?.. Я сам не понимаю… Просто вдруг так захотелось, чтобы все было иначе… Вот тебя пытали, жгли, рвали кожу, а ты как идиот твердил свое… У нас, если попадешь в плен, разрешается выдавать всех и рассказывать все тайны… Все равно ведь предадим, так лучше разрешить, ха-ха… А вот ты никого не выдавал, не предавал, даже не пытался прикинуться предающим… Над тобой смеялись, смеялись, смеялись… а потом перестали. Нет, все равно не поймешь…

– Что?

– Что у нас полное превосходство не только в войсках, дурак. В уме!.. Мы умнее. Мы познали природу человека. Мы знаем, насколько он трус и подлец… Но вдруг мне до щема захотелось, чтобы у меня были вот такие тупые, но честные друзья… чтоб за меня стояли, мое имя за спиной защищали, а не так, как у нас принято, – в грязь, в дерьмо, да еще и сверху полить тем же…

Я сказал насмешливо:

– Это тебя коснулась благодать Господня!

Насмешка прозвучала коряво, словно я насмехался над самим собой. Он поморщился:

– Я ж говорю, дурак… Да как тебе понять, если я сам не понимаю, а я поумнее тебя, благородного дурня… Какой к дьяволу Бог, я твоего Бога презираю и не принимаю!.. Это что-то внутри меня… О, каким огнем жжет внутренности! Я думал, что я стойкий, а я сейчас буду визжать от боли, как недорезанная свинья… Убирайся, гад. Бери моего коня, он все еще хорош… если не сгорел, и убирайся.

Я поднялся, взглянул снова на небо, на умирающего.

– Может быть, кому-то передать что-нибудь?

– У меня никого нет… достойного. Да убирайся же, гад! Я не хочу, чтобы ты видел…

Я отвернулся, конь перестал хрипеть, с великим трудом поднял голову. Глаза его были замученные, печальные, но все понимающие. Я с трудом взобрался в седло. От куста донеслись стонущие звуки. Я украдкой оглянулся. Наемник скрючился, лицо белое, все еще пытался удержать рвущийся из него крик боли.

Господи, взмолился я. Если Ты в самом деле есть… а сейчас мне хочется, чтобы Ты был, то прими его душу! Он грешник, великий грешник, но в последний миг он стал другим!.. И не слушай Ты его, что он Тебя не принимает!.. Зато Ты прими его, прими…

Конь нес меня через чащу. Я то и дело терял сознание, а когда наконец очнулся, вокруг чернота, конь стоит, повесив голову, а меня трясет от холода. Но вокруг меня что-то происходило, я видел желтые глаза. Потом послышалось рычание, на грудь бросился крупный зверь. Я вдохнул его шерсти, закашлялся, в висках взорвалась боль, я рухнул во тьму.

На этот раз я возвращался в сознание очень долго. Тела не чувствовал, вместо него – огромная бесформенная глыба, распухшая, с изломанными костями. Пахнет железом, горящим углем. На миг почудилось, что я снова в пыточной, затем издали донеслись частые удары молотков. Так стучат в кузнице, вот удар мастера, у него легкий молоток, а вот тяжелые удары подмастерьев, у них пока только сила, умение придет потом, не скоро, если придет вообще…

Послышались шаги. Я не мог повернуть голову, но голоса расслышал отчетливо. Один низкий и гулкий, словно шел из самого брюха, прогудел недовольно:

– Он же почти труп… И охота тебе возиться?

Второй голос ответил настолько низкий, что я представил, как он выходит вообще из сапог говорящего:

– Зато посмотри, какие руки!.. И ноги. И спина широченная. Знаешь, сколько руды сможет таскать за один раз?

– Если захочет…

– А куда денется?

– Как заставишь?

– Ты ж видишь, это из рыцарей… А они слово держат.

– Какой же он рыцарь?

– Ну и что, если без доспехов?.. С такой статью все равно становятся рыцарями. Главное, поймать на слове, понял?

Первый голос ответил искренне:

– Не, не понял.

– Эх… Так и ходить тебе в подмастерьях еще лет сто, пока не поумнеешь.

Я все-таки заставил себя повернуть голову. В шее стрельнуло, виски пронзило болью, потек жар, словно плавились мозги. Инсульт, что ли, подумал я вяло, да и с глазами что-то творится… с пропорциями.

Рука протереть глаза не поднялась, но поморгать сумел, хотя даже это простое движение наполняет болью. Я лежу на каменном топчане, подо мной пара толстых шкур, а в двух шагах – пара гномов, каждый поперек себя толще, рассматривают меня один с надеждой, другой со скептицизмом.

– Привет, ребята… – прошептал я. – Вы вовремя… Я вам обязан.

Один толкнул другого.

– Видишь?

Второй гном скептически поджал толстые губы.

– Ну и что?.. Чувство благодарности – всего лишь чувство, а не руда.

– Наш Атарк говорит, что…

– Да брось ты про Атарка, – сказал второй гном зло. – Не так уж он и мудр. Хитер – да, но мудрость с ним и рядом не лежала. Ладно, дело твое. Если думаешь заполучить человека в рабство, пробуй. Но, скажу тебе, это гнилое дело. Люди – вероломные существа. Если это рыцарь, то откажется и гордо умрет от своих ран. Если простолюдин, то согласится, а потом сбежит, чтобы остаться жить и плодить таких же вероломных и подлых людишек.

Первый гном, явно поколебленный, повернулся ко мне.

– Человек, – сказал он, – ты сильно ранен. Изранен, да?.. Я могу позвать наших лекарей, они умеют многое… Но чем ты заплатишь?

Я ответил слабым голосом:

– Чем скажешь. Жизнь – самое ценное. Сколько бы ни заплатил… и чем бы ни заплатил… все равно в долгу.

Он кивнул, победоносно посмотрел на приятеля. Тот заворчал, посмотрел на меня с озлоблением.

– Кто ты? – спросил первый гном.

– Человек, – прошептал я. – Мы везли очень ценные доспехи…

– Доспехи? Ценные?

– Да, – ответил я. Увидев, как блеснули глаза гнома, добавил: – Они из простой бронзы! Ковали простые кузнецы, не очень умелые. Но доспехи носил человек, память о котором нам очень дорога.

Гном помолчал, лицо перекривилось в брезгливой гримасе.

– Я сталкивался с такой дурью у людей, но ее понять невозможно. Вещь ценна сама по себе, а не потому, что ее потрогал великий король или самая красивая в мире женщина. И что ты готов заплатить?

Перед мысленным взором встала сожженная земля, обгорелые трупы, горящие дома и посевы, вырубленные сады…И как наяву вдруг увидел отчаянные глаза принцессы. Она смотрела молча, но в ее глазах я видел мольбу. Мольбу и страстное желание, чтобы доспехи святого Георгия оказались в Зорре, спасли ее королевство. Сама принцесса ничего не говорила, я даже видел ее только мельком, но сейчас как воочию увидел именно ее лицо.

– Все, что у меня есть, – ответил я. – Все, что смогу добыть своим мечом или своей волей.

Гном буркнул:

– Ого!.. Видно, кто-то очень сильно в этом нуждается. Пожалуй, это стоит принять… Ты соглашаешься на добровольное рабство! На рабство всю свою жизнь, а если я погибну, то останешься в рабстве у моей семьи. А если даже исчезнет и семья, то у меня много родни, далекой и близкой… Ты согласен?

Я сказал охрипшим голосом:

– Да. И пусть весь мир будет свидетелем.

Он потер ладони, осмотрел меня с головы до ног, взгляд у него был взглядом собственника крупного рогатого скота. Из-за его спины вышли двое, такие же широкие, могучие, настоящие дети земли. Я видел, как поблескивают глаза из-под тяжелых бровей, самих глаз почти не видать, но искорки, как от слюды, потом один прогудел тяжелым голосом, напомнившим мне рев Бернарда: