Риданские истории

Я наломал высохших ветвей и разжег небольшой костер в глубине моего ночного пристанища, чтобы свет от пламени не отражался на камнях снаружи. Тогда я и открыл блокнот, чтобы писать. Я обнаружил, что одна из двух бутылочек с чернилами, должно быть, выпала, когда я бежал. Но, думаю, мне хватит той, из которой я уже израсходовал небольшую часть, когда начал вести этот дневник плывущим на корабле.

Хоть я был и далеко от стоянки команды, но иногда, когда гром не сотрясал воздух своими мощными раскатами, ветер приносил еле слышные голоса матросов. Возможно, в те моменты они переходили на крик?

Ночью мне не спалось, какой уж тут сон! Я разведал, что с верхушки моей пещеры даже видно далекое пламя от их костра. Но как я не напрягал глаза, уставившись в темноту, кроме оранжевого пятнышка я не мог больше ничего разобрать.

К утру меня наконец сморило. Я дремал, облокотившись спиной к холодной каменной стене. Меня разбудил грохот неимоверной силы. Я подумал, что остров разрывается на части. Я выбежал наружу и поднялся повыше. Вдалеке я увидел равнину, разрезанную рваными сияющими линиями. Из их глубин выползали те самые монстры, один из которых и пожрал Хью. В полном смятении я вновь взялся за перо и писал до тех пор, пока не услышал крик, доносившийся со стороны побережья. Я вылетел из пещеры и впился взглядом вдаль. Бедняга Кори… Этот юноша мне нравился больше всех из команды. Чистый и открытый… Еще такой юный… Теперь он навсегда стал частью этого острова, поглощенный сразу тремя безжалостными монстрами. Обращенный в такую же прибрежную скалу, какие торчат из воды, угрожающе скалясь.

Я вновь поглядел на расселину. Кажется, она становилась уже. Она закрывалась, выпустив наружу с десяток существ. Я видел, как несколько особей отделилось от общей толпы и последовали в моем направлении – на запад. Остальные выступили к берегу, туда, где теперь находились Уилфред и Люси. Я надеялся до последнего, что эти трое свернут куда-нибудь в сторону, но они двигались так, будто чувствовали мое присутствие. Кстати сказать, что Трэвис и Самюэль исчезли из моего поля зрения еще вчера утром, поэтому могу сделать вывод, что сегодня их уже нет в живых.

Признаюсь честно, я никогда не слыл трусом, но и не был причислен к бездумным смельчакам. Но сейчас, как бы мне не было страшно, еще ужаснее было стать частью этого острова. Как Хью… Как юнга Кори…

…Я стою на краю обрыва, делая последние записи в своем дневнике. Мои глаза слезятся от ветра, но сквозь мокрую пелену, застилающую их, я еще могу различить крохотные фигурки Люси и Уилфреда, бросающие горящие факелы вглубь рощи. Некоторые деревья сразу вспыхивали, будто солома, и превращались в горящие свечи. Ветер раздувал пламя, перекидывая огонь с ветки на ветку.

Существа в белых одеяниях продирались сквозь дым и оранжевые жгучие языки лесного пожара. Уилфред и Люси отступали к воде, повторяя движения Кори. У меня больше не было сил смотреть, чем закончится это безумие…

Я перекинул ремень через сук одного из деревьев у входа и затянул петлю у себя на шее. Поясная сумка свалилась под ноги и ударилась о каменистую твердь, с такой печальной иронией рассыпав в пропасть золотые монеты, которые я никогда не смогу потратить. Горстку металла, что отняла у меня возможность погибнуть в бою на берегу рядом с Люси и Уилфредом, а не умереть так жалко и одиноко. Со звоном унося вниз лихорадящую болезнь, любезно затянувшую у меня на горле тугой узел…

Тем, кому попадет в руки мой дневник, я скажу лишь одно. Да благословит Господь ваши души».

* * *

– Говорите нашли этот журнал? – капитан Уилсон, мужчина средних лет с офицерской выправкой, имеющий превосходные пышные усы, крутил в руках замызганный дневник с инициалами «Г.Г.» на задней стороне потертой обложки. Он обращался к усталым матросам, облаченным в мокрые синие мундиры.

– Да, сэр. Он лежал у самого спуска в небольшое горное ущелье, что к северо-западу отсюда, – ответил один, часто моргая от косого дождя, бьющего холодными каплями по глазам. – Что-то важное, капитан?

– Нет, солдат. И переживать по этому поводу нет никакой необходимости. Всего лишь заметки какого-то свихнувшегося человека. Вполне возможно, что мы найдем его скелет где-нибудь в ущелье, обглоданный падальщиками, потому как этим записям уже чуть больше года.

Капитан Уилсон убрал выставленную вперед ногу с громадных неровных камней, лежащих посреди песчаного берега. Сложив руки за спиной, он обернулся и поглядел на море. Туда, где в штормовых волнах исчезали последние обломки его быстроходного корабля. Гром исполнял панихиду по утонувшему в черной непроглядной пучине судну, а яркие молнии, точно свечи у алтаря, вспыхивали в хмуром небе желтым таинственным светом.

По правое плечо капитана болтались на сильном ветру покосившиеся от времени столбы, на одном из которых трепыхался обрывок светлой ткани. Рядом примостились несколько деревянных бочек, которые свидетельствовали о том, что когда-то здесь располагался лагерь. И сведенный с ума некий Г.Г., вероятнее всего, был хозяином этой стоянки.

– Вы обнаружили что-то еще, помимо дневника? – не оборачиваясь к солдатам, спокойным голосом спросил Уилсон.

– Нет, сэр. Больше никаких следов человека. Этот остров абсолютно необитаем.

Уилсон понимающе закивал, затем медленно развернулся и нахмурил брови.

– Вы в этом уверены, солдат?

– Определенно!

– Если так, то вы что-то проглядели, – тревожно сказал Уилсон, нацелив взгляд на чернеющую обгоревшими деревьями рощу.

Все, кто выжил при кораблекрушении, а их было ни много ни мало человек шестнадцать, проследили за глазами капитана.

Среди голых безжизненных стволов маячили белые человеческие фигуры людей. Лица были обращены к морю, а ноги несли их навстречу обреченной команде…

* * *

…Они всегда были двух видов – те, что имеют способность к трансмутации и те, что абсолютно бесполезны. Как семена, большая часть из которых прорастает, а другие нет. Первые от вторых сразу избавляются, безжалостно убивая. Они даже визуально отличаются, как пригодное для использования в пищу пшено, имеющее желтый цвет, разнится с черными крупицами необрушенного зерна, идущего в отсев.

Живой и коварный остров выстраивает свои ландшафты, используя эти семена, как строительный материал, а любые живые существа, как удобрение, без которого не взойдет ни одно дерево, не появится лишний выступ на скале. Этот остров создал ловушку для кораблей – шторм, губящий корабли, чтобы таким образом добывать для своего формирования новую материю.

Он имеет сердце. Огромное сияющее великолепие которого я впервые разглядел так близко, паря бестелесным призраком над аметистовой равниной. Капитан Джонс зачастую бывает со мною рядом, хоть мы и не можем сказать друг другу ни слова. Когда ветер подхватывает нас и таких же как мы и кружит над рощей или горами, то мы испускаем потоки воздуха, что вырываются из груди заунывными стенаниями.

Проносясь в вышине, я часто вижу свою пещеру. И то старое дерево, где я простился с миром. А тех, кто не пожелал сделать его объемнее, остров навсегда проклял кружить над ним, словно в водовороте. Мы как глупые мыши, пойманные в когтистые лапы хитрой кошки, что не спешит расправляться со своей жертвой. Она долго с тобой играет, слегка ослабляя свою хватку, чтобы дать надежду на спасение. Но стоит только рвануться с места, и она вновь тугими тисками сжимает твое тело. И так бесконечно долго, пока ты не смиришься с тем, что у тебя не осталось ничего, кроме той маленькой пещеры, в которой ты много раз проживаешь свою смерть и свое рождение.