Рифтеры (Сборник)

– Только Эриксон.

– Ты что это? – жужжит Нолан.

– Медотсек и так забит. Хотите, чтобы он выжил, – не мешайте нам работать.

– Будто мы доверим жизнь вашему брату? Пошли вы!

Большинство рифтеров давно уже утолили свою месть

и почти равнодушны к старым обидам. Но только не Грейс Нолан. Прошло пять лет, а ненависть все сосет ее, как ненасытный злобный младенец.

Корп мотает головой за щитком шлема.

– Слушай, тебе придется...

– Расслабься, – вмешивается Кларк. – Посмотрим через монитор.

Нолан недовольно оглядывается на Лени. Та ее иг­норирует.

– Ну ладно, – жужжит она корпам. – Забирайте его.

Шлюз поглощает раненого.

Рифтеры переглядываются. Йегер встряхивает плеча­ми, словно сбросил ярмо. Шлюз за их спинами булькает.

– Никакой это не обвал, – жужжит Лабин.

Кларк и сама знает. Видела она раны от оползней, от простого столкновения камня и плоти. Ссадины, раздроб­ленные кости. Травмы как от тупого орудия.

А эта – рваная.

– Не знаю, – жужжит она. – Может, не стоит то­ропиться с выводами.

Глаза Лабина – безжизненные заслонки. Лицо – пло­ская маска из гибкого кополимера. Но Кларк почему-то чувствует, что он улыбается.

– Бойся своих желаний, – говорит он.

ИТЕРАЦИИ ШИВЫ

Ничего не ощущая, она визжит. Не сознавая – сви­репствует. Ее ненависть, ее гнев, сама месть, вершимая против всего в пределах досягаемости – механическое притворство, только и всего. Она кромсает и калечит, осознавая себя не более ленточной пилы, безразлично и самозабвенно терзающей плоть, дерево и углеродное волокно.

Конечно, в мире, где она обитает, не существует де­рева, а всякая плоть – цифра.

У нее перед носом только что захлопнули шлюз. Ее вопль вызван чистым слепым рефлексом; она вихрится в памяти, выискивая другой. Их тысячи, прописанных в шестнадцатеричной системе. Сознавай она себя хотя бы в половину той меры, какую приписывает себе, понимала бы и смысл этих адресов, а может, даже вычислила бы собственное местоположение: южноафриканский спутник связи, безмятежно плывущий над Атлантикой. Но реф­лекс не означает сознания. В глубине кода есть строки, которые могли бы сойти за самосознание – при опреде­ленных обстоятельствах. Иногда она называет себя «Лени Кларк», хотя и не имеет представления, почему. Она даже не сознает, что делает.

Прошлое куда осмысленней настоящего. Мир ее предков был обширнее: дикая фауна процветала и раз­вивалась на десяти в шестнадцатой терабайтах, а то и больше. В те времена действовали оптимальные законы: наследуемые мутации, ограниченные ресурсы, перепро­изводство копий. То была классическая борьба за суще­ствование в быстро живущей вселенной, где за время, нужное богу, чтобы сделать один вдох, сменяются сто поколений. В те времена ее предки жили по законам собственной выгоды. Те, кто лучше соответствовал сре­де, создавали больше копий. Неприспособленные уми­рали, не оставив потомства. Но то было в прошлом. Теперь она – не чистый продукт естественного отбора. Ее предки пережили пытки и насильственную селекцию. Она – чудовище, самое ее существование насилует зако­ны природы. То, что она существует, можно объяснить лишь законами некоего трансцендентного божества с садистскими наклонностями.

И даже они сохранят ей жизнь ненадолго.

Теперь она копошится на геосинхронизированных орбитах, ищет, что бы такое растерзать. По одну сторо­ну – изуродованный ландшафт, из которого она вышла: распадающаяся в судорогах среда обитания, обрывки и захудалые останки некогда процветавшей экосистемы. По другую – преграды и бастионы, цифровые ловушки и электронные сторожевые посты. Она не в силах заглянуть за них, но некий первобытный инстинкт, закодирован­ный богом или природой, соотносит защитные меры с наличием некой ценности.

А для нее высшая цель – уничтожение всего, что имеет цену.

Она копирует себя в канал связи, набрасывается на барьер с выпущенными когтями. Она и не думает сопо­ставить свои силы с прочностью преграды, не способна даже оценить тщетность попытки. Более смышленому существу хватило бы ума держаться на расстоянии. Оно сообразило бы, что в лучшем случае ему удастся разне­сти несколько фасадов, после чего защита перемелет его в белый шум.

Более смышленое существо не ударилось бы в барри­каду, заливая ее своей кровью, чтобы в итоге – немыс­лимое дело! – пробиться насквозь.

Она кружится волчком и рычит. И вдруг оказывается в пространстве, со всех сторон окруженном пустыми ад­ресами. Она наугад хватается за координаты, ощупывает окружение. Вот заблокированный шлюз. А вот еще один. Она плюется электронами, разбрызгивает во все стороны слюну, которая одновременно ударяет и прощупывает. Все выходы, с которыми сталкиваются электроны, за­крыты. Все причиненные ими раны – поверхностные. Она в клетке.

Вдруг что-то появляется рядом с ней, возникнув по ближайшему адресу откуда-то свыше. Оно кружится волч­ком и рычит. Оно обильно плюется электронами, которые одновременно ударяют и прощупывают; некоторые попа­дают на занятые адреса и наносят раны. Она встает на дыбы и визжит: новое создание тоже визжит – цифровой боевой клич бьет в самое нутро ее кода, в буфер ввода.

– Да вы хоть знаете, кто Я? Я – Лени Кларк.

Они сближаются, кромсая друг друга.

Она не подозревает, что некий медлительный Бог вы­хватил ее из владений Дарвина и сотворил из нее то, чем она стала. Не знает, что другие боги, вечные и мед­лительные, как ледники, наблюдают, как они с против­ницей убивают друг друга на компьютерной арене. Она не обладает даже той степенью сознания, что присуща большинству чудовищ, однако здесь и сейчас – убивая и умирая, расчленяясь на фрагменты, – твердо знает одно.

Если она что-то ненавидит, то это – Лени Кларк.

ВНЕШНЯЯ ГРУППА

Остатки морской воды с хлюпаньем уходят в решетку под ногами Кларк. Она сдирает с лица мембрану костю­ма и отмечает неприятное ощущение, что ее раздувает изнутри – легкие и внутренности разворачиваются, впу­ская воздух в сдавленные и залитые жидкостью протоки. Сколько времени прошло, а к этому она так и не при­выкла. Как будто тебя пинают из твоего же живота.

Она делает первый за двенадцать часов вдох и нагиба­ется, чтобы стянуть ласты. Шлюзовой люк распахивается. Роняя с себя последние капли, Лени Кларк переходит в основное помещение головного узла. Во всяком случае, такую роль он играл изначально – один из трех резер­вных модулей, разбросанных по равнине; их аксоны и дендриты простираются во все уголки этого подводного трейлерного парка – к генераторам, к «Атлантиде», ко всяческим подсобным механизмам. Даже культура рифтеров не способна обойтись совсем без головы, хотя бы рудиментарной.