Рифтеры (Сборник)

– Черт... – скрежещет его вокодер сквозь шипение помех.

Лабин мгновенно возвращается к работе.

– Кризи? Добрался до блока F?

– Обижаешь. Я бы настроился на мудаков и вслепую, в сраных Саргассах...

– Кто-нибудь покидал комплекс?

– Нет, не думаю. Но... черт побери. Их там такая прорва, что...

– Сколько именно?

– Именно что не знаю! Пара десятков как минимум. И, слушай, Лабин, в них что-то странное – в том, что они излучают. Никогда еще такого не чувствовал.

Лабин вздыхает. Кларк представляет, как он закатывает глаза под линзами.

– Поточнее нельзя?

– Они холодные, парень. Почти все – словно ледыш­ки. То есть настроиться-то я на них могу, но не похоже, чтоб они хоть что-нибудь чувствовали. Может, чем-то одурманены? Я к тому, что рядом с ними ты – каприз­ный ребятенок...

Лабин с Кларк переглядываются.

– Я не в обиду, – жужжит после паузы Кризи.

– У подружки Аликс был зельц, – говорит Кларк. – Вроде домашней зверушки...

А здесь, на пустом океанском дне, в этом скудном микрокосме, детской игрушкой может стать лишь то, чего очень много.

– Иди, – говорит Лабин.

Его «кальмар» причален к стопору у нижнего шлюза. Кларк жмет на газ, и машина, взвизгнув гидравликой, срывается с места.

Челюсть у Кларк вибрирует, принимая передачу. В го­лове звучит голос Лабина.

– Кризи, последний приказ отменяется. Заряд не ста­вить, повторяю, не ставить. Поставь только микрофон и отступай. Чун, отведи своих на двадцать метров от шлюза. В контакт не вступать. К вам идет Кларк, она подскажет, что делать.

«Я-то подскажу, – думает она, – а они пошлют меня куда подальше».

Она правит вслепую, по азимуту. Обычно этого более чем достаточно: на таком расстоянии «Атлантида» уже выделяется светлым пятном на черном фоне. А сейчас ничего подобного. Кларк включает сонар. Зеленый «снег» в десяти градусах от курса – а в нем более жесткое эхо Корпландии, размытое помехами. Только теперь начи­нают проявляться тусклые отсветы – они теряются при попытке сфокусировать на них взгляд. Кларк включает налобный фонарь и осматривается.

По левому борту пустая вода. Справа луч упирается в клубы черного дыма – косая линия завесы пересекает ее курс. Через несколько секунд она окажется в самой гуще. Кларк выключает свет, чтобы не слепил в густом обла­ке. Чернота перед линзами еще немного темнеет. Кларк не ощущает ни течения, ни повышения вязкости. А вот вспышки становятся немного ярче – робкие проблески света сквозь кратковременные разрывы в завесе. Корот­кие, как сигналы стробоскопа.

Свет ей не нужен. Теперь не нужен и сонар: она чув­ствует возбуждение вокруг, нервозность, излучаемую рифтерами и – темнее, отдаленнее – страх из сфер и кори­доров под ними.

И что-то еще, знакомое и чуждое одновременно, жи­вое и неживое.

Океан вокруг нее шипит и щелкает, словно она по­пала в стаю рачков-эвфаузиид. Слабо дребезжат в ответ имплантаты. Она улавливает голоса сквозь вокодеры, но не разбирает слов. Эхо на сонарном дисплее – по всем ста восьмидесяти градусам, но из-за множества помех она не разбирает, шесть их там или шестьдесят.

Прямо по курсу бравада, подкрашенная страхом. Кларк резко сворачивает вправо, но уклониться от столкновения не успевает. Мглу ненадолго разрывает просвет.

– Черт! Кларк, это т...

И нет его. Человек позади на грани паники, но не ранен: при повреждении тела мозг дает вспышку опре­деленного рода. Кажется, это был Бейкер. Их становится трудно различить в наплывающем льду фонового созна­ния, полностью лишенного чувств. Оно раскинулось под клубком человеческих эмоций платформой из черного обсидиана. В последний раз, когда она сталкивалась с подобным сознанием, то было подключено к живой ядер­ной бомбе. И пребывало в одиночестве.

Она резко задирает нос «кальмара». В имплантаты бьются новые сонарные импульсы, вслед ей звучит хор испуганных механических голосов. Она не отвлекается. Шипение в плоти слабеет с каждой секундой. Скоро худ­шее остается внизу.

– Кен. Слышишь меня?

Ответ доносится с задержкой – на таком расстоянии уже сказывается скорость звука.

– Докладывай, – наконец отзывается он. Голос сма­зан, но понять можно.

– У них там внизу умные гели. Много, штук двадцать или тридцать. Собраны в конце крыла, возможно, прямо в наружном шлюзе. Не понимаю, как мы раньше их не выцепили. Может, они просто... терялись в шуме помех, пока не слились воедино.

Задержка.

– Есть догадки, чем они занимаются?

В прошлый раз, на Хуан де Фука, они умудрились сделать очень точные выводы из перемены в мощности сигнала.

– Нет. Они просто там... есть. И думают все сразу. Будь там один или два, я могла бы что-нибудь прочи­тать, а так...

– Они меня обыграли, – перебивает ее Лабин.

– Обыграли?

Что это в его голосе? Удивление? Неуверенность? Кларк подобного еще не слышала.

– Чтобы я сосредоточился на блоке F-3.

«Это гнев», – понимает Кларк.

– Но зачем? – спрашивает она. – Тоже мне блеф – не думали ведь они, что мы спутаем это с людьми?

Смешно: даже Кризи сообразил, что дело нечисто, а ведь он никогда не сталкивался с зельцем. С другой стороны – много ли корпы понимают в «тонкой на­стройке»? Они могли забыть о различиях.

– Это не отвлекающий маневр, – бормочет в пустоту Лабин. – Им больше негде выйти, сонары непременно засекут...

– Ну и что...

– Отводи людей, – резко командует он. – Они ма­скируют... заманивают нас и что-то маскируют. Отводи...

Бездна сжимает кулак.

Она лишь на миг стискивает тело Кларк – даже не больно. Здесь, наверху, не больно.

В следующий миг приходит звук: вуфф! Водоворот. Вода наполняется механическими воплями. Ее закручива­ет в потоке. Дымовая завеса под ней колеблется, вскипает и рвется, потревоженная изнутри, озаряется тепловым свечением...

Кларк что есть сил жмет на газ. «Кальмар» тянет ее вниз.

– Кларк! – Как видно, звук взрыва дошел до голов­ного узла. – что происходит?

Симфония рвущегося металла. Нестройный хор голо­сов. Их меньше, чем было, понимает Кларк.

«Мы потеряли генератор, – тупо думает она. – Я слы­шу крики.

Слышу, как они умирают».

И не просто слышит. Крики возникают в голове рань­ше, чем доходят до ушей: дикая химическая паника нат­риевыми вспышками поджигает рептильную часть мозга, умная кора в беспомощном смятении, сознание разбито, как дешевая стекляшка.