Рикошет

— Ты нужна мне. Дай мне больше, Обри. Все, что у тебя есть.

Давление сжимало мой живот с каждым ударом его члена, который облегчал боль внутри меня.

Он вышел, снова повернул меня на спину и поцеловал, прежде чем скользнутьназад в меня.

Я перекатилась на него сверху, ногти впились в его грудь, разрывая плоть. Набросившись на него ртом и не размыкая поцелуй, я потянула за его губу зубами и прикусила. Он вернул дикость жестким, властным поцелуем, потянув меня за волосы. Мы превратились в спутанные конечности, царапались, кусались, ударялись. Уничтожали друг друга. Я не могла насытиться им и молилась, чтобы не кончить, потому что не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Я хотела трахать его, пока не ослабну, не останусь избитой, разбитой кучей ничего иного, кроме как мягких костей.

Его пальцы вонзились в мои бедра, пока я объезжала его. Моя грудь подпрыгивала с каждым жестким насаживанием на его член, и, подняв голову с подушки, Ник сомкнул свой рот на моем соске.

Мой желудок сжался, когда боль пронзила чувствительную плоть. Грань пошатнулась, мышцы воспламенялись все сильнее и сильнее.

Он потянул меня назад на себя, вцепившись пальцами в плечи, вжимаясь в кости, когда направлял меня вверх и вниз, вверх и вниз. Врезаясь, врезаясь, врезаясь.

Я выкрикнула его имя. Мольба? Казалось, она стучала в небеса, некоторое время умоляя впустить ее, прежде чем упала назад на землю.

Иголки помчались по моей крови, и его горячее семя выстрелило во мне, пока я снова и снова кричала его имя, а его проклятия отскакивали от стен.

Он сжал ладонями мои щеки, страсть загорелась в его глазах, дыхание дрожало от его освобождения.

— Я люблю тебя, Обри, — сказал Ник осипшим хрипом, прежде чем его губы обрушились на меня. — Мой красивый маленький огонек.

Я улыбнулась.

— Я тоже тебя люблю.

Скользкий слой пота, крови и спермы покрывал наши тела на влажных простынях, где мы уничтожали друг друга. Счастливо уничтожали друг друга в течение нескольких минут.

— Мне стоит наказать тебя за то, что ты делаешь с моим телом, — его хриплый голос защекотал мне ухо, и он рухнул рядом со мной на кровать, привлекая меня к себе. — Но я не смог бы причинить тебе боль, даже если бы попытался.

Наши безумные вдохи, наконец, замедлились, он соскользнул с постели и протянул мне руку. Он мог бы направить меня прямо к краю скалы, и я бы последовала за ним. Мне было все равно — мне нужно было снова почувствовать его тело напротив меня, поэтому я взяла его за руку.

Подводя меня к ванной, он бросил несколько лепестков мыла в белую антикварную чашу на деревянной подставке прямо снаружи душа. Внутри он повернул кран с водой и притянул меня к своему телу. Пар смешался с теплым ароматом тикового дерева, и вода в сочетании с его руками погрузила меня в транс, пока он мыл мое тело. Стекло кабинки, в отличие от остального стекла в доме, было матовым, но складывалось ощущение экзотического уличного душа с потоком лунного света, а свежий воздух смешивался с паром.

Живой. Он, черт возьми, живой. Я могла бы прокричать слова, которые танцевали у меня в голове. Больше не одна. Месяцами я мучила себя мыслью о том, что мне придется воспитать ребенка в одиночку. И я бы это сделала. Мой мир наконец ощущался цельным. Завершенным.

— Часть меня все еще чувствует, что я сплю, а ты на самом деле не здесь, — я закрыла глаза, когда он массировал мои волосы.

— Я на самом деле здесь, — щипок, что пришелся мне на сосок, заставил меня завизжать, и я потянулась назад, чтобы ударить его по бедру. Когда он обнял меня, я почувствовала себя маленькой рядом с ним. — Мне жаль, что я упустил столько возможностей посмотреть, как ты принимаешь здесь душ.

— Вечеринка каждую ночь. Все эти грязные мысли я держала при себе. Вполне уверена, что Матэусу понравилось шоу.

Его руки напрягались вокруг моего тела.

— Кто такой Матэус?

— Семидесятилетний сторож на острове.

Напряженность ослабела.

— Я убью его, — ответил он с улыбкой в голосе.

— Мистер Райдер, вы ревнуете?

— Только когда дело касается тебя, — он куснул меня за ухо и провел руками по моему телу. — Скажи мне, чего ты хочешь, Обри. Чего бы ты ни потребовала, я дам тебе это.

— Тебя. Чего же еще?

— Я твой, — его голос стал мрачным. — Но иногда я... сложный. Прошло много времени с тех пор, как я делился чем-то с женщиной. Я не хочу возвращаться к старым привычкам, но ты стала моей зависимостью. А мои пристрастия, как известно, уничтожают меня.

Я повернулась в его объятиях, чтобы посмотреть на него, мои глаза оказались на уровне татуировки на его груди.

— Я не хочу легкости и отсутствия проблем. Я хочу любви, которая делает меня чертовски сумасшедшей и иррациональной. Я хочу утонуть в ней и никогда не возвращаться за воздухом.

И я говорила это серьезно. В нашей любви не было ничего нормального или типичного. Нам нужно было быть одним горячим безумным хаосом за все, что мы выстрадали, но так же, как цветок вырастает от слез, упавших с неба, наша любовь росла от боли. Она расцвела во тьме и выросла со временем.

Я поцеловала его руку, крепко обняла, этим утверждая, что я принадлежу ему. Опустив взгляд, я проследила за очертанием его татуировки.

— Потерять тебя было пулей прямо в мое сердце.

— Я обещал, что вернусь, — он приподнял мой подбородок пальцем, и наши взгляды вперились друг в друга. — Я всегда выполняю свои обещания.

— Тогда обещай мне вечность.

Схватив меня за волосы, Ник отклонил мою голову назад, оставив дорожку поцелуев по моему горлу, пока не достиг моего уха.

— Обещаю, — прошептал он.

— Я люблю тебя.

— Я полюбил тебя первый, — поспорил он.

— А я люблю тебя в два раза больше.

— Туше, — улыбка коснулась его глаз — этой сверкающей лазури, по которой я так сильно скучала. — Ты не должна была становиться моей, Обри. Но я возьму тебя. Всю тебя. — Его рука ласкала мой живот, и, опустившись на одно колено, он поцеловал мой пупок. — И любой ублюдок, который попытается отнять у меня хоть кого-нибудь из вас, познает невыносимую боль.

Я провела пальцами по его волосам.

— Я останусь с тобой. Нравится тебе это или нет.

Он встал, возвышаясь надо мной. Когда наклонился вперед и поцеловал, обняли мое тело, как теплое защитное одеяло.

— Мне нравится, — сказал он, улыбаясь мне в рот.

Возможно, надежда не была такой жестокой сукой, в конце концов.

Кроме того, мы были не более чем двумя сломанными половинками, но вместе наши зубчатые края идеально соединились во что-то новое. В конце концов, он спас меня, а взамен я спасла его.