Римляне и варвары. Падение Западной империи

Эти федераты не были расселены в сельской местности в отличие от тех, которых Констанций и Аэций расселили в Галлии в 418 и в 440-443 годах соответственно. В нашем случае варвары были размещены в городе Коммагенис, подобно тому как римских солдат расквартировывали в городах¹⁷. Но было и другое, более существенное различие между варварами из Коммагениса и везеготами из Аквитании II или бургундами из Савойи. Варвары из Коммагениса заключили договор не с императором и не с его представителем, а с Romani, I. 4. Немного позже в книге мы снова встречаем слово Romani, и на этот раз автор описывает их как habitatores oppidi (II. 1), граждане Коммагениса. Иначе говоря, варвары заключили договор не с имперскими властями, а с жителями одного из городов¹⁸. Значение этого события трудно переоценить. В прежние времена жители города, по своей воле открывшие границу и допустившие варваров на землю Империи, считались бы изменниками родины. Подобное невозможно было даже представить¹⁹. В V веке центральное правительство могло расселять варваров (если они уже прорвались в провинцию и их невозможно было оттуда изгнать) на территории целой провинции или на обширной, хотя и не до конца определенной, территории Савойи (Са-баудии), но оно бы никогда не позволило варварам поселиться ни в одном городе. Основная цель подобных поселений состояла в том, чтобы обеспечить правительство достаточной военной силой. Но кучка воинов-вар-варов, которых можно было поселить в небольшом городке, таком как Коммагенис, не представляла большой военной ценности для Империи в целом. По крайней мере мы не знаем ни одного случая, когда римские власти разрешили бы федератам поселиться в одном, и только в одном городе. В этом не было бы никакого смысла.

Все эти факты говорят о том, что если жители одного города заключили подобный договор и допустили в приграничную область группу варваров, то, очевидно, римская администрация в этой провинции уже прекратила существование. Подобное соглашение было бы невозможно, если бы провинцией Норик Прибрежный все еще управлял губернатор. Губернатор немедленно подверг бы жестокому наказанию жителей города, которые бы решились допустить варваров в провинцию и заключать с ними соглашения по собственной инициативе. Ясно, что к этому времени ни губернатора провинции, ни его чиновников уже не существовало. Норик Прибрежный уже не находился под властью императора. Отныне каждый город мог — или должен был — сам заботиться о себе, подобно тому как британские города должны были сами заботиться о себе и до и после 410 года.

Мы не знаем, кто были эти федераты. На другом берегу реки, напротив Коммагениса, жил народ, называвшийся руги²⁰. Вероятно, федератов пригласили поселиться в городе в первую очередь для того, чтобы защитить Коммагенис от ругов и от банд ругов-грабителей, но кто были сами федераты, мы не знаем. Единственное, что можно предположить, — это то, что они не были ругами.

Несмотря на присутствие в городе федератов, горожане не чувствовали себя в безопасности в то время, когда там появился Северин (I. 4). Почему? Кто был тот враг, который приводил их в ужас? Ответ ясен. Горожане боялись своих собственных федератов, то есть варваров, которых они сами же поселили в своем городе. Читая книгу, мы не видим никакого другого врага, которого они могли бы так опасаться. Очевидно, отношения между горожанами и теми, кого они наняли для своей защиты, к тому времени ухудшились и теперь были крайне напряженными. Но затем случилось счастливое (с точки зрения горожан) событие: однажды ночью произошло землетрясение. Варвары перепугались, бросились вон из города и разбежались кто куда, думая, что на них напали «враждебные соседи», тстогит ИоБИит оЬ$1с!юпе, II. 2. Эту фразу часто неверно истолковывали. Здесь имеются в виду их соседи-римляне, горожане, жившие бок о бок с ними²¹. В темноте и неразберихе варвары начали убивать друг друга (II. 2).

Этот инцидент дает нам представление о том, какая обстановка царила в городе. Горожане допустили в город федератов с тем, чтобы они их защищали, однако затем присутствие федератов стало угрожать их безопасности. Федераты со своей стороны также опасались неожиданного нападения горожан, их нанявших. Очевидно, атмосфера в городе была накалена. Любая мелочь могла ее взорвать. Землетрясение стало тем событием, которое окончательно нарушило хрупкое равновесие.

Есть удивительное сходство между этой ситуацией и тем периодом британской истории, когда римской администрации уже давно не было на острове. Согласно Гильдасу, некий «гордый тиран» вскоре после 446 года (в это время консулом в третий раз был Аэций) пригласил в свою часть Британии воинов-саксов и поселил их там в качестве «федератов». Уже очень скоро его отношения с ними стали еще более напряженными, чем отношения жителей Коммагениса со «своими» федератами. К несчастью для гордого тирана, землетрясения в этой части света редки и ни одного землетрясения, которое могло бы его избавить от трудностей, не случилось²².

Таким образом, из первой главы «Жизни» можно сделать вывод, что еще до того, как Северин начал свою деятельность в Норике Прибрежном, имперская власть там уже перестала существовать. Она исчезла полностью. От римских гарнизонов также ничего или почти ничего не осталось, раз жители города вынуждены были пригласить в город варваров для своей защиты от врагов и их решение осталось безнаказанным. Когда

Северин начинал свое служение, трибун по имени Мамертин (позднее он станет епископом) еще командовал в Фавианисе какими-то солдатами, но они были так малочисленны и так плохо вооружены, что он не решился атаковать банду варваров, промышлявших грабежом в окрестностях города. Несмотря на то что в городе располагался его отряд, разбойники, не раздумывая, уводили с собой людей, оказавшихся за пределами города, и скот. А когда солдаты Мамертина все же атаковали разбойников, они сделали это, отойдя всего на две мили от городских стен (IV. 1-4). Нигде в книге нет и намека на то, что поблизости были другие римские командиры, к которым Мамертин мог бы обратиться за помощью. Очевидно, рядом не было никого, и Мамертин мог рассчитывать только на себя. Интересно, как сами горожане воспринимали эти события: когда в округе появились разбойники, горожане не стали ждать защиты от трибуна. Они не бросились к Мамертину и не стали умолять его атаковать разбойников. Еще меньше они рассчитывали на то, что смогут сами вооружиться и оттеснить разбойников. Вместо этого они в слезах пришли к Северину и стали жаловаться ему на свои несчастья, но (если подытожить подробный рассказ Эвгиппия) тот не смог предложить им ничего конструктивного (IV. 1). Они были совершенно беспомощны.

Некоторое время спустя Гизо, королева ругов, находясь в деревне поблизости от Фавианиса, приказала схватить нескольких свободных римских граждан и перевезти их на северный берег Дуная. При этом автор не упоминает о каких-либо солдатах, находившихся в Фавианисе (под командованием Мамертина или кого-то другого), которые могли бы защитить этих несчастных людей (VIII. 2). Еще через некоторое время разбойники, называвшиеся скамары, стали бесчинствовать всего в двух милях от города, и опять-таки наш автор не упоминает о присутствии каких-либо римских войск (X. 1-2). Далее в своей книге Эвгиппий еще несколько раз говорит о Фавианисе, но по-прежнему нигде не упоминает о находящихся там солдатах; наоборот, из главы XXXI. 1 мы узнаем, что население города платит дань ругам. Очевидно, что вскоре после победы над разбойниками Мамертин стал епископом, а его солдаты были распущены. С этих пор город остался без всякого военного прикрытия.

Солдаты, находившиеся в Батависе, продержались дольше. В гл. XX автор рассказывает о том, как некоторые из них были посланы в Италию с поручением привезти их «последнее жалованье», extremum Stipendium. Почему это названо именно так? Как солдаты могли знать, что это будет их «последнее» жалованье? Они не могли предвидеть, что власти в Италии решили им больше ничего не платить. Ведь эти люди были солдатами, а не ясновидцами. Только одно объяснение напрашивается само собой. Солдаты сами решили, что это будет их последним жалованьем. Получив его, они собирались покинуть военную службу и либо разойтись по домам, либо заняться другой работой. Во всяком случае, нет сомнения в том, что когда их посланцы по дороге в Рим или в Равенну попали в руки варваров и были убиты, солдаты разбежались. Они понимали, что больше им платить не будут. Кроме того, даже если несколько castella все еще были заняты римлянами, это еще не означает, что римские гарнизоны были многочисленны. В гл. XL. 1 автор говорит, что практически ни один castellum не избежал нападения, а жителей тех castella, которые обратились за помощью к Северину, Эвгиппий описывает как гражданских людей: accolae, cives eiusdem loci, pars plebis, plebem (XI. 1-2). Это, без сомнения, верно и в отношении castella, расположенных в Норике Средиземноморском, которые упоминаются в гл. XXV. 2. Население везде состояло из гражданских людей, а не из солдат.

Последний солдат Норика, о котором мы знаем, — это Авициан. Видимо, это был рядовой, а не офицер, так как автор называет его просто miles. Этот человек появился после смерти Северин а в 482 году. Один из ругов по имени Фердерух заставил его выкрасть ценные предметы из алтаря церкви монастыря св. Северина (XLIV. 2). Он был одиночкой. У него не было ни одного товарища, которого можно было попросить о помощи. В этой части света он имел странную честь быть последним солдатом римской армии. Мы не знаем, сколько он оставался таковым и когда он последний раз получил свое солдатское жалованье. Но так как эпизод, в котором он так бесславно участвовал, относится к 492 году, то он, возможно, оставался одиноким солдатом на протяжении многих лет, превратившись почти что в престарелого и неприкаянного призрака²³.

То, что граница уже не существовала, подтверждается и тем, что, по описанию Эвгиппия, между территорией ругов к северу от Дуная и прежней римской провинцией к югу от него шло оживленное движение. Как мы уже видели (с. 104), в самом начале своего служения св. Северин излечил от болезни приведенного к нему сына женщины из племени ругов.. После исцеления мальчика «весь народ ругов» стало стекаться к Северину, чтобы выразить ему свое почтение и попросить исцелить их болезни. Варвары из других племен также приходили к нему, и среди них Одоакр. Северин, не жалея сил, выкупал у варваров их римских пленников. Одному из тех, кто был выкуплен вместе с женой и детьми, он велел вернуться на северный берег Дуная и разыскать некоего человека на варварском рынке, in nundinis barbarorum (IX. 1. f.), то есть на рынке, открытом один раз в неделю, если слово nundinae употреблено в точном смысле. Очевидно, не было ничего странного в том, что на варварском рынке мог появиться римлянин. Хотя торговать там римлянам, вероятно, не разрешали, так как жители Бойотро позднее просили Северина отправиться к королю Феве и получить разрешение для них торговать на этом рынке (XXII. 2). Было бы интересно узнать, (1) почему жители Бойотро так стремились торговать в сельской местности к северу от Дуная, (2) какие товары они предлагали на продажу, (3) что они надеялись импортировать в обмен на свои товары, (4) почему на территории прежней римской провинции не было рынка, отвечавшего их требованиям. К. сожалению, Эв-гиппий не дает ответа ни на один из этих вопросов. Северин и сам в первые годы своего служения пересекал реку, правда, направляясь не к ругам, а к скамарам (X. 2)²⁴. В гл. ХІЛІ. 1 Эвгиппий рассказывает о том, как Фердерух, брат Февы, пришел на встречу с Северином в окрестностях Фавианиса. Он пришел ех тоге, то есть не в первый раз. Напрашивается вывод, что уже в первые годы пребывания там Северина на этом участке Дуная римской границы не существовало. Каждый, кто хотел, легко мог переправиться с северного берега на южный, хотя переправа с юга на север могла оказаться гораздо более трудным делом, и по сравнению с прежними временами это была печальная перемена. Много позже Северин также бывал на северном берегу, но в глубь территории варваров он не удалялся (XXIII. 1). Среди тех, кто в первые годы деятельности Северина путешествовал из северных территорий в южные, была королева ругов Гизо. Автор сообщает, что она посетила деревню в непосредственной близости от Фавианиса (с. 109). Спустя некоторое время она опять побывала к югу от Дуная, чтобы поблагодарить Северина за то, что он вызволил ее сына из рук похитителей. Гораздо позже она и ее муж снова переправились через реку и в 482 году посетили Северина на его смертном одре (ХЬ. 1). (Трудно представить себе, чтобы в IV веке, при Вален-тиниане I какая-нибудь Гизо решилась переправиться через Дунай или через Рейн!) Таким образом, в течение всего периода деятельности Северина в Норике границы Империи уже не существовало, и путники могли свободно переезжать с одного берега реки на другой. Любой мог по своему желанию въезжать в Империю и выезжать из нее. Как мы видели, имперская администрация также исчезла, а от имперских войск остались только два небольших отряда, которым, вероятно, годами не платили. Из сочинений Прокопия мы знаем, что в ситуации, когда солдаты долго не получали жалованья, был высок процент дезертиров. Многие подразделения продолжали служить годами, но только из корысти. Они зарабатывали свое «довольствие» тем, что грабили римских жителей провинций, тех самых, которых призваны были защищать. Правда, о подобной практике в Норике нам ничего не известно.

Наконец, последнее доказательство. Когда в 476 году патриций Орест был убит Одоакром и его сторонниками, один италийский священник благородного происхождения, Примений, тесно связанный с Орестом, бежал, опасаясь убийства. Он укрылся в Норике Прибрежном. С его стороны было бы бессмысленно бежать из одного владения Одоакра в другое. Следовательно, Норик Прибрежный уже перестал к тому времени быть частью Римской империи²⁵.

Утверждение, что во времена св. Северина граница Империи еще существовала, не выдерживает критики. К сожалению, мы не можем точно или хотя бы приблизительно сказать, когда власть императоров перестала распространяться на Норик Прибрежный. Мы знаем об одном знаменательном событии, которое произошло в Норике в 430—431 годах: жители провинции восставали, но были разгромлены, причем подавлением вое-станин руководил сам Аэций в течение, видимо, двух лет²⁶. В V веке в Западной империи жители провинций (мы не говорим о военных или даже о государственных служащих) нечасто поднимали восстания. Единственную аналогию в этот исторический период можно найти в Арморике и Британии, где произошли восстания гражданского населения, имевшие, по словам историка Зосима, социальный характер и направленные на полное отделение от Римской империи²⁷. Мы не знаем, верно ли это в отношении восстания в Норике и восстаний 430-431 годов. Мы также не знаем, как долго после этого Аэцию удавалось держать ситуацию в Норике под контролем. Когда Приск в 449 году посетил лагерь Аттилы Гунна, он встретил там некоего Промота, которого он называет «губернатором» (агсИоп) Норика, но, к сожалению, не уточняет, был ли он губернатором Норика Прибрежного или Средиземноморского, хотя есть основания полагать, что имеется в виду Норик Средиземноморский²⁸. Если это действительно так, то, скорее всего, после восстания 430—431 годов Норик Прибрежный уже недолго оставался под контролем Римской империи. Вероятно, эти восстания были серьезными, раз для подавления их понадобились две военные кампании под командованием самого Аэция.

3. Руги

Кто же были эти руги, занимающие столько места в «Житии Северина»?²⁹ Руги жили на противоположном берегу Дуная напротив Фавианиса (VIII. 2, XXXI. 1) и были одним из небольших германских народов, населявших территории за северной границей Римской империи. Они были родственны готам³⁰, но при этом далеко не так сильны, как остроготы, которые в те годы, к которым относится начало «Жизни», и некоторое время после этого жили в Нижней Паннонии. Руги просили у этих остроготов разрешения пройти через Норик Средиземноморский в Италию, а когда готы такого разрешения не дали, Флаккифей, король ругов, решил, что готы собираются их убить³¹. Руги — единственные из варваров, живших за северной границей, которые страдали от римских разбойников: римские грабители нападали на них с южного берега Дуная (V. 3). Однажды какие-то разбойники, ШгЬа Іаігосіпапйит, похитили нескольких ругов³². Северин советовал королю ругов Флаккифею не пересекать Дунай в погоне за похитителями: «Если ты это сделаешь, — говорил он, — тебя убьют». Похитители поджидали ругов в трех засадах. Совет святого означал: «Не переправляйся на южный берег» (руги жили на северном берегу). Разбойники жили на южном берегу, то есть это были римляне, которые грабили территории варваров и похищали их с тем, чтобы затем, возможно, перепродать на юг в качестве рабов.