Римлянин
Шрифт:
Далее он громко хвалил Карла Петера Ульриха, который, цитата, «единственное утешение в это трудное для него время и единственное напоминание о безвременно покойной любви».
После тронувших многих дам в бальном зале слов, он начал официально приветствовать особо знатных гостей.
Первой Карл Фридрих приветствовал Елизавету, дщерь Петра. Отношения у них с герцогом были очень тёплые, это было видно по тому, какими эпитетами он описывал её красоту и благородство. Не знай Таргус достоверно, что Карл Фридрих безумно любит только свою покойную жену, подумал бы, что он к ней так подкатывает.
Она прибыла по случаю прогремевшей на всю Российскую империю победы над Данией, по слухам состоявшуюся
Следующим он приветствовал ландграфа Вильгельма VIII Гессен-Кассельского, который приехал как бы от Фредрика I, короля шведского. Он по происхождению германец, но Фредрик I, являющийся его родным братом, удачно женился на Ульрике Элеоноре Шведской, которая передала ему всю власть над государством. Технически у ландграфа нет связи со Швецией, но все здесь понимают, что Фредрик I его визитом этак ненавязчиво обозначает своё присутствие на этом большом балу. Слишком явное появление его представителя выставило бы его в нелицеприятном свете, ведь Карл Фридрих обошёлся с августейшей особой очень грубовато, но он победил, причём сработав и на пользу Швеции тоже, поэтому не показать своего участия Фредрик I не мог.
Для Таргуса все эти династические хитросплетения не имеют никакого значения, точнее он их всех в гробу видел, но приходилось слушать, запоминать и… заводить новые дела в его шифрованной картотеке.
Пусть у него есть Зозим, которая практически живёт там и подшивает всё новые и новые сведения к папкам, но папок уже очень много, поэтому Таргус начал задумываться выделить какой-нибудь зал кильского дворца под новую картотеку.
Пока он обдумывал обеспечение безопасности новой картотеки, Карл Фридрих прекратил здороваться со всякими аристократами, по законам Римской республики аристократами не являющимися. Далее он объявил начало «шлезвигского стола». Концепцию герцог уловил во время одного давнего разговора с Таргусом касательно дальнейшей судьбы Дании и Норвегии. Таргус тогда применил термин «шведский стол», в контексте того, что Дания и Норвегия станут блюдами на столе для Швеции. Карл Фридрих, умевший внимательно слушать, правильно понял, что Таргус применил некое расхожее выражение, вероятно, не с Земли.
Пришлось ему рассказать про шведские столы, которые он вынужден был устраивать для деловых партнёров и иногда даже сотрудников во время своего пребывания в США 1970-х годов. Таргусу эта концепция не нравилась, он вообще, как истинный римлянин, предпочитал по возможности есть полулёжа, ведь римские учёные доказали, что так можно съесть больше, ибо давление на желудок ослабевает, при этом снижается риск развития сахарного диабета, ведь углеводы, из-за медленной скорости эвакуации пищи из желудка, расщепляются медленнее. В легионе приходилось есть сидя, в иных мирах тоже, никто там не ценил римский метод, поэтому он привык, но это не значит, что это ему нравится.
А шведский стол — это ад для римлянина. Большей частью приходится есть стоя с тарелкой в руке, как невоспитанный варвар, но даже если есть возможность сесть за стол, это не избавляет от необходимости снова подниматься и идти за добавкой, ведь если наложишь себе столько, сколько надо, люди вокруг подумают, что ты обжора или у тебя какие-то проблемы с едой.
Карл Фридрих, оценивший идею, загорелся ею и включил в программу большого бала целых три раза. Первый в самом начале — чтобы перекусить перед танцами, второй через полтора часа, а третий под самый конец, ближе
к трём часам ночи.«И этого я ждал целую неделю?!» — возмущённо подумал он, глядя на удивлённых нарядных людей, которые смотрели на заносимые слугами столы с обилием разных яств, аккуратно нарезанных и готовых к употреблению.
Карл Фридрих с самодовольным лицом человека, который сумел всех удивить, взирал на недоумевающих гостей.
— Это у нас называют шлезвигским столом, — как о чём-то обыденном поведал он скучающим тоном. — Берите тарелки и приборы, набирайте яств сколько душе угодно и насыщайтесь! Впереди грандиозные танцы!
Таргус обречённо закатил глаза и отвернулся.
Он бы сейчас с большим удовольствием посмотрел бокс…
Пока гости объедались влетевшими казне в крупную сумму экзотическими блюдами, Таргус вспоминал. Он любил бокс, причём даже ту его версию, которая происходит в катакомбах Рима, в ямах Мясников. Свои турниры, свои чемпионы, славившиеся на всю республику…
— Эх… — вздохнул он, вновь повернувшись к с упоением жрущим гостям.
Вопреки ожиданиям Карла-Фридриха, получилось ровно так, как говорил Таргус: никто не остановился до тех пор, пока вся еда не была уничтожена, до последней оливки и до последнего черпака вишнёвого пунша. До последней виноградинки. Никто не выжил…
«О, нет-нет, это будет благароднишее сабрание, лучшии люди Эуропы!» — мысленно передразнил Таргус Карла-Фридриха, который не до конца разбирался в человеческой природе. — «Ха-ха!»
Объевшиеся гости уже были не готовы к танцам, кому-то из них скоро понадобится в туалет…
— Кхм-кхм, танцы, благородные гости! — подняв челюсть с пола и недовольно посмотрев на оказавшегося правым Таргуса. — Музыку!
Вообще всё это должен делать распорядитель бала, но Карл Фридрих небезосновательно считал себя выдающимся экспертом по танцам, поэтому взял роль мастера церемоний на себя.
Объевшиеся благородные особи начали разделяться на пары и занимать места. Таргус отошёл в тень под лестницей, чтобы ненароком не зашибли. Маленького Таргуса могут зашибить многие, а вот взрослого — никто. Ему нужно было просто дожить до своего былого состояния.
Танцевали куранту, французский бальный танец, широко известный и популярный ещё во времена Людовика XIV.
«Вот эта их любовь к цифрам после имени…» — отвлечённо подумал Таргус. — «Вот Пётр Первый, это ладно, первый же… Но Людовик ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ?! Каково торчать в списке четырнадцатым или пятнадцатым одного и того же имени? Мы специально придумывали прозвища, чтобы не было слишком много совпадающих по имени персон, а эти, судя по всему, ещё и гордятся длинным цифрам после имени! Варвары-франки…»
Танец закончился, дали время на передышку, к мрачному Таргусу подошла уже виденная Елизавета Петровна.
— Какой милый юноша… — улыбнулась она. — Неужто сам? О, я вижу сходные черты, похож на деда! Бровищи посмотри какие!
Она это говорила какой-то светловолосой женщине её возраста.
— Карл Петер Ульрих, — представился Таргус. — Честь имею.
— Цесаревна Елизавета, дщерь Петровна, — представила ему Елизавету неизвестная женщина.
Таргус поклонился. Цесаревна — это по германским традициям принцесса. Живёшь с волками — воешь по-волчьи.
— Говорят, ты свободно изъясняешься на высокой латыни, — с весёлым прищуром произнесла Елизавета Петровна.
— Люди много говорят, иногда даже правду, — ответил Таргус на родной для себя латыни.
— Я всё равно не понимаю ни черта, — простовато махнула рукой Елизавета. — Ещё говорят, что это ты — отец виктории над датчанами.
— Истина, — коротко кивнул Таргус.
— Но тебе ж шести лет от роду нет! — удивилась Елизавета.
— Есть, — усмехнулся Таргус.
Повисла недоуменная пауза.