Римский сад

Гостиная была забита чемоданами; между аквамариновым с желтыми колесиками и огромной косметичкой с медными молниями затерялись Синьор Пеппе, плюшевый медвежонок Анджелы, и Дьявол — медвежонок Эммы, размером поменьше. Генерал так обозвала младшую сестру, когда Психо разорвала пополам ее игрушку. Набивка Синьора Пеппе вылезла наружу, будто его стошнило собственными внутренностями.

«Дьявол, а не ребенок», — сказала Анджела, серьезно глядя на плюшевого мишку. Теперь живот Синьора Пеппе пересекал грубый вертикальный шов, как после операции на открытом сердце, Яркое солнце отважно проникало в дом через окно. Все было идеально.

Довольная Франческа села рядом с дочерью и проверила телефон. Четыре непрочитанных сообщения. Важных только два. Ева: «Я уже скучаю по тебе, подруга, но уверена, что все будет замечательно. У тебя прекрасная семья, и это все благодаря тебе, удачной поездки, дорогая, я скоро к тебе приеду!!!» (Ева жила с сыном-младшеклассником в районе Порта Романа, в нескольких шагах от их миланского дома.)

Отец: «Удачи, котенок». Он до сих пор называл так ее, а теперь еще и внучек. Котенок, котенок два, котенок три. Это все, что они могли выжать из своих отношений. Пусть лучше так.

— Фра? — из спальни вышел сияющий Массимо. — Иди сюда, посмотри.

Эта комната оказалась именно такой, о какой они мечтали: большая, полная света, сияющая белизной. Они посмотрели друг на друга. И для картин нашлось подходящее место. В углу уже стоял распакованный манеж для младшей дочери, Франческа положила туда Дьявола. Руки наконец освободились, и она смогла обнять Массимо.

— Тебе не кажется, что дом с нами поздоровался? — спросил он и тут же закрыл тему: — Ну да и ладно.

«А знаешь что? — хотелось ей ответить. — Я тоже об этом подумала».

— Это прекрасная квартира, — сказала Франческа.

Она поцеловала Массимо, и он поцеловал ее; они повторяли снова и снова, и его рука слегка коснулась ее колена, затем бедра, а затем голой кожи под клетчатой юбкой, поднялась выше, медленно, и она почувствовала, как у нее сладко закружилась голова — восхитительно, — как вдруг из другой комнаты раздался голос.

— Солнце высоко, пора обедать, — приказала Генерал.

— Это ты виноват, ты ее научил, — засмеялась Франческа.

— Как прикажете, Генерал! — Массимо тоже засмеялся и пошел к Анджеле.

Франческа легла на двуспальную кровать — такая огромная и удобная, так приятно лежать — и подумала о них с Массимо, обнаженных, о его руках, о его поцелуях, о его прикосновениях. Она сладко вздохнула и прикрыла глаза, улыбаясь в потолок. Подняла веки.

Потом сняла очки. Без них она ничего не видела. Она пробовала пользоваться контактными линзами, но дело было заведомо проигрышным. Кроме того, ей нравились очки. И Массимо нравились. Он говорил, они придают ей женственности. Франческа открыла глаза. Она заметила на потолке какое-то темное пятнышко — наверное, плесень. Нет, не плесень: оно двигается, дышит.

Франческа приподнялась на локтях, присмотрелась. На потолке и правда что-то извивалось, вроде червяка, но толще и более слизистое. Нечто распухшее, словно обожралось чего-то — чего? — и вот-вот лопнет. Франческа снова надела очки. И собралась позвать Массимо, но странная штука перестала шевелиться. Франческа подождала. Ни малейшего движения. Теперь нечто на потолке казалось обычным пятнышком, ничего особенного.

Надо проверить — она поставила пометку в глубине сознания, в укромном уголке, куда даже хозяину иногда нет хода, — и выбросила из головы. Из гостиной доносились знакомые голоса. Франческа закрыла глаза.

«Ты с ума сошла, раз ушла из журнала. Это дело всей твоей жизни», — услышала она слова Евы. Улыбнулась.

Я не сошла с ума, я наконец-то свободна.

4

В дверь позвонили. Запыхавшийся Массимо заглянул в спальню.

— Да кто там, кто там пришел? Тут такой бардак.

Квартира и в самом деле была завалена коробками, которые привезла транспортная компания, и чемоданами.

— Мы только что переехали, — потянулась Франческа. — Беспорядок — это нормально.

Она встала с постели, бодрая как никогда.

За дверью оказалась элегантно одетая дама лет семидесяти — шелковая рубашка и черные брюки, пара старинных золотых серег, длинных, до плеч, простых, но в то же время элегантных, светлые короткие волосы уложены в изысканную прическу, в руках букет белых нарциссов — она выставила его далеко вперед, так что первым на пороге их дома оказался букет.

— Я могла бы испечь вам торт, — сказала она с едва заметным французским акцентом, словно погребенным годами общения на другом языке, — но побоялась отравить.

Она улыбнулась. Очаровательная открытая улыбка.

— Добро пожаловать в «Римский сад», — и дама смерила их взглядом миндалевидных льдистых глаз.

Третий человек, который поздоровался с ними за — сколько? За несколько часов? Четвертый, если считать дом.

Они не знали, куда ее усадить, гостиная больше походила на поле боя, и Эмма как раз проснулась. Говоря откровенно, Психо не просто просыпалась, как остальные дети. Она восставала, словно одержимый бесами.

Массимо пошел за девочкой, а Франческа попыталась освободить стул, чтобы усадить синьору. Та и бровью не повела, ее не смутили ни раздрай вокруг, ни вопли Эммы. Она расчистила место на столешнице из белого дерева и небрежно уронила букет на блестящую поверхность, как оперная дива в собственной гримерке.

— Дорогуша, — сказала она, — меня зовут Колетт, — и протянула Франческе белую руку. Три тонких браслета идеально круглой формы из темного золота звякнули на ее запястье.

Вскоре после этого пожилая синьора, похожая на актрису («Если бы у малышек была такая бабушка! — думала Франческа. — Такая шикарная бабушка, было бы хорошо, если бы они тоже стали такими»), нашла чайник и чашки в коробках — с первого раза, хоть ей и пришлось кружиться, будто в танце, в этом хаосе, парить над ним, — и теперь потягивала зеленый чай. «Я подумала, у тебя дома его нет», — сказала синьора, доставая три пакетика из сумочки. Она жила на третьем этаже в этом же здании. И теперь рассказывала о соседях. Франческа завороженно слушала. Массимо пытался скрыть зевоту.

— Еще есть синьора Руссо, вот увидите, она вам все уши прожужжит, какая у нее особенная дочь, Беа. Ее муж никогда не бывает в Риме, он актер, — она прошептала имя, и оно на самом деле принадлежало известному актеру. — Он столько зарабатывает, что они могли бы себе позволить жилье в центре, но захотели остаться здесь. Мы тут все знаем друг друга.

Массимо извинился и попробовал было встать, но старушка удержала его за руку и продолжила:

— Синьора Руссо — очень хороший человек. Собственно, как и все здесь. Мы все друзья или родственники. Мы основали кооператив и годами ждали, чтобы все наладилось и… — она нахмурилась, стрельнула в сторону льдистыми глазами. — Мой муж так и не успел тут пожить.